Андрей Колганов - Жернова истории
Оргбюро… Исчез Андреев, а ведь про него я точно помню – был! Появились Фрунзе и Дзержинский, но так и должно было быть? Или в той жизни они были лишь кандидатами? Опять не могу вспомнить. Каганович – только кандидат в члены Оргбюро. А это как? Так же, как было, или иначе? Увы, на этот раз кнопка F1 не срабатывает (шучу, однако…).
Секретариат… Мама родная! Упразднили-таки пост генсека! И Сталина в секретариате вообще нет. И Кагановича нет! Появились Бубнов и Угланов, которые, как мне кажется, были введены туда, но позже, не сразу по итогам съезда…
Итак, что же мы имеем в сухом остатке? Верные сторонники Сталина потеснены, но еще сохраняют некоторые позиции. Заметно усилились «умеренные» (или «правые») большевики, сторонники Рыкова, Томского, Бухарина. Но и Зиновьев с Каменевым провели своих людей, хотя и не так много. А что же со Сталиным? Неужели за ним остались только посты в Политбюро и Оргбюро – и никаких прямых административных рычагов в руках?
Ответ я получил в том же номере «Правды», читая сообщения о сессии ВЦИК. Опаньки! Иосиф Виссарионович у нас стал председателем Совнаркома.
Это, конечно, не почти всесильный генсек, имеющий в руках послушный Секретариат, но тоже кое-что. Немного зная Сталина, надо надеяться, что он сможет распорядиться этим постом должным образом. Хотя трудновато ему придется на первых-то порах. Не позавидуешь. Наркомами так не покомандуешь, как секретарями ЦК. Да и вникать придется не в одну лишь аппаратную механику и политические расклады, а в бездну и прорву конкретных хозяйственных вопросов.
Ну а Рыкова куда дели? Замом Сталина. Так, Каменев остался председателем СТО (но эта некогда очень важная должность все больше и больше превращается в декоративную). По наркоматам… А не помню я, кто каким тогда заведовал! Те, про кого помню, – все на месте. Куйбышев – нарком РКИ и одновременно председатель ЦКК. Цюрупа – председатель Госплана. А, вот и первое отличие! Нарком по военным и морским делам – Фрунзе, а не Троцкий. Но дальше – опять все на своих местах. Дзержинский – председатель ВСНХ. Рудзутак – глава НКПС. Красин – наркомат внешней торговли, Чичерин – НКИД…
Кстати, что же с Троцким? Смотри-ка, практически как в моей реальности! Член коллегии ВСНХ. И до кучи – всякие комитеты: концессионный, научно-технический, энергетический, да еще и совещание по качеству. Ну-ну. Знаем мы, чем борьба за качество обычно кончается…
В начале июня, шестого числа, после работы иду, как уже пристрастился делать каждую пятницу, в динамовский тир на Лубянке. Иду, размышляя, что занятия стрельбой просто так – бессмысленны, если я не собираюсь выступать в соревнованиях… или обзаводиться собственным оружием. Но вот только обещание Лиды подобрать что-нибудь компактное пока так и осталось обещанием. И – на тебе! – у самого входа как раз и встречаюсь с Лидой Лагутиной.
Поздоровавшись, вместе спускаемся в подвал. За стрельбой особо не поболтаешь, но даже после тренировки, когда я провожал ее по Неглинке, а затем по бульварам домой, она была неожиданно молчалива. Мы перешли Тверскую, и Лида вдруг повернула в сторону, противоположную дому, направившись к скамейкам, огибавшим плавной дугой памятник Пушкину. Народу на бульваре в этот час было немало, но свободные места нашлись, и, повинуясь ее молчаливому приглашению, присаживаюсь рядом с ней.
Какое-то время она не произносила ни слова, и у меня была возможность обежать взглядом вокруг.
Дальше по бульвару, на невидимой для нас из-за деревьев и кустов небольшой эстраде, имевшей характерную форму раковины, духовой оркестр энергично наяривает что-то из вальсов Штрауса, а потом переходит на «Дунайские волны». Рядом с нами на скамейках и поодаль, на своеобразных тяжелых металлических стульях, расположились весьма разнообразные типажи. Оказалось, что уже и в это время в ходу цветные надувные шарики, с которыми носятся дети. Мимо степенно прогуливаются девушки в довольно длинных юбках, но я обращаю внимание на то, что мода начала уже их стремительно укорачивать, во всяком случае по сравнению с прошлым годом. Можно разглядеть светлые нитяные чулки, на некоторых – белые (тоже писк моды, наверное?). А вот туфельки на большинстве простенькие, парусиновые.
В толпе бросаются в глаза красные косынки – это в основном девчонки из рабочей молодежи, хотя не у всех из них цвет косынок – красный. Проходят по аллеям франтоватые матросы в бескозырках и форменках, в черных клешах на широких ремнях с латунными пряжками. А вот прошли два молодых парня в гимнастерках, буденновках с голубыми звездами, на нарукавных суконных клапанах – по три кубаря. Похоже, недавно окончили какие-то командирские курсы, но какие – этого по цвету петлиц и клапанов определить не могу (уж больно запутанная сейчас система этих знаков различия).
Где-то неподалеку выпекают вафли, и ноздри время от времени улавливают запах вафельного теста. Однако гораздо сильнее в нос шибает махоркой – многие гуляющие и рассевшиеся на лавочках попыхивают самокрутками или дешевыми папиросами. Правда, в запах махорки нет-нет да и врывается аромат душистого английского табака «Кепстен», появившегося в продаже в прошлом году. Но его может себе позволить только состоятельная публика. Аллеи бульвара и пространство у скамеек обильно засыпано шелухой: такое впечатление, что семечки лузгают едва ли не все поголовно.
Честно говоря, это окружение из махорки и шелухи от семечек меня малость напрягает, и приходится перехватывать инициативу:
– Слушай, Лида, если уж ты собралась со мной поговорить, давай это сделаем где-нибудь в другом месте, не под запах махорки и треск семечек!
Девушка не настроена спорить. Она кивает и интересуется, не без некоторой ехидцы:
– Что, пойдем посетим какое-нибудь нэпмановское заведение? Других поблизости нет.
– Да наплевать, что оно нэпмановское. Главное, чтобы стулья были удобные, – не слишком остроумно пытаюсь я пошутить. – Так что давай веди. Где тут ближайшее?
Мы поднимаемся с лавочки, и Лида ведет меня через бульвар. Мы пересекаем трамвайную линию и топаем по булыжной мостовой прямо к кинотеатру «Великий немой». Красочная реклама кинотеатра завлекает посетителей поглазеть на приключения улыбающегося белозубой улыбкой Дуга Фербенкса и великолепной Мэри Пикфорд, золотистые кудряшки которой свели с ума не одного подростка (и не только подростка).
Однако не кинотеатр является нашей целью. Мы сворачиваем, пересекаем Тверскую, минуем красивый трехэтажный дом в стиле «модерн», где располагается редакция газеты «Труд» (а через несколько лет у него под боком должно начаться строительство большого полиграфического комбината «Известий»). Теперь я и сам вижу зеркальные двустворчатые двери заведения, открывшегося, судя по всему, совсем недавно.
Заходим внутрь. Боже! Лепнина с позолотой, штукатурка под мрамор, картины сомнительного достоинства в пышных золоченых рамах, пальмы в кадках… В глубине зала – на возвышении – эстрада, где кучка музыкантов энергично выводит мелодию танго, и под эту мелодию что-то выпевает нарочито томным голосом певица не первой молодости, но с довольно пышным бюстом, в длинном бархатном платье с угрожающего размера декольте.
Ну прямо родным повеяло! Типичная сценка из какого-нибудь советского кинофильма 50–70-х годов, где действие разворачивается в эпоху НЭПа!
Да-а-а… Не лучше ли было остаться на бульваре? Но отступать поздно – сам все это затеял. Но… в зале не видно свободных столиков. Свободные места есть, однако мне не хотелось бы беседовать, когда за столиком сидит еще кто-то посторонний. Пока я замешкался в некоторой растерянности, двери за нашей спиной хлопнули, послышались энергичные шаги, и рядом с нами появился высокий, стройный человек с нахальными глазами и тщательно причесанными пышными волосами. Новенький костюм из светло-бежевого коверкота сидел на нем как влитой. Ненавязчивый аромат какого-то дорогого одеколона (по запаху я их не очень-то различаю, но что это не дешевка, понять можно было сразу) весьма органично дополнял картину.
– Вы что встали, молодые люди?
Хм, молодые? Если он и старше меня, то на год-два, не больше. Но говорит, чертяка, таким убедительным голосом, с такими чарующими интонациями, что невольно поддаешься его обаянию.
– Места для себя с девушкой найти не можете? – продолжал незнакомец. – Так сейчас мы это исправим! Пойдемте за мной! – И он повелительно тронул меня за локоть, увлекая за собой.
В этот момент я обратил внимание на его красивые, ухоженные, длинные, как у музыканта, пальцы.
Он уверенно провел нас по залу, где над столиками витал дымок папирос, в отдаленный уголок, где несколько в стороне стоял не накрытый и никем не занятый столик. Незнакомец, опередив меня ловким маневром, отодвинул стул, предлагая Лиде сесть, и тут же поманил пальцем официанта.
