Вероника Рот - Инсургент
— Невозможно «прогуляться по данным», — повторяет молодой человек. — Это нелогично.
— Это метафора, — поясняет Кристина и морщится, — Правда?
— Метафора или просто фигура речи? — уточняет он и тоже хмурится. — Или это метафора определенной категории под названием "фигура речи"?
— Фернандо, — одергивает его Кара. — Соберись.
Он кивает.
— Дело в том, — продолжает Кара. — Что сеть передачи данных существует, пусть это и неэтично, но в данный момент может оказаться нам на руку. Есть возможность получить доступ к данным других фракций, но можно не только получать, но и передавать данные. Если мы отправим данные, которые вы ищите, в любую другую фракцию, то спасем их, обезопасив от возможного уничтожения.
— Когда ты говоришь «мы», — начинаю я. — Ты гарантируешь, что…
— Что мы пойдем с вами? — перебивает она. — Очевидно, не все мы пойдем, но некоторые из нас обязательно. Или вы рассчитываете самостоятельно сориентироваться в штабе Эрудитов?
— Вы должны осознавать, что, идя с нами, рискуете жизнью, — замечает Кристина. Она улыбается. — И никто не будет с вами нянчиться только потому, что вы не хотите разбить очки или что-то в этом роде.
Кара снимает очки и переламывает их пополам.
— Мы рисковали жизнью, убегая от своей фракции, — напоминает девушка. — И мы рискнем еще, чтобы уберечь нашу фракцию от самой себя.
— Кроме того, — раздается тихий голос за Карой. Это девочка не старше десяти-одиннадцати лет ростом Каре по локоть. Черные волосы, такие же короткие, как мои, ореолом завитков окружают ее голову. — У нас есть полезные устройства.
Кристина и я обмениваемся взглядами.
Я спрашиваю:
— Какие устройства?
— Это просто прототипы, — отвечает Фернандо. — Так что нет необходимости изучать их.
— Исследование не наше дело, — отвечает Кристина.
— Тогда, как вы меняете жизнь к лучшему? — спрашивает маленькая девочка.
— На самом деле, мы этого не делаем, — говорит Кристина, вздыхая. — Она вроде продолжает ухудшаться.
Девочка кивает:
— Энтропия.
— Что?
— Энтропия, — щебечет она. — Это теория, что постепенно вся материя во Вселенной движется к одной температуре. Также известна, как «тепловая смерть».
— Элия, — говорит Кара. — Это грубейшее упрощение.
Элиа показывает Каре язык. Я не могу удержаться от смеха. Я никогда не видела ни одного Эрудита, показывающего язык. Но опять же, я почти не общалась с совсем юными Эрудитами. Только с Джанин и людьми, которые работают на нее. В том числе с моим братом.
Фернандо приседает рядом с одной из кроватей и вынимает коробку. Он роется в ней в течение нескольких секунд, затем поднимает небольшой круглый диск. Он сделан из бледного металла, который я частенько видела в штабе Эрудитов, но никогда в другом месте. Он кладет диск на ладонь и протягивает мне. Когда я подхожу к нему, он отскакивает в сторону.
— Осторожно! — восклицает он, — Это из штаба, не что-то, что мы сами придумали. Ты была, когда они напали на Искренность?
— Да, — отвечаю я. — Была.
— Помнишь момент, когда разлетелось стекло?
— Ты там был? — спрашиваю я, щурясь.
— Нет. Они записали все и показали кадры в штабе Эрудитов, — отвечает он. — Ну, все выглядело так, будто стекло рухнуло из-за выстрелов, но это не совсем так. Один из солдат Бесстрашных бросил вот это возле окна. Устройство посылает беззвучный сигнал, что и приводит к разрушению.
— Хорошо, — говорю я. — И как это поможет?
— Можно использовать в качестве отвлекающего маневра, разбив все окна разом, — поясняет он с легкой улыбкой, — Особенно эффектно в штабе Эрудитов, где очень много окон.
— Действительно, — соглашаюсь я.
— А что еще есть? — спрашивает Кристина.
— Дружелюбным это понравится, — говорит Кара. — Где же оно? Ах. Здесь.
Она поднимает черный пластиковый ящик, такой маленький, что можно обернуть его вокруг пальца. В верхней части отверстие из двух кусков металла, похожих на зубы. Она щелкает переключателем в нижней части отверстия, и луч синего света протягивается через щель между зубами.
— Фернандо, — зовет Кара. — Хочешь продемонстрировать?
— Ты что, шутишь? — спрашивает он, тараща глаза. — Никогда не повторю этого снова. Ты опасна с этой штукой.
Кара усмехается и объясняет:
— Прикосновение этой штуки крайне болезненно, стоит дотронуться, и тебя вырубит парализатор. Фернандо обнаружил это вчера. Я сделаю так, что Дружелюбные смогут защитить себя, не прибегая к огнестрельному оружию.
— Это… — я вздыхаю. — Ты все поняла.
— Ну, технологии должны делать жизнь лучше, — говорит она. — Независимо от того, что ты думаешь, там она нам очень пригодится.
Что моя мать сказала в симуляции?
«Меня беспокоит, что твой отец бушует из-за вреда, причиненного тебе Эрудитами».
Что делать, если она права, даже будучи лишь частью моделирования? Мой отец научил меня видеть Эрудитов определенным образом. Он никогда не учил меня тому, что они ничего не знают о том, как выглядят со стороны, и продолжают создавать необходимые нам вещи. Он никогда не говорил мне, что они могут быть смешными, или, что они способны на критику в адрес собственной фракции.
Кара бросается к Фернандо с парализатором, смеясь, когда он отпрыгивает назад.
Он никогда не говорил, что Эрудит способен предложить мне помощь даже после того, как я убила ее брата.
Нападение начнется во второй половине дня, пока не стало слишком темно, чтобы оставалась возможность разглядеть голубые повязки, которыми отмечены некоторых Бесстращные предатели. Как только обсуждение нашего плана закончено, мы идем через сад к поляне, где стоят грузовики. Когда я выхожу из-за деревьев, то вижу, что Джоанна Рейес сидит на капоте одного из автомобилей, ключи болтаются у нее в руках.
За ней стоит небольшая колонна машин с Дружелюбными, но не только с ними, я замечаю тяжелые прически Отреченных. С ними Роберт, старший брат Сьюзан.
Джоанна спрыгивает с капота. В задней части грузовика, на котором она только что сидела, находится куча ящиков, помеченных словами "ЯБЛОКИ", "МУКА", "КУКУРУЗА". Хорошо, что нам нужно вместить сзади только двоих людей.
— Привет, Джоанна, — приветствует Маркус.
— Маркус, — отвечает она. — Надеюсь, ты не против, что мы поедем с вами.
— Конечно, нет, — уверяет он. — Веди.
Джоанна отдает Маркусу ключи и лезет в кабину одного из других автомобилей. Кристина идет к кабине грузовика, а мы с Фернандо идем к кузову.
— Ты не сядешь спереди? — спрашивает Кристина. — И ты называешь себя Бесстрашной…
— Я иду в ту часть грузовика, где мне, вероятно, не захочется блевать, — отвечаю я.
— Рвота — часть нашей жизни.
Собираюсь спросить у нее, как часто ее рвало, когда грузовик резко дергается вперед. Я чуть не выпадаю и хватаюсь за корпус обеими руками, но после нескольких минут, когда я привыкаю к тычкам и толчкам, отпускаю. За нами движется грузовик с Джонной за рулем.
Чувствую себя спокойно, пока мы не достигаем ограды. Я ожидаю встретить тех же охранников, которые пытались остановить нас, когда мы въезжали внутрь, но ворота выглядят покинутыми; их левая часть открыта. Дрожь зарождается где-то в моей грудной клетке и передается моим рукам. Где-то между знакомствами с множеством новых людей и построением планов, я совсем забыла, что хотела ввязаться в смертельную битву. Я могу умереть сразу после того, как поняла, как сильно хочу жить.
Колонна замедляется при проезде через забор, будто в ожидании, что кто-то выскочит и остановит нас. Все тихо, только цикады поют в далеких деревьях и слышен шелест шин грузовых автомобилей.
— Думаешь, бой уже начался? — спрашиваю я Фернандо.
— Может быть, а может быть, и нет, — отвечает он. — У Джанин полно информаторов. Кто-то, вероятно, сказал ей, что что-то может произойти, чтобы она призвала все силы Бесстрашных к штабу Эрудиции.
Я киваю, но думаю о Калебе. Он являлся одним из информаторов. Не могу понять, почему он считает, что внешний мир стоит скрывать, почему убежден в этом до такой степени, что сдал всех, о ком он, якобы, заботился Джанин, которую вообще никто не заботит.
— Ты когда-нибудь встречал человека по имени Калеб? — спрашиваю я.
— Калеб, — произносит Фернандо. — Да, был у меня Калеб в классе инициированных. Блестящий, но он был… как же звучит этот разговорный термин? Подлиза, — он ухмыляется. — Был ряд различий между посвященными. Те, кто принял все суждения Джанин, и те, кто этого не сделал. Очевидно, что я был в последней группе. Калеб был в первой. Почему ты спрашиваешь?
— Я познакомилась с ним во время пребывания в тюрьме, — отвечаю я, и мой голос становится отстраненным. — Просто интересно.
