Виталий Бабенко - Земля

Виталий Бабенко

ЗЕМЛЯ

Сначала я хотел назвать эту повесть «Когда не везет». Название как название, не хорошее и не дрянь. Но потом я придумал кое-что получше. То есть это мне показалось, что получше, на самом деле было тоже плохо: «Как Земля меня обидела». В поисках более приличных вариантов я шатался по Курортному Сектору, бродил по пустынным в дневное время переходам, спасаясь от духоты в иллюзорных оазисах криогенных «пятачков» и под трубопроводами клубниколы, и наконец мне пришла в голову мысль, что названия, начинающиеся с вопросительных местоимений, исполнены наивной двусмысленности. Тогда я назвал будущую повесть «Земля». Хотя самое верное было бы — «Роняю грустные слова…».

О героях моей повести… ОН поначалу назывался безлико и плоско: Наш Герой. Очень быстро я понял, что все повествование на такой бодряческой ноте не выдержу, и переименовал главного персонажа в Олега. Почему в Олега — черт его знает. Имя это мне никогда особенно не нравилось. Затем в повесть постучалось отчуждающее прозвище Тот: я хотел, чтобы всем была понятна полная несовместность действующего лица и меня самого. Вспомнив, что так же звали одно грозное божество и — попутно — даже целую семью, описанную известным венгерским писателем прошлого века, я испугался и отрекся от новой идеи, а потом вдруг вытащил карманный комп и набрал четыре буквы. На экранчике высветилось слово «Фант» — сокращение от «фантом».

Слово, без сомнения, дурацкое. Своего сына я бы так не назвал…

Героиню наречем Иолантой. Есть тут одна причина, но о ней в конце.

Свою дочь (которая не родится никогда: Неприятность отразилась и на мне) я тоже так не назвал бы…

Кстати, слова «Фант» и «Иоланта» откровенно созвучны. Похоже, я попался на удочку дурного вкуса.

День Помпеи

Начнем с того, что Фант купался на одном из пляжей Орпоса. Вообще-то он купался в Большом Соленом Бассейне, но так уж принято говорить: купался на пляже. Между нами, он специально выбрал место подальше от центра Курортного Сектора — именно такое, где отдыхающие могли бы не только стоять плечом к плечу и тоскливо взирать на воду, но и лежать, и даже немного поворачиваться, стремясь равномерно загореть в оптимально подобранном излучении недосягаемого светосвода.

Фант подплыл к стенке, взобрался на нее и подставил свою не слишком спортивную фигуру узкополосному ультрафиолету. Рядом с ним на стенке сидел, держа в руках голоаппарат и болтая в воде ногами, человек, как звали которого — неизвестно. Вместе с большой семейной группой человек уже успел побарахтаться в лазурной воде, поплавать осторожным брассом, позаливаться беспричинным курортным смехом и съесть такое количество мутаперсиков, какого хватило бы на пуск и выведение в число передовых небольшой косточкоперерабатывающей фармацевтической фабрики. Параллельно он успевал делать памятные снимки, нимало, впрочем, не заботясь о светотени, резкости, глубине экспозиции, когерентности, коэффициенте нагрузки и прочих глупых премудростях общедоступной голографии.

— Вот, к примеру, у меня родственник есть, — ни с того ни с сего начал этот полнокровный человек, почувствовав приближение Фанта и даже не повернув головы. — Не то чтобы больной или там ненормальный, но с припадками. Бывает так, правда?

— Правда, — на всякий случай согласился Фант.

— Бросится, к примеру, на койку и ногами дрыгает. Или еще чего. Так веришь ли, врачи пятнадцать лет бились — ничего поделать не могли. То-ись, в чем причина — не понятно. На Землю списать? — нельзя, очень нужный здесь человек. А потом, одна баба знаешь чо ему посоветовала, родственнику моему?

— Чо? — спросил Фант, еще не решив, обижаться ему на «тыканье» или нет.

— Сгоняй, говорит, на «Синхрон-5», там нулевая весомость, напусти воды в воздух — примерно так полтора кубометра, залезь в этот шар и виси так, плавай, но чтоб голова, конечно, снаружи была. Вмиг поправишься.

— И поправился?

— А ты как думал? За две недели — будто ничего и не было. Понимаешь: нулевая весомость-то, она успокаивает, вот в чем дело! Не всех, правда, но многих. Жаль, это только на «Синхронах» возможно, а вот у нас — нельзя: весомость-то — норма! Но мне здесь все-таки больше нравится. Уже третий сезон в Курсекте отдыхаю и дальше буду отдыхать. Самый лучший курорт! На «Синхронах»-то мне что делать? Я ведь нормальный, не сбрендил еще, как мой родственничек. Или вот, к примеру…

Сезонный патриот Курортного Сектора хотел перейти к следующей поучительной истории из серии «Здравницы Ближнего Космоса», но Фанту неожиданно стало нехорошо. Может быть, всему виной была несбалансированная активность светосвода, но с утонченными натурами такое случается и без всякого ультрафиолета. Чисто медицински эта нехорошесть выражалась в желании столкнуть собеседника в воду. К чести своей, Фант переборол искушение и сам покинул стенку БСБ единственно возможным в данной ситуации образом: с шумным всплеском.

А на глубине Фанту пришла в голову мстительная мысль. Такая: отплыть, не выныривая, как можно дальше, раствориться в месиве купающихся и тем самым вселить в болтливого курортника тревогу: не утонул ли, не расшибся ли о дно собеседник-то?

Вот и круги поплыли перед глазами, вот и кадык судорожно задергался, из последних сил борясь с позывами легких, вот и сознание помутилось. Но только ощутив, что еще секунда, и он действительно утонет, Фант в агоническом рывке выбился на поверхность. Басовито задыхаясь, он нашел глазами покинутый участок стенки. Печально, но факт: родственник чудесно спасенного эпилептика и не думал метаться по пляжу. Он, честно говоря, вовсе не заметил демонстративного исчезновения Фанта и продолжал свои откровения, обращаясь уже к новому незнакомцу, плававшему неподалеку и благоразумно не вылезавшему из воды. При этом говорун время от времени вскидывал камеру и, не делясь, запечатлевал окружающую действительность для фамильной коллекции голографии.

Фант возмутился и обиделся. Душевное равновесие исчезло вместе с остатками сил, и, когда он, шатаясь, брел к безмятежной Иоланте, в раненом сердце нашего героя уже зрело Намерение.

«К черту! К дьяволу! К шелудивым! Собакам! В пропасть! В качель! В черную! Дыру! Этот! Дивный! Неописуемый! Курортный! Сектор!» — из пучин непонятой души толчками поднималась огненная лава ярости. Извержение уже наметило первую жертву. Невинная Помпея-Иоланта ничего не подозревала и лениво наблюдала за Фантом, готовящимся стать Везувием. «С его словоохотливыми обожателями! С его обожательными невеждами! С его невежественными любителями! С его самовлюбленными попустителями! Подумать только, ведь я чуть не утонул, а этот тип, этот фанат невесомости, и палец о палец не ударил!»