Евгений Лукин - Грехи наши тяжкие (сборник)

– У тебя с ним… – прохрипел он, – было что-нибудь? Было?

Лава запрокинула залитое слезами лицо.

– Почему меня всё время мучают! – отчаянно закричала она. – Коля! Коля! Приди, хоть ты меня защити!..

Радим отпрянул. Посреди хижины из воздуха возник крепкий детина с глуповато отвешенной нижней губой, одетый странно и ярко.

– Ну ты вообще уже, – укоризненно сказал он Лаве. – Хоть бы предупреждала, в натуре…

Трудно сказать, что именно подвело такого опытного словесника, как Радим. Разумеется, следовало немедля пустить в ход повелительное наклонение и отправить страшного гостя обратно, в прошлое. Но, то ли поражённый внезапным осуществлением мрачных фантазий о словесном поединке с человеком из прежних времён, то ли под впечатлением произнесённых соперником жутких и загадочных слов (кажется, впрочем, безвредных), мастер словесности, как это ни прискорбно, растерялся.

– Чтоб тебе… Чтоб… – забормотал он, отступая, и детина наконец обратил на него внимание.

– А-а… – понимающе протянул он с угрозой. – Так это, значит, ты на неё хвост подымаешь?

И Радим с ужасом почувствовал, как что-то стремительно прорастает из его крестца. Он хотел оглянуться, но в этот момент дверь распахнулась, и на пороге возник вовремя подоспевший староста. Возник – и оцепенел при виде реющего за спиной Радима пушистого кошачьего хвоста.

– Во! – изумился детина, глядя на перекошенного остолбеневшего пришельца. – А это ещё что за чудо в перьях?

Что произошло после этих слов, описанию не поддаётся. Лава завизжала. Радим обмяк. Детина, оторопев, попятился от старосты, больше похожего теперь на шевелящееся страусиное опахало.

– Что ты сделал! Что ты сделал!.. – кричала Лава.

Продолжая пятиться, детина затравленно крутил головой. Он и сам был не на шутку испуган.

– Что ты сделал!..

Детина уткнулся спиной в стену. Дальше отступать было некуда.

– Да что я такого сделал?.. – окрысившись, заорал он наконец. – Я тут вообще при чём?.. Что вам от меня надо!.. Да пошли вы все в…

И они пошли.

Все.

1993

Там, за Ахероном

И Я говорю вам: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители.

Глава 1. На хозрасчёте

ЛЕПОРЕЛЛО:

Да! Дон Гуана мудрено признать!

Таких, как он, такая бездна!

ДОН ГУАН:

Шутишь?

Да кто ж меня узнает?

Во втором круге было ветрено. Как всегда. Насыщенный угольной пылью ревущий воздух норовил повалить тяжёлую тачку и, врываясь в многочисленные прорехи ватника, леденил душу.

Душа, она ведь тоже, как и тело, способна испытывать и боль, и холод. Разница лишь в одном: душа бессмертна.

Обглоданная ветром скала заслонила низкую, сложенную из камня вышку, и дон Жуан остановился. Навстречу ему порожняком – в тряпье, в бушлатах – брела вереница погибших душ. Подперев свою тачку булыжником, дон Жуан отпустил рукоятки и, надвинув поплотнее рваный треух, стал поджидать Фрола.

Фрол Скобеев был, как всегда, не в духе.

– В горние выси мать! – злобно сказал он, тоже останавливаясь. – Сколько было баб у Владимира Святого? А? Семьсот! И всё-таки он – Святой, а я – здесь! Эх, начальнички…

За четыреста лет дружбы с Фролом дон Жуан изучил русский язык в совершенстве. Но в этот раз Скобеев загнул нечто настолько сложное, что дон Жуан его просто не понял. Что-то связанное с Великим Постом и посохом патриарха Гермогена.

– За что страдаем, Ваня? – надрывно продолжал Фрол. – Ну сам скажи: много сюда нашего брата пригнали в последнее время? Да вообще никого! Плюют теперь на это дело, Ваня! За грех не считают! Так за что же я почти пятерик отмотал?!

Над обглоданной ветром скалой появилось ехидное шерстистое рыло охранника. Правое ухо – надорвано, рог – отшиблен.

– Эй! Развратнички! – позвал он. – Притомились, тудыть вашу? Перекур устроили?

– Обижаешь, начальник, – хрипло отозвался дон Жуан. – Портянку перемотать остановился…

Свою легендарную гордость он утратил четыреста лет назад.

– Сбегу я, Ваня, – сказал сквозь зубы Фрол, снова берясь за рукоятки своей тачки. – Ей-чёрт, сбегу!

Размышляя над этими несуразными словами, дон Жуан довёз тачку до третьего круга. Холодный, рвущий душу ветер остался позади. Его сменил тяжёлый дождь с градом. Крупная ледяная дробь разлеталась под ногами. Тачку занесло. Грешники третьего круга перегрузили уголь на салазки и покатили под уклон – в глубь жерла. Там, в четвёртом круге, грузный мокрый уголь свалят на корявые плоты и вплавь по мутному и тепловатому уже мелководью Стикса – на тот берег, туда, где над чугунными мечетями города Дит встает мартеновское зарево нижнего Ада.

– Запомни пригорочек, Ваня, – со странным блеском в глазах зашептал Фрол, когда их тачки снова встретились. – Пригорочек, а? За которым мы в прошлый раз остановились! За ним ведь низинка, Ваня! И с вышки она не просматривается…

– Да ты повредился! – перебил его дон Жуан. – Бежать? Куда? В Лимб? В первый круг? Заложат, Фрол! В Лимбе – да чтоб не заложили!..

– Зачем же в Лимб? – И шалая, опасная улыбка осветила внезапно лицо Фрола. – Можно и дальше…

– Дальше – Ахерон, – холодно напомнил дон Жуан – и вдруг понял: – Ты что затеял, Фрол? Там, за Ахероном, – жизнь! А мы с тобой тени, кореш! Тени!

– Я всё продумал, Ваня, – сказал Фрол. – Тебе одному говорю: у них в первом круге есть каптёрка. Сам слышал – начальник охраны и этот, с обломанным рогом, беседовали… Они же, когда на дело идут, в «гражданку» переодеваются, Ваня! И у них там есть каптёрка! Тела, понимаешь? Новенькие! На выбор!

– Но ведь она же, наверное, охраняется! – ошеломлённо сказал дон Жуан. – И там же ещё Харон!..

– ЗАКОНЧИТЬ РАБОТУ! – оглушительно произнёс кто-то в чёрном клубящемся небе. – У КОГО В ТАЧКАХ УГОЛЬ – ДОСТАВИТЬ ДО МЕСТА И ПОРОЖНЯКОМ ВОЗВРАЩАТЬСЯ В КАРЬЕР. ОБЩЕЕ ПОСТРОЕНИЕ.

– Что-то новенькое… – пробормотал дон Жуан.

Их выстроили буквой «П», и в квадратную пустоту центра шагнул начальник охраны с каким-то пергаментом в когтях.

– В связи с приближающимся тысячелетием Крещения Руси Владимиром… – начал он.

– Амнистия! – ахнули в строю.

Дон Жуан слушал равнодушно. Ему амнистия не светила ни в каком случае. Как и все прочие во втором круге, он проходил по седьмому смертному греху, только вот пункт у него был довольно редкий. Разврат, отягощённый сознательным потрясением основ. Кроме того, выкликаемые перед строем фамилии были все без исключения славянские.

– Скобеев Фрол!..

Дон Жуан не сразу понял, что произошло.

– Ваня… – растерянно произнёс Фрол, но его уже извлекли из общей массы. Он робко подался обратно, но был удержан.

– Ваня… – повторил он – и вдруг заплакал.

Дон Жуан стоял неподвижно.

Колонна амнистированных по команде повернулась нале-во и двинулась в направлении третьего круга. Через Стигийские топи, через город Дит, через Каину, через Джудекку – к Чистилищу.

В последний раз мелькнуло бледное большеглазое лицо Фрола.

– ПРИСТУПИТЬ К РАБОТЕ! – громыхнуло над головами.

– Сучий потрох! – отчаянно выкрикнул дон Жуан в бешено клубящийся зенит. Очередной шквал подхватил его крик, смял, лишил смысла и, смешав с угольной пылью, унёс во тьму.

Глава 2. В «гражданке»

МОНАХ:

Мы красотою женской,

Отшельники, прельщаться не должны,

Но лгать грешно: не может и угодник

В её красе чудесной не признаться.

Сверзившись в низину вместе с тачкой, дон Жуан припал к земле и замер. Если расчёт Фрола верен, то его падения никто не заметит. А заметят? Ну, виноват, начальник, оступился, слетел с тачкой в овражек…

Вроде обошлось.

Дон Жуан стянул с головы треух и вытер лоб. Жест совершенно бессмысленный – души не потеют.

Тачку он решил бросить, не маскируя. Угольная пыль проела древесину почти насквозь: что земля, что тачка – цвет один.

Пригибаясь, дон Жуан добрался до конца Фроловой низинки и, дождавшись, когда охранник на вышке отвернётся, вскочил и побежал. Ветер здесь был сильнее, чем в рабочей зоне. Сразу же за бугром сбило с ног, и пришлось продолжить путь ползком…

Обрыв, по которому беглецу предстояло вскарабкаться в Лимб, был адски крут. Правда, на противоположной стороне круга есть удобный пологий спуск, но лучше держаться от него подальше. Дон Жуан имел уже один раз дело с Миносом, и этого раза ему вполне хватило.

Первая попытка была неудачна. Ватник и стёганые штаны сыграли роль паруса, и дона Жуана просто сдуло с кручи. Он сорвал с себя тряпьё и полез снова – нагая душа меж камнем и грубым, как камень, ветром.

В конце концов он выполз на край обрыва и некоторое время лежал, боясь пошевелиться, оглушённый внезапной тишиной. В это не верилось, и всё же он достиг Лимба.