Athanasy: История болезни - Михаил Мавликаев
Полынь уставилась в темноту пещеры, закусив губу.
– Тут опять какой-то подвох? – подумав, спросила она. – В ящике я выйду из Плёнки тарелками?
– Ну, не тарелками… Может, кирпичами. Панелями, блоками, топливными брикетами. Достойная судьба.
– Мне это не подходит, – решительно ответила Полынь.
Лошадь заскрипел зубами так сильно, что на пол начала сыпаться эмаль.
– Голодно! Очень голодно! Сколько можно ждать?! На часах минус четыре тысячи килокалорий утра! Ты мне задолжала, понимаешь?
– Постой, постой! Послушай!
– Послушаю, когда покушаю. Когда я ем, я глух и нем.
– Последняя просьба! – воскликнула Полынь, попятившись.
Лошадь остановился посреди тоннеля и внезапно заулыбался.
– Три желания, да? Загадываешь последнее желание? Как в сказке? Ведь я в книге.
– Да!
– Весело! Весело! Ладно, кроваво-красна девица, молви, чего тебе надобно?
– Мне нужно… – осторожно начала Полынь, – Мне нужно, чтобы ты отвёл меня к тому, кто сможет придумать, как мне помочь.
– Эй! Нечестно! Если тебе смогут помочь, то как я тебя съем?
Она помолчала, отчаянно копаясь в израненной памяти; после недолгих мучений из глубин сознания всё-таки вынырнуло что-то ценное:
– Именно третье желание всегда должно исполняться, разве нет? Как в сказке.
Лошадь уставился костяными наростами глаз в потолок и издал протяжное хмыканье.
– Такой закон я нарушить не могу, – сказал он с предельно серьёзным видом и опустил голову обратно. – Следуй за мной, неутомимая искательница приключений.
Со сдавленным вздохом Полынь убрала руку с цепа и наконец позволила себе вытереть заливающий глаза пот.
Новый путь вёл вниз – обратно в глубины Плёнки. Воздух снова нагрелся; в просвете тоннеля сгустился влажный туман. Каждое движение в этой пелене собирало на кожу порцию липкой влаги, которая тут же покрывала оголённые кости и мышцы, успокаивая боль. Словно ласковое и заботливое прикосновение.
Уже знакомый хаос живых стен вдруг разбила неуместная упорядоченность. Из рыхлой и упругой толщи тут и там выныривали тонкие белые нити. Они устремлялись в одном направлении, переплетаясь и сливаясь в жилы, которые становились всё толще и толще. Серый цвет постепенно начал вытеснять привычную гамму розово-красного мира вокруг.
Полынь невольно замедлила шаг. Весь тоннель впереди превратился в белую трубу, стенки которой были сплошь выложены толстыми канатами, свитыми из тысяч и тысяч нитей.
– Не не-е-е-ервничай, – сказал Лошадь на ходу. Он посмеялся и многозначительно пошевелил мышцами лба.
Он спокойно прошёлся по живому ковру из серых волокон и двинулся дальше. Полынь с внутренним содроганием ступила вперёд. Стоило только голой коже ступни коснуться белого слоя, как по телу пробежала волна искрящейся щекотки. Мышцы сами собой задёргались, а пальцы ног сжало болезненной судорогой.
Полынь закусила губу и отправилась вдогонку за Лошадью, морщась от каждого шага.
Проводник уже ожидал её; он переминался с ноги на ногу и крутился на месте у круглой арки, полностью скрученной из белёсых жгутов.
– Третье желание исполнено, – сказал он подошедшей Полыни, – сказке конец. Дальше реальность. Я в реальность не пойду. Был, плавал, не понравилось.
– Но я даже не знаю, куда ты меня привёл!
– Знания в желании не было.
– Но как я узнаю, что ты действительно исполнил моё желание?
Лошадь перестал щериться жадной улыбкой и заговорил с неожиданной связностью:
– То, что лежит дальше… Оно сможет тебе помочь. Не сомневайся. Это в его власти. Но ничего хорошего в этом нет. Ты говорила, что хочешь вернуть память одному человеку? Лучше бы тебе сходить за ним прямо сейчас.
– Почему?
– Если ты пойдёшь дальше одна, то вместо тебя может вернуться кто-то совсем другой. Может вернуться лошадь. И она может решить… Что ей никто больше не нужен. Что она ходит сама по себе. Как лестница.
Его голос звучал спокойно и тихо. Но Полынь почему-то почувствовала, как напрягаются мышцы затылка, пуская волну дрожи вниз по позвоночнику.
– Я поняла, – смогла проговорить она. – Спасибо.
– Спаси-и-и… – рассеянно повторил эхом Лошадь; но так и не закончил сказанное.
Он отвернулся и заковылял в полумрак тоннеля, пока совсем не скрылся из виду. Только голос доносился глухим эхом:
– Спаси-и… Спаси…
Но вскоре затих и он.
Полынь осталась совсем одна.
Глава 19
Меня зовут Джосайя
Нет пути домой.
Полынь растерянно прошлась туда и обратно по коридору, не в силах решить, в какую же сторону отправиться. После чего стукнула кулаком по голове, ругая себя за глупость.
Она пришла к своей цели – но как вернуться обратно? Как забрать Глупого?
Можно поискать ещё одного проводника. Но от одной только мысли об этом на ладонях выступал холодный пот. Теперь, после всего увиденного, стало совершенно ясно – с Лошадью ей сильно повезло. Больше такого везения не будет.
К тому же, как она объяснит, куда ей нужно идти? «Приведи меня к одной конкретной кучке шахтёров из тысячи?» Нет. Это не сработает.
Нет пути назад. Но без Глупого у неё нет смысла идти вперёд.
В груди, где-то под рёбрами, словно открылась жадная чёрная пасть, высасывающая из тела силы и тепло. Бесполезным мусором в памяти всплыло имя этой пасти – отчаяние.
Полынь уселась на пол и привалилась спиной к стене. Потом медленно, страшась собственной идеи, провела по стене рукой.
Один проводник всегда рядом. Всегда готов помочь. Но цена этой помощи каждый раз грозила стать слишком высокой. Разговаривая с Плёнкой, Полынь ощущала себя спичкой, просящей помощи у пожара.
– Просто голос… – прошептала она вслух, – просто очень громкий голос в голове…
Она закрыла глаза и осторожно откинула голову назад. Затылок прижался к трепещущей плоти, после чего погрузился в стену.
Выгнать собственные мысли из сознания нелегко. С каждым ударом сердца тело нагнетало в голову страх, вливало бурлящую кровь, от которой тяжелели виски, а на глазах выступали слёзы. Стоило только разогнать стайку слов, крутящихся в черепе, как на их месте начинало клубиться что-то тёмное и пугающее, не требующее формы для того, чтобы существовать.
Полынь нахмурилась и сосредоточилась на мысли о том, что нужно перестать мыслить; из-за этих усилий она не заметила, как в голове начал шептать чужой голос:
– Нет страха. Нет боли. Только то, чего ты захочешь. Мы существуем для тебя. Послушай наши песни.
Полынь судорожно схватилась за горло. Слова прозвучали не просто в голове – они донеслись из её рта.
Усилием воли она удержала голову на месте. Затылок нагрелся; граница между стеной и собственной кожей перестала ощущаться, и от этого становилось только страшней.
– Мне не нужны песни, – сказала Полынь, – мне нужна помощь.
– Мы знаем, – рассмеялась она в ответ на собственные слова. – И мы можем помочь.
– Приведи меня к моему дому, к моим рабочим. Приведи меня к Глупому.
– Зачем тебе идти к нему, если можно привести его к тебе?
– Нет! – Полынь взволнованно дёрнулась, но не осмелилась встать. – Ты можешь потушить его! У него в голове совсем ничего не осталось!
– Он сильнее, чем ты думаешь… Наше общение с ним длится дольше, чем с тобой.
– Но я оказалась в этом месте раньше! Что это значит? Отвечай!
Затылок мягко отпружинил от стены; Полынь по инерции дёрнулась вперёд и чуть не прикусила язык. Голова болталась на плечах, словно пустой и лёгкий шарик: выметены и выжжены свои мысли, ушли бесследно чужие.
Из горла вырвался стон, полный боли и страха; но она не двинулась с места. Дело сделано. Если Глупый и сможет прийти под руководством Плёнки, то придёт он именно сюда.
Значит, остаётся только ждать.
Иногда на поверхность стены или потолка медленно выныривали целые костяки: полуоформленные тела, слепые и немые. С мучительной неторопливостью они дрейфовали мимо; неоднородный поток извивался и закручивался, колыхая их, отчего казалось, что тела загребали руками и ногами, словно самые раздетые в мире пловцы.
Некоторое время Полынь развлекалась, пытаясь оторвать от стены одно из тел целиком, – но каждый раз оно распадалось прямо в руках, а его фрагменты бесследно рассеивались в плоти. Вскоре это безнадёжное дело ей надоело, и она принялась за своё любимое занятие: охоту за светящимися гнойничками.
Но даже это удовольствие
