Виталий Бабенко - Приблудяне (сборник)
Но Игоряша уже не слушал пояснений к собственному общественному лицу. Он внутренне смеялся неприятным смехом и уходил в воспоминания. Любовь к книгам родилась в нем в ту ночь, когда он впервые попал в гости к своему будущему другу и духовному наставнику генерал-доценту Карбованцеву, перепутав этаж и дверь.
Игоряшу нельзя назвать полностью здоровым человеком. По ночам у него часто бывало плохо с глазами и слухом. Иногда — с речью. Вот и сейчас он с трудом вглядывался в расплывающуюся фигуру, что появилась в дверном проеме его, Игоряшиной, как казалось, квартиры. Если бы Игоряша сумел сконцентрировать зрение, то обнаружил бы перед собой бывалого низенького мужчину в майке и шароварах, густо заросшего черным волосом, с бородой утюгом. Что-то такое совершенно бессмысленное бубнил мужчина, но то была лишь временная аберрация Игоряшиного слуха, на самом же деле толстяк говорил восторженно и радушно:
— Здравствуйте, здравствуйте, милости прошу, соседушка. Сочту за честь принять. Много раз видел вас во дворе, но все не решался подойти и заговорить запросто: видно сразу, вы человек занятой и погруженный в мысли. А тут сами пожаловали. Я к вашим услугам. Карбованцев моя фамилия, Петро Армавирович, текстовик.
Непривычный прием поразил Игоряшу. Он понял, что его не будут ущемлять дверью, и открыл было рот, чтобы выразить нечто приличествующее, но генерал-доцент филармонии только замахал короткими ручками:
— Нет, нет, никаких отговорок. И извинений не принимаю. Дело житейское. Всегда рад знакомиться с интересными людьми. Поздний час? Какой же он поздний? Еще и трех-то, поди, нет. Самое время для нас, ученых, мыслить. Вот я тут размышлял над нашим, национальным, аспектом проблемы пространства-времени в морально-потребительском смысле. Я имею в виду кристальную честность великороссов и исконную страсть к воровству, отличающую инородцев. Какова ваша точка зрения на сей предмет?
— Кляйн-бляйн! — сказал Игоряша.
И они вместе вошли в кабинет.
— Так что вы сказали? — переспросил словесник. — Ага… Впрочем, ясно. О делах — потом. Располагайтесь в креслах. Включайте псалмы или гимны, если хотите. Читайте «Четьи-Минеи», пойте, думайте, разувайтесь, мечтайте, молитесь, словом, чувствуйте себя как дома. А я сейчас вас кое-чем угощу, сейчас мы с вами кое-что почитаем.
Игоряша разуваться, тем более молиться не стал, а, помечтав, повалился в кресло.
Добрейший Карбованцев звенел на кухне стеклом, шелестел бумагой, хлопал дверцей холодильника, топтался и кричал через коридор:
— Кстати, соседушка, ваше имя-отчество? Что-то позабыл я. И еще: что вы думаете о нашей, национальной, гибридизации мужского и женского полов человеческих особей русского типа на основе вегетативного размножения? Да, вам известно, что старые славянские книги лучше всего сохраняются в холодильнике? А?
Ни на первый, ни на второй, ни на третий вопросы генерал-доцент ответов не получил. Когда он торжественно вошел в кабинет с подносом, на котором красовались заиндевевшая инкунабула и витиеватый нож для разрезания бумаги, Игоряша уже спал, разметав ноги по стене.
Наутро Игоряша встал поздно и долгое время мрачно, с подозрительностью оглядывался. Голова была тусклой, как доинволюционный гривенник. Справа и слева угрожающе возвышались стеллажи с книгами. К единственному лацкану Игоряшиного пиджака английской булавкой были пришпилены ключ и записка.
«Дорогой соседушка! — писал генерал-доцент Карбованцев. — Извините, что убежал не по-хозяйски: не угостил Вас завтраком и не поднес утреннюю газету. Дела: непременно должен быть на Булгаринских чтениях. Отдыхайте, набирайтесь сил. Читайте: библиотека в Вашем распоряжении. Не забудьте о проблемах, над которыми мы с Вами бились вчера вечером. Я буду к ночи. Если к тому времени Вы захотите уйти, дверь закройте, а ключ сломайте и выбросьте в мусоропровод: у меня их много. С филармоническим приветом — Петро».
Игоряша долго перечитывал записку, затем пошел к холодильнику, вернулся, сопя, и хотел было снова прилечь, да передумал. Взгляд его бестолково бродил по стеллажам. Никогда еще в жизни Игоряша не видел столько книг в одном месте. И названия-то больше всего странные: «Астрология: люди, события, факты», «Лечение южной волосатости с помощью направленного канцерогенного процесса», «Аракчеев в воспоминаниях современников», «К вопросу об исторической прародине первоариев», «Губернии и волости Этрурии», «Пролегомены к Влесовой книге» и прочее, и прочее… Игоряша протянул руку, наугад выхватил книгу (это оказалась «Перепись крестьян мужского пола Тульской губернии на предмет перевода их в дворянское сословие (проект), 1859 год» и раскрыл ее. Батюшки! Уж если кто и умел читать книги внимательно, так это Петро Армавирович Карбованцев. Многие строчки и некоторые слова были подчеркнуты (а иногда — вычеркнуты) красным, черным и синим фломастерами, абзацы — отчеркнуты, на полях рябили бесчисленные замечания, вопросительные и восклицательные знаки, скобки, стрелки и пометы об исправленных опечатках. Словесник питал особую неприязнь к иностранным заимствованиям и везде, где только мог, заменял греческие и латинские слова на коренньй, народные. Страницы книги поэтому рябили в глазах.
Игоряша даже мелко затрясся от изумления. Вот что значит — Читатель с большой буквы! Ай да Петро! Ай да Армавирович! Схватил Игоряша «Перепись» в охапку, выметнулся на лестничную клетку, дверь запер, ключ в замке обломал (чтобы зря в мусоропровод не выкидывать) и помчался к себе — читать. А «Перепись» должна была служить образцом.
Все хорошо, да вот беда: книг в ту пору в доме Игоряши было маловато. Точнее, совсем мало. Одна. «Красная книга о вкусной и здоровой пище» — стародавний тещин подарок. Взял ее Игоряша бережно, раскрыл на первом попавшемся месте, сел за стол и давай читать. Здесь подчеркнет: «Свежекупленную колбасу нарезать кружочками, выковырять сало, растопить; кружочки отжать, хорошенько вымесить и обжарить…» Там жирно обведет: «Хрустящий картофель провернуть через мясорубку, смешать с толченым горохом, добавить разваренные хрящи, разделать на шарики, каждый завернуть в распаренный крапивный лист, обвязать ниткой и варить…» А на соседней странице — поставит восклицание: «Воду из-под крана разбавить и пить мелкими глотками…"(!).
И на полях развернулся Игоряша. То «Sic!» поставит, сверяя написание по «Переписи», то «Nota bene», то «Ibid» или «Ergo». Местами он веселился: начертает «Sic bene» или «Nota item» и сидит хохочет, размышляя одновременно, что 'же это такое у него получилось. А уж галочек, вопросов, скобок, разных там «О!» «Эх!», «Ага!», «То-то же!», «У-лю-лю!», «Не верю!», «Чушь!», «Гады!», «Суки!», «Говно!» и прочего — появилось на полях видимо-невидимо. Ей-богу, хорошим учеником оказался Игоряша, враз переплюнул учителя своего, генерал-доцента Карбованцева.
Пришла жена с работы. Раскрыла «Красную книгу», сомлела. Потом понесла в макулатуру сдавать, чтобы получить хотя бы талон на роман плодовитого атлантического писателя В. И. Сущевского «Далекая кариатида». Не приняли книгу макулатурные жулики, сказали: грязная, мол. И молодцы, правильно сделали. Потерялась бы «Вкусная и здоровая пища» в мусоре истории, а так — целехонька, на золотой полке в музее стоит, за стеклом. А рядом — сотни других книг, появившихся с тех пор; все — прочитаны Игоряшей.
Музей… Игоряша очнулся от видений прошлого и вспомнил, что он не дома, а в мемориальной квартире. То есть дома, но в то же время как бы и не дома. Или, вернее, в музее, но не просто в музее, а в собственном музее, иначе — дома, в своей квартире, которой уже нет, потому что — мемориальная. И хозяина ее нет, потому что помер, написано, в 2029-м…
Словом, запутался Игоряша. А запутавшись, продолжил обход музея. Как выйдешь из комнаты, направо туалет, издавна выполнявший две функции — отхожего места и семейного карцера. Сюда Игоряша жену запирал, когда она читать мешала. Сейчас в двери появился «волчок» — зарешеченное окошечко. Игоряша неодобрительно хмыкнул…
А вот и ванная. Но что это?! Где же амбарный замок, выточенный по заказу из цельной пудовой гири, который Игоряша самолично на дверь навешивал? Нет его! Зато — табличка: «Сберкасса Игоряши И.». Дернул Игоряша дверь на себя, и… глаза его чуть не лопнули, свет пятнадца-тисвечовой лампочки померк, как закатный луч. Пуста ванна! А ведь совсем недавно полная была. Когда-то давно завел себе Игоряша привычку: как принесет домой деньги, так сразу дверь в ванную приоткроет и швыряет туда бумажки с мелочью — гульдены, пистоли, доллары, фунты, пиастры, пфенниги, рубли, динары, сантимы, быры, копейки, чоны, крузейро, эскудо, филсы, марки, гроши, халалы, кроны, лиры, квачи, мунгу, пайсы, центы, — потом замок на три оборота запирает. Так ванна почти до краев заполнилась. Лучшим развлечением Игоряши было ванну трясти и раскачивать. Тогда медь, серебро и никели на дно опускались, бумажки же поверху ровным слоем, как сливки, сепарировались. А коли нужны были деньги для каких-нибудь гуманитарных нужд (на хозяйство шла зарплата жены), то становился Игоряша на колени перед ванной и в финансовую глубь руку запускал. Сожмет кулак и вытащит горсть: юани, форинты, песо — разные билеты вперемешку. Одним словом, достаток и материальное благополучие одновременно!
