Джефф Лонг - Год зеро
Здесь никогда не становилось по-настоящему темно. Лос-Аламос в свое время устроил себе собственную атомную электростанцию с запасом плутония. Город сиял ярче парка развлечений. Улицы сверкали и искрились. Звучала музыка. Натан Ли оставил окно открытым. В комнате было прохладно от горного воздуха. На той стороне в окне танцевала молодая пара. Так мило. Наконец он задернул шторы и лег спать.
Миранда разбудила его глубокой ночью. Он решил, что продолжает спать: телефонного звонка он не слышал три года.
— Седельные сумки нашли именно там, где вы указали, — сообщила она. — Нам пришлось открыть их. Большинство образцов бесполезны. Два-три, возможно, пригодятся. Хотите взглянуть?
— Завтра?
— Завтра уже настало, — уточнила она.
— То есть прямо сейчас?
— А разве вам не интересно увидеть то, что породили?
Миранда почти бегом провела с ним экскурсию по секторам «Альфы», упрятанным под землей. Это было, как он понял, знакомством не столько со зданием и работой, сколько с идеей. Они задержались у одного окна: в углу лежали его седельные сумки. На рабочем столе было выложено содержимое смитсоновского пакета, разрезанное на кусочки, с аккуратно наклеенными бирками. Они вошли в коридор с рядами морозильных камер вдоль стен.
— Наша база данных.
Она распахнула дверь большой камеры. Холодный пар, как дым, вырвался наружу. Термометр показывал минус семьдесят. Она сняла крышку пенопластовой упаковки с нанесенным маркером номером: сотни тоненьких стеклянных трубок с желтой жидкостью торчали из отверстий.
Миранда коснулась пальцами пробирок.
— Иерусалим, — сказала она. — Четыреста двадцать три души из первого века. По крайней мере, их ДНК. Что в принципе одно и то же.
— Это из костей?
— Из костей, зубов, твердых тканей. Соскобы высохшей крови с кусков дерева и металла.
— Да как такое возможно? — поразился Натан Ли. Он был поверхностно знаком с генетической археологией. — ДНК можно выделить только из мягких тканей, иначе она не сохраняется.
— Несколько лет вы не имели доступа к информации.
Миранда снисходительно похлопала его по руке.
— Стволовые клетки, — констатировал он.
Ему хотелось выглядеть знающим или, по крайней мере, не совсем уж темным.
«Интеллектуальная гордость? — спросил он себя. — Или желание произвести впечатление на женщину?» Он мысленно посмеялся над собой.
— Стволовые клетки чересчур примитивны для наших задач, — сказала она. — Слишком характерны. Они растут и развиваются как угодно в зависимости от нашего желания, мы работали с ними еще в самом начале. Но нам нужны были клоны, которые обладают иммунными реакциями на вирус. Это означает отбор более развитой, «продвинутой» клетки из образцов. Лимфоциты. Т-клетки. В-клетки, С-клетки. Все семейство. Клетки памяти.
— А вот их я мог бы тратить и побольше в начальной школе, — пошутил Натан Ли.
Он не учел, что здесь запретная для шуток зона.
— Это память иного рода, — сказала Миранда. — Т-клетки запоминают иммунные реакции и «откладывают» их на черный день. К примеру, ветряная оспа. На протяжении столетий наши предки были перед ней беззащитны, но с течением времени она эволюционировала вместе с паразитом. Смертельная инфекция постепенно превратилась в легкое заболевание детишек младшего школьного возраста. В наше время, когда вы подвергаетесь воздействию вирусов ветряной оспы, клетки памяти всякий раз вспоминают строение ее белка и дают команду вашему телу выработать определенный антивирус, чтобы убить болезнь. Клетки памяти — это как древние библиотеки. Они хранят тайны тысяч микробов, в битве с которыми победителями вышли наши предки.
Их следующей остановкой, или паузой, был кабинет ПЦР. Полимеразная цепная реакция — метод разделения двойных нитей ДНК и искусственного создания двух спиралей из одной. Из двух — четыре спирали, из четырех — восемь, и так до бесконечности. Двенадцать машин размером с пинбольный автомат бесшумно трудились. Весь процесс был автоматизирован.
Натана Ли поразило сочетание самого простого и высоких технологий. Среди ПЦР-машин, компьютерных мониторов и «башен» электронных микроскопов лежали будничные предметы домашней утвари: тефлоновая лопаточка, миски из жаростойкого стекла, мерная чашка пекаря, штопор. Пожелтевшие комиксы «Дильберт» и «По ту сторону» украшали стены. Фотографии детей вперемешку с давними выпусками журналов «Нейчур» и «Внешний мир».
Миранда завела Натана Ли в лабораторию и показала ему распутанную нить ДНК, плавающую в мензурке.
— Один из ваших парней, — сказала она.
— Мощи?
Она кивнула, не отрывая взгляда от нитей.
— Вы не поверите, насколько пуст геном человека, — проговорила она. — Это просто унизительно. На генетическом уровне мы, по существу, те же черви и мухи.
Натан Ли пытался догадаться, имело ли что-то из услышанного отношение к нему.
— Вся разница — в системе управления интеллектом, — сказала она. — Принцип «Слепого часовщика»[56] — пробовать наудачу.
— Господь Бог? — спросил он.
— Случайность, — с жаром ответила Миранда.
Она показала ему, как можно накрутить нить вокруг стеклянной палочки — словно спагетти.
— А сейчас что происходит? — спросил он.
— С этим малышом? Мы пометим его красителем и поищем мутации и гены предрасположенности к заболеванию.
— Корфу?
— Память о нем, — терпеливо повторила она.
— И что тогда?
— Если подарит нам надежду — продолжим исследование по всем этапам.
— Каким этапам?
— Пойдемте, покажу.
Они натянули перчатки и маски, прежде чем войти в просторную, очень теплую влажную комнату, сумрачную от слабого света синих ночников.
— Мое потомство, — с нежностью проговорила она. — И ваше тоже.
Ее скулы синевато поблескивали.
Тут он обратил внимание на большие мешки, плавающие в сферических резервуарах. В каждом угадывались очертания человека, крупного и тяжелого. Здесь выращивают людей.
— Из мощей? — спросил он.
Рассудок Натана Ли пребывал в смятении. Они перешли в следующую комнату. В большом стеклянном бассейне плавали аквалангисты. Один из резервуаров опустился в воду. Пловцы вскрыли ножницами мешок с небрежной точностью мясников.
Из разреза выскользнул человек, длинные волосы и борода плавно извивались в воде, как длинные черные змеи горгоны Медузы. Ногти на пальцах рук и ног — бледные костные сферы. Натан Ли увидел, как мужчина открыл глаза. Моргнул. Развел в стороны руки — тело его было хилым, без мышечного тонуса. У него был мягкий живот евнуха и хилая шея. Затем пловцы убрали его из поля зрения.
— Он из предыдущей партии. Всего мы произвели на свет таких более полутора тысяч, выводили в основном самых перспективных. Трое ваших будут готовы не раньше чем через тринадцать недель.
Натан Ли был ошеломлен. Великая тайна этого места будто свернулась в кокон. Как это ни абсурдно, в его глазах стояли слезы.
— Неужели все выглядит так ужасно? — спросила Миранда.
Натан Ли не стал вытирать слез.
— Не знаю.
Он услышал — клон сделал свой первый вдох. Тринадцать недель назад эти легкие были частичкой кости или кожи, запертой в пробирке на сотни или тысячи лет. И вот он — живой человек!
Где-то вне поля зрения клон вдруг принялся радостно кричать и смеяться.
Натан Ли поднял голову.
— Они так иногда делают, — пояснила Миранда. — Возможно, они помнят, как умирали. Для них это загробная жизнь. Некоторые, выходя из резервуара, проявляют эмоции. Другие не слишком сильно радуются.
Натан Ли попытался мысленно сформулировать самые важные вопросы. Его интересовало многое. Научные эксперименты Миранды не давали ему покоя. Он воспринимал их как величайшее искушение.
— А что будет дальше с этим клоном?
— Опыты проводятся в другом отделе. — Миранда была заметно возбуждена. — В лабораториях Южного сектора.
Клон продолжал громко радоваться жизни. Он весело болтал. Язык был явно не английский. Натан Ли не разбирал ни одного слова, но инстинктивно уловил едва заметный гортанный ритм.
— А это не… — Он напряженно прислушался.
Она наблюдала за ним.
Ему вспомнились пыльные, обожженные солнцем руины Алеппо и деревушка в горах над ними, древнее племя беженцев.
— Он говорит на арамейском?
— Вам виднее.
— Да я знаю всего-то пару слов.
Он шагнул к лестнице.
Она ухватила его за руку.
— Мы не разговариваем с ними.
— Но почему?
— Это ставит под угрозу наше исследование.
— Не понимаю.
Натан Ли был ошеломлен: «Человек из двухтысячелетнего прошлого! Странник во времени!»
— Это не имеет прямого отношения к нашей работе. Безопаснее воспринимать их речь как абракадабру. Бессмысленный набор звуков.
