Иэн Бэнкс - Игрок
Гурдже чуть не рассмеялся.
— Вы хотите сказать, что мои яйца — что-то вроде государственного секрета?
— Несомненно. Так что мы в любом случае огорчим империю, даже если вы позволите вас прооперировать.
Гурдже все продолжал думать, даже после поступления задержанного сигнала. Он свернул язык у себя во рту, нащупал крохотный комочек под мягкой тканью.
— А-а, хер с ним, — сказал он наконец. — Следите за игрой. Если я пойму, что точно проиграл, то постараюсь держаться как можно дольше… где-нибудь, где угодно. Когда все станет до конца ясно — спускайтесь и выхватывайте нас отсюда. И передайте мои извинения Контакту. Если же я сдамся… пусть так оно и будет. Посмотрим, как я буду себя чувствовать завтра.
— Хорошо, — ответил корабль.
Гурдже сидел, поглаживая бородку, и думал, что у него хотя бы есть выбор. Но если бы они не собирались похитить «секретные данные» и, возможно, вызвать этим дипломатический инцидент, оставался бы Контакт таким же снисходительным? Это не имело значения. Но в глубине души Гурдже знал, что после этого разговора утратил волю к победе.
У корабля были еще известия. Он получил сигнал от Хамлиса Амалк-нея — тот обещал вскорости отправить послание подлиннее, а пока сообщал только, что Ольц Хап добилась-таки выигрыша «полной сетью». Игрок Культуры наконец-то добился максимально возможного результата в стрикене. Молодая дама стала знаменитостью среди игроков Чиарка и Культуры. Хамлис уже поздравил ее от имени Гурдже, но полагал, что Гурдже и сам захочет сделать это. В конце машина желала ему успехов.
Гурдже выключил экран и откинулся к спинке. Некоторое время он смотрел в пустоту, не понимая, что ему нужно знать, или думать, или помнить, или даже кем быть. Он улыбнулся кривой печальная улыбкой.
Флер-Имсахо выплыл из-за его плеча:
— Жерно Гурдже, вы устали?
Он повернулся к машине.
— Что? Да. Немного. — Гурдже встал и потянулся. — Вряд ли я смогу выспаться.
— Я так и думал. А не хотите ли прогуляться со мной?
— Что — смотреть на птичек? Нет, автономник, не думаю. Но все же спасибо.
— Вообще-то я имел в виду не наших пернатых друзей. По ночам я не всегда выбирался наблюдать за ними. Иногда я направлялся в другие части города — поначалу искал местных пернатых, а позднее потому, что… Ну, потому что.
Гурдже нахмурился.
— И зачем вы приглашаете меня с собой?
— Затем, что завтра мы, возможно, отбудем в спешке, а я подумал, что вы почти не видели города.
Гурдже махнул рукой.
— За показал мне достаточно.
— Вряд ли он показывал вам то, о чем думаю я. Тут есть на что посмотреть.
— Меня не интересуют достопримечательности, автономник.
— То, что хочу показать я, вас заинтересует.
— Думаете?
— Думаю. Полагаю, что знаю вас достаточно, чтобы утверждать это. Прошу вас, Жерно Гурдже. Клянусь, вам понравится. Прошу вас. Вы ведь сказали, что все равно не будете спать, да? Так что же вам терять?
Поля автономника имели обычный зеленовато-желтый цвет: спокойствие и контроль над собой. Голос машины звучал низко, серьезно.
Гурдже сощурился:
— Что это у вас на уме, автономник?
— Прошу вас присоединиться ко мне, Гурдже. — Автономник подлетел к носовой части модуля, Гурдже встал, наблюдая за ним, — тот остановился у дверей гостиной. — Прошу вас, Жерно Гурдже. Обещаю, вы не пожалеете.
Гурдже пожал плечами.
— Ну ладно, ладно. — Он покачал головой. — Пойдем, поиграем, — пробормотал он себе под нос.
Гурдже последовал за автономником в носовую часть модуля. Здесь размещался отсек с двумя антигравитационными велосипедами, подвесными устройствами и кое-каким другим оборудованием.
— Наденьте, пожалуйста, подвесное устройство. Я сейчас.
Автономник оставил Гурдже надевать антигравитационный ранец поверх шорт и рубашки и через несколько мгновений появился, неся длинный черный плащ с капюшоном.
— Пожалуйста, наденьте это.
Гурдже надел плащ поверх антиграва. Флер-Имсахо накинул ему на голову капюшон и привязал так, чтобы спрятать лицо Гурдже с боков — спереди его скрывала тень капюшона. Под плотным материалом устройства не было видно. Свет в отсеке потускнел и выключился, Гурдже услышал какой-то шорох наверху. Он поднял голову и увидел прямо над собой квадрат тускловатых звезд.
— Я буду управлять вашим подвесным устройством, если вы не против, — прошептал автономник.
Гурдже согласно кивнул.
Он быстро поднялся среди темноты, но затем не провалился вниз, как предполагал, а продолжал подъем, окруженный пахучим теплом ночного города. Плащ тихо развевался в потоках воздуха, а город внизу раскинулся морем огней и казался бесконечной долиной, полной рассеянного сияния. Автономник маленькой, неподвижной тенью летел у плеча.
Они пустились в путешествие над городом — пролетали над дорогами и реками, огромными зданиями и куполами, лентами огней и башнями света, одеялами тумана, плывущего над темнотой и над огнями, вздымающимися строениями, в которых горели отражения и мерцали светлые точки, над подрагивающими темными водоемами, широкими темными парками с травой и деревьями. Наконец начался спуск.
Приземлились они в той части города, где было сравнительно мало огней, и оказались между двумя зданиями без окон. Ноги Гурдже коснулись земляной тропинки.
— Прошу прощения, — сказал автономник и подлетел под капюшон, забравшись ближе к левому уху Гурдже. — Идите сюда, — прошептал он.
Гурдже пошел по тропинке. Вскоре он споткнулся обо что-то мягкое и, еще до того, как перевернул предмет, понял, что перед ним — чье-то тело. Он присмотрелся к шевелящейся груде тряпья. Человек съежился под драными одеялами, положив голову на грязный мешок. Определить пол этого существа было невозможно — тряпье не давало никакого ключа.
— Ш-ш-ш, — предупредил автономник, когда Гурдже собрался было заговорить. — Это один из тех бродяг, о которых говорил Пекил. Один из тех, кого согнали с земли. Он отчасти пахнет перегаром, а отчасти самим собой.
И только теперь до носа Гурдже дошла вонь, поднимавшаяся от спящего азадианца. Гурдже чуть не вырвало.
— Оставьте его, — сказал Флер-Имсахо.
Они вышли из проулка. Гурдже перешагнул через двух других спящих. Улица, на которой они оказались, была погружена в полумрак, и на ней сильно пахло — видимо, пищей, решил Гурдже. По улице шли несколько человек.
— Ссутультесь немного, — сказал автономник. — Тогда вы в плаще сойдете за ученика-минанца. Только не откидывайте капюшон и не распрямляйте спину.
Гурдже сделал, как ему велели.
Он шел по улице под тусклым мерцающим светом редких одноцветных уличных фонарей. Еще одна груда тряпья у стены — видимо, очередной пьяница. Между ног верховника была лужа крови; еще одна темная, засохшая струя тянулась от головы. Гурдже остановился.
— Не стоит, — послышался тихий голос. — Он умирает. Наверно, подрался с кем-то. Полиция сюда заглядывает нечасто. А уж врачей тут вообще не вызывают. Видимо, его ограбили, так что им пришлось бы платить за лечение самим.
Гурдже оглянулся, но поблизости никого не было. Веки верховника чуть дрогнули, словно он пытался их поднять.
Потом дрожь прекратилась.
— Ну, вот и все, — тихо сказал Флер-Имсахо. Гурдже пошел дальше. Откуда-то с верхних этажей мрачного дома на дальнем конце улицы до него донеслись крики.
— Верховник лупит свою женщину. Знаете, здесь тысячелетиями считали, что женщины не оказывают никакого влияния на наследственность вынашиваемых ими детей. Но вот уже пятьсот лет им известно, что все наоборот. Вирус, аналог ДНК, изменяет гены женщины, в которую он проник. Тем не менее по закону женщина считается просто собственностью. Если верховник убьет женщину, то получит всего год каторги. Если женщина убьет верховника, ее будут медленно замучивать до смерти несколько дней. Смерть под воздействием химикатов считается одной из самых страшных. Не останавливайтесь.
В этом месте улицу пересекала другая, более оживленная. На углу стоял азадианец и кричал что-то на диалекте, незнакомом Гурдже.
— Он продает билеты на казнь, — сказал автономник. Гурдже поднял брови, чуть повернул голову.
— Я серьезно.
И однако Гурдже недоверчиво покачал головой.
Посреди улицы стояла толпа людей. Транспорт (примерно половина — автомобили, остальные — рикши) был вынужден объезжать ее. Гурдже подошел, думая, что благодаря высокому росту все увидит, но обнаружил, что люди расступаются перед ним, пропускают его ближе к центру толпы.
Несколько молодых верховников били старика-мужчину, лежащего на земле. На верховниках была какая-то странная форма, хотя Гурдже и догадался, что форма эта неофициальная. Они пинали старика с холодной яростью, словно это избиение было неким выступлением в конкурсе номеров боли и оценку им ставили не только за грубое мучительство и травмы, но и за артистизм.
