Бен Элтон - Слепая вера
После того как Траффорд ушел на работу, Чантория обрила себе голову. Потом надела самое белоснежное из своих бикини и нимб, которым еще недавно так гордилась, только теперь перевернула его вверх ногами. Затем Чантория пошла в «Потаскушку Долли» и купила там маленькую плетку-девятихвостку, предназначенную для садомазохистских развлечений. Выйдя на улицу, она стала бродить по району и бичевать себя, надрывно крича, что она великая грешница и Господь должен стереть ее с лица земли. Спустя некоторое время, исхлестав в кровь всю спину, она подошла к Духовной Обители, куда ее не пустили вчерашним утром.
Поднявшись на крыльцо, она сообщила, что хочет видеть исповедника. Ей вновь отказали, но на этот раз она раскричалась так отчаянно, что отец Бейли спустился в холл и пригрозил вызвать полицию, если она не уймется.
– Я хочу, чтобы меня покарали, – сказала Чантория. – Мне нет прощения! Я должна исповедаться.
– Ладно, – согласился отец Бейли. – Исповедуйся и уходи.
– Мой муж сделал нашему ребенку прививку, а я ему не помешала! – завопила Чантория. – Господь забрал у нас Кейтлин за то, что мы пошли против его воли!
Это было гораздо более серьезным признанием, чем рассчитывал услышать отец Бейли. Поэтому он велел немедленно проводить Чанторию в дом и запереть ее в подвале, а сам тут же вызвал к себе районного инквизитора. Пока тот добирался по вызову, Бейли, преисполненный праведного негодования, взял хлыст и принялся собственноручно избивать плачущую женщину, которая извивалась перед ним на мокром каменном полу. Все его слуги присутствовали при этом как свидетели, а когда исповедник утомился, самые рослые и сильные из них приняли хлыст из его рук, дабы продолжить экзекуцию.
Для подкрепления сил отец Бейли заказал себе вино с пирожными. Едва Чанторию по его приказу приковали к грубому деревянному столу, как явился брат Искупитель. Районного инквизитора редко видели в дневные часы: он был порождением ночи и обитал в полутемных комнатах и мрачных подземельях. От большинства церковников он отличался редкой худобой, но все его тощее тело покрывали татуировки – оккультные символы и кошмарные рисунки, на которых разнообразные твари дьявольского облика глумились над грешниками, пытая их и насилуя. На его лбу готическими буквами был выведен девиз: «Не спрашивай, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе». По своему району брат Искупитель перемещался в паланкине, который несли четверо осужденных преступников. В том же паланкине всегда лежали пыточные инструменты, и он не забыл взять их с собой, прежде чем войти в Духовную Обитель и потребовать, чтобы ему показали несчастную грешницу, отравившую свое дитя. Однако из Чантории не пришлось вырывать признание с помощью тисков и клещей, поскольку она жаждала облегчить душу и все выложила сама.
– Я грешница! Я заслужила кару! – рыдала она, распростершись на столе и гремя цепями. – Из-за моего мужа наша семья вступила на путь неповиновения Богу-и-Любви!
– Выведите ее на улицу, – приказал брат Искупитель.
– Прошу прощения, брат, но я бы еще чуть-чуть подержал ее здесь, – возразил исповедник. Его лицо раскраснелось, влажные губы блестели. – Я знаю эту несчастную, и мне кажется, что мы узнаем больше, если я займусь ею лично.
Отец Бейли стоял около стола, на котором была распята Чантория. Он сбросил свою роскошную мантию и золотые плавки и остался нагим, если не считать высоких белых сапог и усыпанных драгоценностями колечек, которые украшали его гениталии. Эти колечки поблескивали и переливались в полутемном подвале.
– Выведите ее на улицу, – повторил брат Искупитель и повернулся к выходу.
Отец Бейли был глубоко возмущен бесцеремонностью своего гостя, но даже он не мог позволить себе перечить представителю столь могущественной организации. Чанторию выволокли из подвала на улицу, где уже собралась беснующаяся толпа. Там ее приковали за запястья к задку паланкина, после чего брат Искупитель хлестнул носильщиков и поехал прочь.
37
После ареста в Изразе Траффорд был переправлен на специальном катере в штаб-квартиру инквизиции на Лондонском озере. Это учреждение, внушающее всем такой страх, что о нем говорили только шепотом, располагалось в здании, которое было когда-то самым величественным городским собором. Теперь его называли Большой Буб, поскольку оно очень напоминало искусственно увеличенную женскую грудь.
Нижняя часть собора пустовала, ибо находилась во власти капризных приливов и отливов Темзы. Футах в шестидесяти над максимальным уровнем воды было построено укрепленное бетонное перекрытие, а на нем соорудили целый лабиринт камер и офисов. Хотя огромное подкупольное пространство было теперь свободно далеко не полностью, оно все же до некоторой степени сохранило свои акустические свойства, и, ступив под своды собора, Траффорд услышал, как под ними отдаются эхом стоны и вопли истязуемых.
Его провели по дуге гигантской окружности мимо множества камер – каждая из них заключала в себе искалеченное, хнычущее существо, которое когда-то было человеком, – и втолкнули в комнату, оборудованную для пыток. Траффорд увидел дыбу, цепи, крюки и клети, пылающую жаровню, на которой лежали железные тавро для клеймения грешников, ножи, трубки, клинья, щипцы, вертелы, плоскогубцы и прочие инструменты, о жутком назначении которых он мог только догадываться.
В комнате уже находились шестеро: страж, могучий тюремщик, раздувающий мехи под жаровней, двое подручных у валиков дыбы, инквизитор в клобуке и, наконец, женщина с обритой головой, висящая без сознания на ржавой железной решетке. Она была обнажена, если не считать багряного комбинезона из запекшейся крови. Траффорд с содроганием узнал в ней Чанторию.
– Добро пожаловать, Траффорд, – сказал инквизитор, снимая клобук. – Меня зовут брат Искупитель. Храм назначил меня инквизитором вашего прихода. На моем лице вы можете видеть надпись «Не спрашивай, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе», – и нет на свете другого лица, которое выражало бы столь же неоспоримую истину. Ваша жена сообщила нам, что вы любите издеваться над детьми.
Траффорд попытался отрешиться от страшного зрелища, которое открылось его глазам, и спокойно все обдумать. В Госбанде ему не сказали, в каком именно преступлении против веры он обвиняется, но поскольку Чантория тоже попала сюда и поскольку инквизитор упомянул об издевательствах над детьми, можно было с большой долей вероятности предположить, что причина его ареста – вакцинация Мармеладки Кейтлин.
Хотя живот ему сводило от ужаса, Траффорд увидел в этом проблеск надежды: ведь это значило, что здесь могут ничего не знать о его связях с гуманистами. Конечно, его казнят за то, что он сделал дочери прививку, но теперь, когда Мармеладка Кейтлин умерла, Траффорд уже не боялся смерти. Боли – да, но не смерти. Теперь Траффорду были небезразличны только Сандра Ди, которую он любил, да еще его глубокая вера в гуманизм и живительную силу разума. Единственным долгом, который у него остался, было защитить все это, и в его мозгу мгновенно сложился план действий. Раз они знают о вакцинации, то первой их задачей будет выяснить, как (или, по крайней мере, кем) она была проведена. Поэтому Траффорд решил не называть имени Кассия до тех пор, пока его организм не откажется терпеть пытки, и надеяться, что брат Искупитель не заподозрит о наличии у него других секретов и не станет менять линию допроса.
– Все, что я сделал, я сделал один, – сказал он. – Ни моя жена, ни мои знакомые не имеют к этому никакого отношения.
– И что же вы сделали, Траффорд? – осведомился инквизитор.
– Мне нечего вам сказать.
– Ах, так значит, это секрет? – спросил брат Искупитель. – Чантория рассказала мне, что вы умеете хранить секреты. Это правда?
– Я не скажу вам. Это секрет, – сказал Траффорд и секунду спустя уже лежал распростертый на бетонном полу с острой болью в челюсти, хрустнувшей под чугунным кулаком тюремщика.
– Вы устроили своей дочери вакцинацию? – спросил брат Искупитель.
– Какое это теперь имеет значение? – с трудом выговорил Траффорд. – Она все равно умерла.
– Когда я спрашиваю, вы должны отвечать, Траффорд.
Траффорд получил жестокий пинок сзади. Его щека была прижата к влажному бетону, и он не поднял головы, чтобы посмотреть вверх. Вместо этого он скосил глаза и увидел, как сапоги брата Искупителя пересекли комнату и остановились у подножия решетки, на которой висела Чантория. Траффорд услышал громкий металлический лязг, и обмякшее, избитое тело Чантории мешком рухнуло на пол, так что ее покрытое кровоподтеками лицо очутилось не дальше чем в трех футах от его собственного. Сначала он подумал, что она без сознания, но ее глаза открылись, и их взгляды встретились.
– Прости, – сказал Траффорд.
Чантория силилась ответить, но ее распухшие, окровавленные губы отказывались ей повиноваться.
