Генри Олди - Чудовища были добры ко мне
Каша была вкуснющая, с салом и морковью. Хлеб – белый, воздушный, только из печи. Как у господ! Не зря отец кучу денег за размен отвалил. Семь лет копил… Вот отвар целебный – дрянь редкостная! Горький, и воняет… Надо пить, велел себе Танни. Иначе лишнюю седьмицу в госпитале проваляешься. Тут, правда, кормят на убой, и Эльза, опять же…
Но лучше уж поскорее домой!
* * *С раннего детства Танни знал, кем станет, когда вырастет. Грузчиком в порту, как отец. Впрочем, временами он, как все мальчишки, хотел стать моряком. Завербоваться в армию и дослужиться до сотника. Пойти в ученики к королевскому магу Амброзу Держидерево. Да мало ли! Но Танни был парнем рассудительным. И безоговорочно верил отцу, который объяснил: не каждый корабль возвращается домой. Гибель в пучинах Громового океана, или от лихого удара пиратской сабли – скверная участь. А за солдатами смерть приходит еще чаще. Об ученичестве у королевского мага вообще забудь. Слыхал, небось, сколько народу к Амброзу в науку просится? И что, многих он взял за десять лет? Ни одного! Думаешь, тебе повезет?
Держи карман шире!
Отец был прав. Грезя о приключениях и дальних странах, битвах и колдовстве, Танни в глубине души знал: это мечты. Пустые мечты. Он станет грузчиком. Тоже, кстати, неплохо. Вон отец какой сильный! Да, стражнику платят больше, а про чародея и говорить нечего! Зато грузчики в море не тонут, и на войне их не убивают, и колдовскими молниями не жгут. Работы в порту – навалом. Верный кусок хлеба и кружка пива.
О том, что Танни уготована особая судьба, отец сообщил сыну два года назад. Для начала спросил:
– Знаешь, кто такие изменники?
– Ага! – радостно кивнул Танни. Отец с ним беседовал редко, и каждый раз был на вес золота. – Калеки! Которые лучше здоровых! Их в Янтарный грот водят. А потом что-нибудь отрезают. И они… – мальчишке не хватало слов. – Они меняются. Кто сильнее делается, кто ловчее, кто еще чего. Как Марк-ювелир!
Марк-ювелир был в городе человеком известным. Сам король заказывал у него украшения для супруги и фавориток. Двор же в очередь выстраивался за побрякушками.
– Верно говоришь, – согласился отец. – Особенно насчет силы. Силы человеку проще добавить, чем зоркости глаз или чуткости пальцев. И стоит дешевле, я узнавал. Мы с мамой уже давно деньги откладываем. Еще пару лет, и соберем тебе на размен.
– Мне?! На размен?!
– Хочешь сильнее меня стать?
– Хочу!
– А зарабатывать втрое-вчетверо против моего?
– Х-хочу… – промямлил Танни, заподозрив подвох.
– Ты не просто грузчиком станешь. Ты станешь самым сильным, самым лучшим! И денег получишь – кучу! Я всегда мечтал, чтоб тебе лучше моего жилось. Богаче, счастливей! Мы с твоей мамой мечтали… – отцу не хватало слов. Он обнял сына за плечи: – А теперь у нас есть Янтарный грот! Есть сивиллы! Теперь – сбудется. Обязательно сбудется!
Отец погрозил тяжелым кулаком неведомо кому. Он смеялся, но по отцовскому лицу текли слезы. У Танни ёкнуло сердце. Почему отец плачет?
– А что… – горло на миг перехватило. Мальчик с трудом проглотил застрявший в глотке комок. – Что мне отрежут? Чтоб я стал сильным?
Лицо отца потемнело, застыло. Казалось, грубые черты Якоба-грузчика вытесали топором из мореного дуба.
– Что-нибудь. Не очень нужное.
– Что?!
Отец глядел в сторону.
– Я спрашивал, но сивиллы не сказали. Это мы в Янтарном гроте узнаем, когда тебя туда приведут. Может, ухо. Или пальцы на ноге. Ты, главное, не бойся! У грузчика руки-ноги должны быть на месте! Иначе как работать? Сивиллы понятливые, лишку не оттяпают. Страшно? Ну да, страшно. Если б можно было без этого, одним колдовством… Не кисни, парень! Отрежут какую-нибудь ерунду, все заживет. Зато силы привалит – на пятерых! Ямлака видел? Эдма-бугая? Оливера? Вот где силища! Аж завидки берут… Они все через Янтарный грот прошли. Ха! Зарабатывают – каждый за четверых! Мы ж с мамой для тебя…
Ямлак, Эдм и Оливер трудились, как и отец, в порту. Танни слышал от старших ребят, что они – изменники, но значения по молодости лет не придал. Он вспомнил кряжистую, могучую фигуру Ямлака. Человек-гора! Спина и плечи грузчика бугрились чудовищными узлами мышц, словно под кожу напихали прибрежных валунов. Точно, у Ямлака правого уха нет. И хромает он: чуть-чуть, еле заметно. Рожа страшенная… Если Танни так изуродуют – лучше не надо! Эдм-бугай и впрямь похож на быка, только без рогов. Во рту половины зубов недостает. В драке выбили? Или это после размена? Еще шрам на шее – жуткий, словно Эдму хотели голову отрезать, да передумали.
Нет уж, Танни себе голову резать не даст! Даже если она на месте останется.
Зато Оливер вполне человек. Жилистый, свитый из канатов. Руки – клещи. Монеты на спор в трубочку скручивает, будто весенние листики. Потом раскручивает, как было. Вцепится в тюк, в пять раз больше самого Оливера, как муравей в добычу – и тащит, волочит. Все у него, вроде, на месте. Лысый, правда, и бровей нет, и бороды. Голос тоненький, свирельный. Вот если Танни станет, как Оливер, тогда да! На такое любой согласится…
Отец продолжал говорить, убеждать. Слова скользили мимо ушей. Танни лишь время от времени кивал невпопад.
– Я ж для тебя… Мы с мамой…
Танни кивал.
– Разбогатеешь, свое дело откроешь…
На город спускалась ночь.
– Ну что, рад? – Отец поднялся, громко хрустнув коленями. – Я б и сам с легкой душой. Поздно мне, брат. Пусть хоть тебе судьба улыбнется. Пошли спать, богатырь?
Ночью мама плакала. Тихо-тихо.
Думала, мужчины не слышат.
2
Покончив с кашей, Танни начисто выскоблил миску корочкой хлеба. Наслаждаясь каждым кусочком, съел морковь, которую выловил и оставил напоследок. Затем, прежним манером – держась за стену и стараясь ступать на пятки – дошкандыбал до каменного ведра с водой. Жадно выхлебал целую кружку, заливая желчную горечь отвара. В каморке барака, которую он занимал – подумать только: у него есть своя комната! – чуть-чуть потеплело. Прежде, чем будить Танни, сивилла подкинула дров в погасшую к утру печурку, сложенную из пористого туфа, и заново раздула огонь. Теперь печка – пузатая, как купец Гидеон – будет довольно гудеть до обеда. Утренний озноб бежал с позором, а скоро тут станет совсем жарко. Живут же люди! Дров жгут – сколько захотят…
Делать было нечего. Умостившись на табурете, Танни принялся смотреть в окошко. Окно было с настоящим стеклом. Да еще, небось, колдовство наложено. Не бывает таких прозрачных стекол! Эльза сказала: так нужно, чтобы люди быстрее поправлялись и правильно менялись. И отвар для этого, и стекло. Бруски базальтовые под потолком, все в рунах. Это сколько ж знать надо, чтоб чары творить? За десять жизней не выучишь! А он еще хотел к королевскому магу в науку…
Нет уж! Наша дорога – в грузчики.
За окном кружились мохнатые белые мухи. Они рождались из воздуха, из таинственной паузы между вдохом и выдохом, и тихо ложились на землю, укрывая ее пушистым одеялом. В завораживающем танце снежинок чернели срубы соседних бараков, укрытые пухлыми шапками. Снег придавил госпитальные постройки к земле, подступил снизу и сверху, грозясь погрести под собой жалкие творения людских рук. Танни улыбнулся. Он любил снег. А когда его выпадало много – и вовсе счастье. Жаль, сейчас на улицу не выберешься. Набрать бы полные пригоршни морозного пуха, слепить упругий снежок, запустить в ворону, вышагивающую по целине с важностью бургомистра…
Теперь ему будет не до забав. Он уже взрослый. Работник. Танни и раньше не сидел без дела: помогал матери по хозяйству, бегал в порт, крутился в ожидании возле швартующихся кораблей. Отнесешь чью-нибудь поклажу на постоялый двор – заработаешь монету. В семье каждый медяк – не лишний. Но это было так, баловство. Участвовать в настоящей разгрузке ему запрещал отец. Спину, мол, сорвешь! И, ухмыляясь, напоминал два правила грузчика: ничего не брать пальцами и ничего не поднимать руками. В детстве Танни сгорал от изумления: как так можно? Ведь берут пальцами! И поднимают руками… Отец хохотал, поправляя малыша: берут руками, поднимают спиной. Со временем, глядя, как трудятся грузчики, Танни догадался, что хотел сказать ему отец на самом деле. Теперь он станет работать по-настоящему. Скрип сходен, «гуляющих» под ногами, запахи моря, смолы и дегтя, острых пряностей и ворвани; крики чаек над головой… А ты большой, ты силач – сильнее всех! Ты взваливаешь на спину тюк величиной с гору, или дубовый брус размером с колокольню. Товарищи смотрят на тебя с молчаливым уважением. Если подначивают, то без злобы. У тебя кулачищи с пивную кружку. Если таким приложиться к уху обидчика…
Драться Танни не любил, но время от времени приходилось. А когда он станет главным силачом – кто ж его задирать осмелится? Нет, отец правильно придумал насчет размена. Глаза и пальцев на ногах было, конечно, жаль. Но даже сопляки, кто ходит без штанов, с голым задом, понимают: за все надо платить. Бывает, платишь деньгами, а бывает и по-разному.
