Джефф Лонг - Год зеро
— Не понимаю.
Натан Ли был ошеломлен: «Человек из двухтысячелетнего прошлого! Странник во времени!»
— Это не имеет прямого отношения к нашей работе. Безопаснее воспринимать их речь как абракадабру. Бессмысленный набор звуков.
— Только это не абракадабра, — сказал Натан Ли. — Он благодарит Бога.
— Я кое-кого из них вернула сюда из Южного сектора. На сегодняшний день — двадцать три человека. Незараженные экземпляры. И не носители. Это было трудно сделать. Все они здесь, под нами, на нижних этажах. Держим в изоляции.
— Что вы делаете с ними? — спросил Натан Ли.
— Охраняем.
— От чего?
Миранда отвела взгляд:
— Мы ищем иммунитет и уже обнаружили несколько человек, выживших после заражения вирусом более ранней формы. Они обладают частичным иммунитетом против нынешней эпидемии, но все еще подвержены инфицированию. Только у них симптомы проявляются не так быстро. Мы выполнили компьютерное моделирование. Они в состоянии жить еще три года, прежде чем болезнетворный микроорганизм убьет их.
— И здесь их двадцать три? — спросил Натан Ли.
Он все еще не пришел в себя от увиденного.
— Да.
— А остальные полторы тысячи?
Ее зеленые глаза меж козырьком кепки и верхней кромкой маски внимательно смотрели на него. Она не ответила.
— А еще у нас есть неандерталец, — сказала Миранда. — С абсолютным иммунитетом.
— Вы клонировали неандертальца!
— Не для медицинских исследований. Это произошло еще до Корфу. В любом случае, эта женская особь продемонстрировала видовой барьер. Вернее, под видовой.
— И что это значит?
— По какой-то причине клон — девочка — обладает врожденным иммунитетом. Возможно, существуют некие химические барьеры на ее коже, в дыхательном или желудочно-кишечном тракте. Выяснить не удалось. Вот только ее невосприимчивость к вирусу нам не передается. Это все, что мы знаем. Она — тупик.
Неандертальцы! Клоны возрастом две тысячи лет! Это какое-то фантастическое место!
— А я вам на что? — спросил он.
— Пришло время сделать следующий шаг, — ответила Миранда. — Я хочу, чтобы его сделали вы: шаг назад. Вернее, в сторону.
— В сторону от чего?
— Вы же антрополог. А клоны — своего рода племя.
— Вы хотите, чтобы я занялся их изучением?
Это звучало достаточно просто. Он был археологом, а не этнографом. И зачем воровать дармовую еду? По правде сказать, Лос-Аламос был для него лишь остановкой в пути. Он исчезнет без всякого сожаления, как только заставит Окса говорить: его здесь ничто не держит.
— Предупреждаю: никаких контактов, — сказала Миранда. — В комнате у каждого из них — камеры. Наблюдайте и слушайте. Перехватывайте их мысли.
Клон что-то выкрикнул. Это прозвучало как «Ребекка!». Он звал женщину, возможно — свою жену либо дочь. Взывал к ней, находясь здесь, по ту сторону смерти. Может, надеялся, что они воссоединятся?
Крик потряс Натана Ли. Голос отдалился и стих. Клона вывели из помещения — в какую-нибудь лабораторию. В бассейн опустили сетку — выловить части плодного мешка.
— Вы хотите, чтобы я из ваших животных сделал людей, — констатировал он.
— А вы не одобряете нашу работу? — спросила она.
— А что это меняет?
Миранда продолжала смотреть на него.
— Никто не знает, как много они на самом деле помнят, — сказала она. — Не исключено, что самую малость. Мы никогда не преследовали цель узнать о их былой жизни. Но они плачут. Кричат. Может, вы сумеете дать им хоть капельку утешения.
— Утешения, — повторил он.
— Их сотворили мы.
— А они знают?
— Это к делу не относится. Совсем не важно, если они даже понятия не имеют, кто мы. Но не так-то просто отринуть собственных детей.
Миранда была так серьезна, будто он каким-то образом являлся частью ее искупления.
19
КОСТИ ЗАГОВОРИЛИ
Начало августа
Натан Ли вошел в мир монстров.
Неделю он не спускался в так называемый Приют — секцию камер в подвале № 5. Для начала он расположился в Некроархиве, жутковатом хранилище образцов человеческих тканей. Он взялся их систематизировать, отчасти желая привести в порядок свои мысли, но в основном, чтобы познакомиться поближе с костями на их пути к живой плоти. Здесь были зубы, высохшие ткани мускулов, сморщенные органы в банках, колбах и мензурках, черепа, ногти и длинные кости, пронумерованные маркером или красным лаком для ногтей. Один из двадцати трех людей был буквально сотворен из серебра — из соскобов пятнышка крови на монете с головой царя Ирода.
И вот через шесть дней Натан Ли почувствовал, что готов. Он спустился на лифте в Приют. Капитан Иноут провел его по длинному, безмолвному коридору, сверкающему стерильностью и металлом. Вдоль него, будто камеры смертников, располагались боксы-изоляторы, по двадцать с каждой стороны. Комплекс строил подрядчик, специализировавшийся на тюрьмах особого режима. Натан Ли вошел в незанятую камеру, пытаясь припомнить свои ощущения.
— Знакомо? — спросил его с порога капитан.
— С Катманду не сравнить, — ответил Натан Ли.
Здесь жизнью не пахло. Не было даже насекомых. Царство металла и неразрушимого пластика. В каждой камере имелись кровать, унитаз и раковина. В высоком потолке виднелась насадка душа, в полу — слив, камера наблюдения вмонтирована в «глазок». Микронные фильтры очищали воздух помещения. Обитатели подвала жили в полной стерильности.
Продолжив свой обход, Натан Ли заглядывал через плексигласовые смотровые щели, установленные на уровне глаз: узники по большей части пребывали в полудреме. Они укрывались тонкими одеялами; одежды не было вовсе. Раз в день из душа их обдавали мыльным раствором и дезинфицирующим средством.
— Нас они видеть не могут, — рассказывал капитан, — но знают, что мы здесь. Миранда уже, наверное, говорила вам: никаких контактов. Только наблюдение.
Сто раз говорила.
— Я в курсе, — кивнул Натан Ли.
По пути к мониторному залу текущего контроля капитан показал на дверь с номером 1 в самом конце.
— Туда не суйтесь, — сказал он. — Просто забудьте о ней.
В зале было темно и прохладно. Двое охранников сидели в креслах, которые могли скользить на колесиках взад-вперед вдоль мониторов. Натан Ли быстро подсчитал в уме: восемьдесят экранов, по два на камеру. Мониторы светились только в тех, что были заняты. Капитан тут же выключил экраны камеры № 1 и представил Натана Ли охранникам.
— Мистеру Свифту необходимо узнать наших ребят как следует, — сказал он. — Он имеет право находиться здесь и смотреть за происходящим на экранах. Также слушать в наушниках. Вы можете разговаривать с ним. Делиться информацией. — Капитан показал на мониторы камеры № 1. — К этой у него допуска нет. Все ясно?
— Так точно, сэр, — ответили оба.
Один из охранников придвинул кресло Натану Ли и освободил в конце длинного стола место для его желтого блокнота.
— Не хотите хлебнуть? — спросил он, наливая кофе в щербатую кружку.
Уходя, капитан спросил:
— Сколько вы просидели в азиатской тюрьме?
Вопрос был задан с умыслом. Оба охранника навострили уши. Теперь они знают, что им предстоит делить наблюдательную будку с бывшим заключенным: это честно.
— Семнадцать месяцев, — ответил Натан Ли.
— Только не пытайтесь устроить кому-нибудь побег, — сказал капитан.
— «Никаких контактов», — процитировал Натан Ли.
— Ну ладно, поглядим, что у вас получится, — сказал капитан и ушел.
Натан Ли прошелся вдоль ряда мониторов, осваиваясь. Он сопоставил их со своими записями: один клон следовал за другим. На бумаге каждый был помечен как «зуб», «череп» или «деревянная щепка». На экране они выглядели не многим больше — осколки человечества, успевшие состариться за свои короткие жизни. На телах многих были багровые хирургические шрамы, удивившие его. Что с ними делали в Южном секторе? Клоны скорее напоминали пациентов онкологического отделения, чем заключенных. Двигались они замедленно. Чувствовалось, как им больно.
— Да уж, — сказал один из охранников. — Южный сектор для них настоящий ад.
— А с этим что? — спросил Натан Ли.
У клона шрамы покрывали едва не все тело, отсутствовала часть уха. Лицо напоминало скверно заштопанный бейсбольный мяч.
— Беглец, — ответил второй охранник. — Дал деру прошлой зимой. Напоролся на колючую проволоку, запутался в ней, но бился, пока не вырвался. И после этого еще прошел полпути до Рио-Гранде. Его преследователи рассказывали, что как будто шли по следу дырявой бочки с краской. Он чуть не умер от потери крови и переохлаждения. А взяли его в какой-то пещере на дне каньона. Считается теперь у нас особо опасным. Ни один ученый не хочет с ним работать. В общем, Миранда добавила его в свою коллекцию.
