Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы - Эдвард Гамильтон Уолдо
Филос открыл рот, чтобы заговорить, но в этот момент раздался голос Фраура:
– Сиес! – громко воскликнул он.
Когда они вчетвером вошли, Сиес не успел разглядеть давно «умершего» ледомца. Теперь же он перевел на него свой взгляд, присмотрелся и узнал тонкие красивые черты человека, которого все считали погибшим. Фраур же улыбнулся, соединил свои ладони, и перед ним возникло зеркальное поле. Это была поистине дьявольская игра: показав Сиесу в зеркале свое лицо, через мгновение Фраур заменил его изображением самого Сиеса. Сиес, ошеломленный, не понимал, чему верить – зеркалу или своим глазам.
– Убери зеркало! – почти закричал Сиес. – Фраур! Это ты?
Тяжело дыша, он подошел к неосязаемому полотну зеркала. Филос встал рядом с Фрауром и взял зеркало под свой контроль. Фраур же отошел, и Филос принялся водить Сиеса по комнате как загипнотизированную птицу, после чего резким движением убрал зеркало и, представ перед Сиесом в своем обычном обличье, улыбнулся.
И в это время Фраур, стоя позади Сиеса, позвал:
– Сиес!
Все это время Чарли Джонс возился с циферблатами управления машиной времени. Он установил один циферблат, второй, третий, четвертый, нажал на кнопку, после чего втолкнул Саутин внутрь машины и нырнул туда сам, по пути потащив за собой дверь. Последнее, что он увидел, было лицо Сиеса, который, поняв, что происходит, оттолкнул Фраура и бросился к циферблатам.
Они упали на пол кабины. Несколько мгновений они лежали в неподвижности, после чего Чарли встал на колени и обнял девушку за плечи.
– Я хотела попрощаться с ними, – прошептала Саутин.
– Все будет хорошо, – отозвался Чарли, гладя ее по голове.
И вдруг он рассмеялся – это могла быть и реакция на пережитый стресс.
– Посмотри, как мы одеты! – сказал он.
Саутин посмотрела – сначала на себя, потом повернула испуганное лицо к нему.
– Ну и костюмчики у нас! – усмехнулся Чарли. – Это будет забавно – мы появимся там, на лестнице, я – в костюме Супермена, а ты…
Саутин поглубже, насколько смогла, закуталась в свой плащ с высоким воротником.
– Я не знаю, что мне делать, – сказала она. – Я такая…
Она скользнула взглядом к споррану, прикрывавшему низ ее тела.
– Это все неправильно, – проговорила она, и в голосе ее зазвучала храбрость человека, отчаявшегося на исповедь. – У меня там нет… Как ты думаешь, они узнают? А если узнают, то что?
Чарли вдруг перестал смеяться и сказал вполне серьезно, стараясь звучать убедительно:
– Ничего. Все будет хорошо.
– Мне так страшно, – сказала Саутин.
– Скоро не нужно будет ничего бояться, – сказал Чарли.
И подумал про себя – и мне тоже. Вряд ли Филос отправил бы свою дочь в ту временную точку, когда человечество подожгло фитиль и спалило себя в огне ядерной катастрофы. А вдруг он именно это и сделал? Но тогда стоило ли жертвовать жизнью Саутин только для того, чтобы она год, месяц или даже день провела среди существ, подобных себе?
Жаль, что Филоса уже не спросить.
– Сколько нам здесь сидеть? – спросила девушка.
Чарли взглянул на дверь.
– Не знаю, – ответил он. – Сиес говорит, мгновенно. По крайней мере, если двигаться сюда, в Ледом. Дверь не откроется, пока машина…
Он хотел сказать «едет», потом – «путешествует», потом – «работает», и все эти слова показались ему неверными.
– Думаю, дверь не откроется, пока мы не прибудем на место, – сказал он наконец.
– А ты не попробуешь?
– Попробую, – отозвался он, но с места так и не сдвинулся.
– Не бойся, – сказала Саутин.
Чарли Джонс подошел к двери и открыл ее.
– Благослови, боженька, мамочку и папочку, а еще бабушку Салли и бабушку Феликс, а еще, наверное, Дейви, – поет Карен под какую-то свою мелодию. – А еще…
– Продолжай, милая. Нужно сказать что-то еще?
Карен секунду раздумывает и говорит:
– Боженька, благослови боженьку, аминь.
– Это очень хорошо, милая. Но почему ты так сказала?
– А я всегда благословляю тех, кто меня любит…
Чарли Джонс открыл дверь, и в машину времени хлынул серебристый свет, который было трудно с чем-то спутать – это был свет Первого медицинского центра.
– Ты кое-что забыл, – прозвучал голос.
Это Миелвис.
Позади Чарли раздался сдавленный вскрик. Не оборачиваясь, он выпалил:
– Оставайся на месте.
Но Саутин неожиданно скользнула мимо Чарли, мимо Сиеса, Миелвиса, Назива и Гросида, которые, глядя на нее широко раскрытыми глазами, стояли возле дверей машины времени, и бросилась к Филосу и Фрауру, неподвижно лежавшим на полу. Руки лежавших были сложены на груди, ноги безвольно раскинуты в стороны. Некоторое время было слышно лишь прерывистое дыхание девушки.
– Вы убили их! – проговорил Чарли голосом, полным ненависти. – А еще вы убили их ребенка.
Ему не ответили, если не считать ответом потупленный взгляд Назива.
А Миелвис спросил:
– Ну, так как?
Чарли понимал, что эти слова относятся к последней реплике Миелвиса.
– Я ничего не забыл! – ответил Чарли. – Филос должен был все вам доложить. Я умею держать обещание.
– Филос уже не сможет ничего доложить.
– Это ваша вина. Как насчет нашей договоренности?
– Мы тоже держим свои обещания.
– Тогда выполняйте!
Миелвис покачал головой.
– Сперва – твое мнение о Ледоме, – сказал он.
Терять Чарли было нечего. Он прищурился и, четко выговаривая слова, произнес:
– Вы – самая гнусная шайка извращенцев, которая когда-либо жила на этой планете.
Среди ледомцев словно ветер прошуршал – не звук, но движение. Наконец, после минутного молчания, Миелвис сказал:
– Почему ты изменил свое мнение о Ледоме? Что повлияло на тебя, Чарли Джонс?
– Правда.
– Что за правда?
– Нет здесь никакой мутации.
Миелвис улыбнулся.
– Разве есть разница – производим изменения мы или природа? Чем мы хуже, чем какой-нибудь случайный сбой в геноме?
– Вы хуже, потому что делаете это сознательно.
Чарли глубоко вздохнул и едва не плюнул.
– Филос открыл мне ваш истинный возраст. То, что вы творите – зло! Мужчины женятся на мужчинах, инцест, извращения – все самое гнусное у вас – норма.
– И какой процент представителей твоей культуры разделили бы твое мнение, – спросил Миелвис вежливо, – если бы они владели той информацией, которой владеешь ты?
– Сто два процента, если угодно! – прорычал Чарли.
– Но если бы наша культура появилась как результат мутации, ты считал бы нас невинными?
– Мутация – естественный процесс. То, что делаете вы, – против законов природы.
– А разве человеческий ум – не часть природы? Чем он тогда принципиально отличается от вызывающих мутацию космических частиц?
– Космические лучи подчиняются физическим законам природы, а вы идете против них.
– А разве homo sapiens не идет против законов природы? – спросил Миелвис. – Вы отвергли главный из них – закон естественного отбора.
И, помолчав, спросил:
– Скажи мне, Чарли Джонс! Что homo sapiens сделали бы с нами, если бы мы жили бок о бок, и они знали бы наши тайны?
– Мы бы уничтожили вас до последнего изувеченного вами младенца, – холодно ответил Чарли. – А его бы показывали в цирке. Это все, что я хочу сказать. А теперь – отправляйте меня отсюда!
Миелвис вздохнул, а Назив неожиданно произнес:
– Да, Миелвис, ты был прав.
Миелвис посмотрел на Чарли и сказал:
– Назив считал, что мы должны открыться homo sapiens и поделиться с ними нашими инструментами управления А-полем, а также
