Стальной пляж - Джон Варли
Глупо, не так ли? Признаться, я так и думал всегда — до того самого момента, как ГК подчинил себе мой собственный разум. Калли всегда считала, что этого следует опасаться, и была хоть и в меньшинстве, но не одинока. С ней соглашались Уолтер и еще несколько хронических оппозиционеров вроде хайнлайновцев.
Я уже собрался было продолжить повесть о моих злоключениях, но Калли приложила палец к губам:
— Придется отложить на потом! Правитель Хордовых возвращается.
* * *
Калли немедленно расчихалась. Выражение лица Дэвида, и без того добродушное, подобрело настолько, что сделалось почти смешным. Без всякого сомнения, ему доставляла удовольствие ее реакция. Он уселся и подождал, пока Калли отыщет в недрах сумочки спрей для носа. Когда она впрыснула себе лекарство и высморкалась, он любезно улыбнулся:
— Боюсь, ваше предложение убить девяносто восемь… — тут Калли вскинулась было возразить, но он поднял руку и продолжил: — Очень хорошо. Убийство девяносто восьми живых существ попросту неприемлемо. После дальнейших консультаций и выслушивания жалоб, которые потрясли меня — а вы прекрасно знаете, что я в своем деле не новичок…
— Девяность семь, — перебила Калли.
— Шестьдесят, — возразил Дэвид.
На мгновение Калли усомнилась, верно ли она расслышала. Последнее слово повисло в воздухе между ними, огнеопасное, словно сам костер.
— С шестидесяти вы начали, — тихо произнесла Калли.
— И я только что вернулся к этой цифре.
— Что здесь происходит? Так не делается, и вы это знаете. Мы с вами, мягко говоря, непримиримые враги, но мне всегда удавалось вести с вами дела. Существуют известные допустимые приемы, определенные соглашения, которые, если и не имеют силы закона, то уж наверняка прочно вошли в традицию. Все признают их. Это называется "добросовестность", и я не думаю, что вы здесь и сейчас следуете ей.
— Привычных дел у нас с вами больше не будет, — нараспев произнес Дэвид. — Вы спрашиваете, что происходит? Я вам отвечу. Последние десять лет моя партия неуклонно набирала силу. И завтра я выступлю с важной речью, в которой объявлю о введении новых квот, цель которых — в течение ближайших двадцати лет постепенно свести на нет потребление в пищу плоти животных. В наш век просто безумие продолжать эту примитивную и нездоровую практику, унизительную для всех нас. Убийство и поедание братьев наших меньших — не что иное, как каннибализм. Мы не можем больше допускать этого, если хотим называть себя цивилизованными людьми.
Я был поражен. Он не запнулся ни на едином слове, что наверняка означало, что он предварительно написал и заучил наизусть свою речь. Мы стали свидетелями генеральной репетиции завтрашнего грандиозного зрелища.
— Заткнитесь, — процедила Калли.
— Бесчисленные научные исследования доказали, что мясоедение…
— Заткнитесь, — повторила Калли, не повышая голоса, но вложив в это слово нечто более сильнодействующее, чем крик. — Вы находитесь на моей земле, и вы заткнетесь, иначе я лично пригоню вас пинками в вашу старую потертую задницу до самого воздушного шлюза и спущу в него.
— Вы не имеете права…
Калли плеснула ему в лицо пивом. Она просто взмахнула рукой через костер и выбросила пустую банку через плечо в темноту. На миг лицо Дэвида застыло в величайшем потрясении, какое я когда-либо видел на лицах людей — у меня аж мурашки по коже побежали. Но он тут же расслабился и принял свою обычную позу мудрого старца, ошеломленного сварами несовершенного мира, но тем не менее взирающего на этот мир с высоты своей богоподобной любви.
Из зарослей его бороды выглянула мышь, посмотреть, из-за чего сыр-бор разгорелся. Она попробовала капельку пива, вкус ей понравился, и
она принялась слизывать напиток такими темпами, о которых наверняка пожалеет наутро.
— Я торчу на корточках перед этим треклятым костром уже больше тридцати часов, — вскипела Калли. — Я не жалуюсь — такова цена заключения сделок, и я привыкла к этому. Но я очень занятая женщина. Если бы вы сказали мне обо всем этом, когда мы только усаживались, если бы вы соизволили предупредить меня о своих намерениях, я могла бы швырнуть в костер песок и заявить вам, что мы увидимся в суде. Поскольку именно туда мы и отправимся, и я добьюсь судебного запрета на ваши визиты раньше, чем на вас пиво просохнет. Бюро Трудовых Отношений тоже найдет, что сказать! — и она воздела руки в красноречивом итальянском жесте: — Думаю, нам не о чем больше разговаривать.
— Это неправильно, — забормотал Дэвид. — Это еще и нездорово, и…
Не дожидаясь, пока он подберет подходящее слово для выражения столь всеобъемлющего ужаса, Калли снова кинулась в бой:
— Нездорово?! Вот чего я никогда не могла понять. Мясо бронтозавров — самая здоровая простая пища, какую только можно придумать. Уж кому это знать, как не мне! Я помогала воссоздавать геном динозавров, когда мы оба были молоды. Это мясо почти лишено холестерина, богато витаминами и минералами… — она прервала свою тираду, с любопытством взглянула на Дэвида и спросила сама себя: — Да что я тут распинаюсь? Понятия не имею. Я невзлюбила вас с первой же встречи. Я думаю, вы просто-напросто сумасшедший и непорядочный эгоист. Весь этот бред о "любви"… Я всегда полагала, что вы живете в придуманном мире, где никто никому никогда не причиняет боль. Но вот в чем я никогда вас не обвиняла, так это в глупости. А сейчас вы совершаете глупость, причем с таким видом, будто всерьез верите, что сможете ее осуществить. Вы наверняка и сами понимаете, что ваша затея не сработает?
И она устремила на соперника озабоченный, почти сочувственный взгляд. Мне почти показалось, что она хотела бы помочь ему. Ничто не могло бы разъярить Дэвида больше, чем это, но я, честно говоря, не думаю, что Калли нарочно хотела задеть его. В ее понимании он всерьез готовился совершить политическое самоубийство, если собирался лишить жителей Луны их любимой бронтозаврины, не говоря уже о всех других видах мяса. А она никогда не понимала безрассудства других людей.
Дэвид наклонился вперед, открыл рот, чтобы разразиться следующей заученной тирадой — но не успел. Произошло, как мне думается,
