Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы - Эдвард Гамильтон Уолдо
– Кто поет, как ты думаешь? – спрашивает Херб.
– Откуда же мне знать? – отвечает Джанетт слегка раздраженно. – Мало ли всяких «чьих-то братьев» и «каких-то трио»? Все они звучат на один лад.
– Нет, ты прислушайся! – настаивает Херб.
Джанетт откладывает попкорн и внимательно слушает.
– Это тот, с кривыми зубами и оловянными глазами, что мы позавчера видели по ящику?
– Нет! – торжественно провозглашает Херб. – Это Фаунтлерой, и зовут его Дебси. Имя мужское. Но, фактически, это девица.
– Да не может быть!
Джанетт прислушивается: голос поднимается на запредельную высоту и тонет в звуках фортепиано.
– А знаешь, ты прав, – говорит Джанетт.
– Я знаю, что я прав, и это меня пугает.
Херб захлопывает журнал, который читает.
– Тут, в журнале, Аль Капп – ты его знаешь, он карикатурист, – так он рассказывает, как определяет, кто в журнальных иллюстрациях мужчина, а кто женщина. Кто красивее – тот и мужчина. Я читаю, а тут это радио, где девица поет под мужика, который якобы поет под женщину.
– Ну, и что тебя пугает?
– Скоро начнем путаться, – отвечает он шутливо. – А если это будет продолжаться, начнутся мутации, и уже нельзя будет понять, кто мальчик, а кто – девочка.
– Глупости! Мутации так не происходят.
– Я понимаю! Но, если все пойдет, как идет сейчас, появятся двуполые люди, и никто этого не заметит.
– Ты преувеличиваешь опасность, Херб.
– Думаешь? А посмотри, сколько тому примеров! У тебя нет чувства, что мы становимся жертвами какой-то неведомой силы, которая хочет превратить мужчин в женщин, и наоборот? Посмотри на русских женщин! Нигде и никогда не проводились такие успешные эксперименты по превращению женщин в ломовых лошадей. А Китай? Там женщин выпустили из публичных домов, и теперь они по четырнадцать часов грузят уголь плечом к плечу со своими братьями. Вот – другая сторона пластинки, которую мы только что слушали по радио.
Джанетт берет шарик попкорна и опускает в краску.
– Ничего подобного, – говорит она. – Там, на другой стороне, «Звездная пыль».
– Ты сказал «Лора»?
Чарли посмотрел на потолок, переплетенный деревянными балками.
– Прости, – сказал он слабым голосом. – Наверное, я слишком долго обходился без сна.
– Кто это – Лора?
С помощью Филоса Чарли сел и посмотрел на вопрошавшего, сероглазого ледомца с каштановыми волосами, с сильными, но тонкими чертами лица и изысканно-странным рисунком губ, готовых в любой момент улыбнуться.
– Лора – это та, кого я любил, – просто ответил он – так, как сказал бы любой ледомец.
– А ты, должно быть, Саутин, – произнес он и вновь посмотрел на того, точнее – ту, что стояла рядом с Фрауром.
Она не спряталась за колонну, поддерживавшую балки, но осталась подле Фраура, застенчиво улыбаясь. Она была одета по-ледомски, в плащ с высоким воротником из биостатического материала, который облегал ее грудь, но спереди был обрезан, обнажая ноги, над сочленением которых виднелся шелковый спорран. Милое личико – не мальчишеское, но и не слишком красивое… Конечно же, это была не Лора, но волосы – точь-в-точь как у возлюбленной Чарли, которую тот оставил в далеком прошлом.
– Это Саутин, – сказал Филос. – Познакомься с ним.
– Почему ты называешь его «он»? – возмутился Чарли.
– Саутина? А как же иначе.
И тут до Чарли дошло – иначе и нельзя! Филос рассказал историю своего брака по-ледомски, и, говоря о Саутин, он использовал местоимение, которое в ледомском не относится ни к мужскому, ни к женскому роду. Но не относится и к среднему! Чарли сам виноват, что перевел это на английский как «он».
– У тебя волосы, как у Лауры, – сказал он девушке.
Она же, все еще стесняясь, произнесла: – Я рада, что ты пришел.
Чарли устал, но спать ему не дали – не было времени. Его покормили, и он смог только слегка отдохнуть, пока Фраур водил Филоса по своему горному убежищу, которое частью было скрыто под землей, частью выходило на кромку плато, и было недоступно для посторонних – если только у них не было крыльев. Позади находился лес, за ним – обширный луг, где Саутин, как сказал Фраур, подстрелила из лука оленя. Они ходили по дому и плакали, понимая, что видят его в последний раз. И именно в этот момент Чарли задал себе вопрос: а что с ними станет после того, как он заберет Саутин с собой? Разве то, что они делают, не есть измена Ледому? И какое наказание их ждет? Чарли не мог спросить – в ледомском не было слов для концепта «наказание».
Они оставили дом, поднялись по склону холма и вошли в воздушный замок. Здесь они закопали в груде щебня светящийся камень. Второй они зарыли, когда по туннелю поднялись к вершине трубы. Сбросив плащи и спрятав их, они вышли на зеленые луга, под серебристое небо Ледома, и медленно пошли в сторону высящихся на горизонте зданий медицинского и научного центров, словно влюбленные, ибо Филос и Фраур действительно были влюблены друг в друга, а Чарли и Саутин должны были их изображать, потому что девушка была страшно напугана.
Приблизившись к Первому медицинскому центру, Фраур отстал и присоединился к Чарли и Саутин – кое-кто из попадавшихся по пути ледомцев мог узнать Фраура, но, когда он шел в компании, сделать это было труднее. Да и Филоса все привыкли видеть в одиночестве. Чарли, идя рядом с Саутин, не переставая подбадривал ее, а то и отдавал прямые приказы.
– Не кричи! – сказал он ей строго, когда они приблизились к «метро». Он отлично помнил, что было с ним, когда его самого сунули в эту дыру, не объяснив, что тут к чему. Войдя в темноту туннеля, Чарли взял Саутин под руку, заставив спрятать лицо у него в изгибе плеча. Обычно гибкая, как пантера, она закаменела, когда их понесло к цели их путешествия. Кричать? Да она дыхнуть не могла от ужаса! Цепко ухватившись за Чарли своими изящными, но сильными пальцами, она стояла, крепко сжав губы и закрыв глаза. Но когда, по приезде в нужную точку, лифт понес их наверх, она, в отличие от Чарли, весело засмеялась.
А он был рад и ее смеху, и тому, что своим смехом она заставила его отвлечься от мыслей:
– о любви, связующей мужчин, которым обоим пересажены женские репродуктивные органы;
– о младенцах, которых сначала кромсают и шьют в «инкубаторах», а потом делают объектом поклонения;
– о том, насколько далеки друг от друга и насколько близки жизнь и смерть;
– о боге, который, оказывается, способен на самые похабные шутки.
Взлетая на невидимом лифте вдоль стены здания, Чарли своим плечом, как мог, глушил громкий смех Саутин, после чего они прошли в ярко освещенную лабораторию Сиеса. Тот, как уверял себя Чарли, должен был быть в отсутствии.
Но, как оказалось, Чарли был неправ. Сиес отвлекся от какого-то оборудования, стоявшего у дальней стены, и, не улыбаясь, двинулся по направлению к ним.
Чарли, увлекая за собой Саутин, отошел, дав возможность Сиесу подойти к Филосу.
– Филос, – сказал
