Генри Олди - Чудовища были добры ко мне
И ошибся бы, как никогда.
С внезапной легкостью кайло на локоть ушло в землю, вдруг сделавшуюся рыхлой и податливой. Градом брызнули влажные, липкие комья. Лом увяз до середины. Земля парила, оттаивая – впору было поверить, что в окрестностях Тер-Тесета наступила весна. Еще один взмах заступа, и в рытвине показался край грязной ткани.
– Осторожней…
Циклоп опустился на четвереньки, руками разгребая землю – и вдруг замер. Медленно поднял голову, вжав затылок в плечи; уперся взглядом в башню. На балконе третьего этажа стоял Симон Остихарос. Воздух вокруг мага ощутимо дрожал, стекая вниз жаркими струями. Сразу стало ясно, откуда взялась нелепая весна.
– Ты не тронешь ее и пальцем, Симон! – сын Черной Вдовы вскочил на ноги. – Она умерла, и тело ее не достанется никому! Слышишь? Никому!
Голос Циклопа налился силой, эхом отразился от стен. Симон молчал. Горячий воздух все так же струился от мага на могилу.
– Мне плевать на Амброза! Ему нужно тело Инес, чтобы обвинить нас в ее смерти. Тебе нужно ее тело, чтобы спасти меня. Вы оба ничего не получите! Хвала Митре, что я – не маг! Триста раз хвала! Иначе я тоже захотел бы воспользоваться…
Он закашлялся.
– Все вы одинаковы! Вы, маги! Для вас труп – разменная монета. Козырь в игре! Погубить, спасти – какая разница?! Хочешь защитить меня с помощью Инес? Записаться в опекуны к нетленной покойнице? На, выкуси! – Циклоп ткнул кукишем в лицо магу, расхохотавшись, как безумец. – Труп не щит! Я не позволю тебе закрывать меня ее телом! Инес ушла, и хватит об этом. Я сожгу ее останки. Пусть покоится с миром…
– Твой выбор, – кивнул Симон. – Я его принимаю.
Когда Циклоп вытаскивал тело из могилы, под саваном явственно прошла дрожь. Останки шевелились. Мертвая плоть изменялась, выпирая из-под расползающейся ткани мослами новых, чудовищных суставов, вспучиваясь и опадая. Издав утробный звук, Натан бросился прочь, отбежал к фонтану – и там парня вывернуло. У Вульма дергалась щека; он отвернулся, сглатывая. Циклоп бережно уложил содрогающееся в конвульсиях тело под яблоню – туда, где снег оставался чистым. Рванув саван, открыл лицо покойницы – бледное, восковое. Лицо мертвой женщины, которого не коснулись ужасные изменения. Глаза Инес были открыты. Ни малейшей искры жизни не горело в них. Инес ди Сальваре умерла. Осталось прекратить мучения ее бренного, ее несчастного тела.
– Несите дрова…
Натан с готовностью бросился исполнять приказ. Парень был готов бежать хоть на край света, таскать что угодно, хоть горы – лишь бы не видеть шевелящейся покойницы. Его остановил голос Симона:
– Не нужно дров. Я сам…
Циклоп хотел возразить. Сказать, что это его решение, и в случае суда – его вина. Пусть Амброз решит, что слуга-предатель хотел избавиться от улики! Пусть думает, что угодно! Он, Циклоп, готов ответить… Готов или нет, но сын Черной Вдовы не успел произнести ни слова. И едва успел отшатнуться. Тело Красотки вспыхнуло ослепительным пламенем. Во дворике сделалось светло, как днем. Циклопу почудилось: на миг в рукотворном пекле возникла прежняя Инес – такая, какой была Красотка раньше, прежде чем начались изменения, будь они прокляты… Он зажмурился, а когда вновь открыл глаза, все было кончено. Снег паром извергся в небеса; на выжженной земле остывала кучка пепла. Кроме этого пепла, легкого, как тополиный пух, от тела Инес ди Сальваре не осталось ничего.
У Циклопа отчаянно чесался лоб. Не человеческая плоть, кожа и вздувшиеся жилы – нет, свербело Око Митры. Циклоп знал, что это – иллюзия, плод возбуждения. Камень лишен чувствительности. Но знание никак не помогало ему избавиться от зуда.
Если бы сын Черной Вдовы имел под рукой зеркало, он бы увидел: «третий глаз» сменил цвет, из млечного опала превратившись в сероватый кремень.
* * *За окном занимался рассвет. Тучи бежали в смятении, и горизонт на востоке окрасила алая полоса. Выше она пылала жемчужным сиянием, перетекая в бледную, выцветшую голубизну. Там, за небокраем, полыхал огромный погребальный костер, на котором дотла сгорало «вчера», спеша уступить место «сегодня».
Они сидели в кабинете на первом этаже башни. Заснуть никто и не пытался. Травяной настой в кружках успел остыть, и теперь горчил, растеряв духовитую пряность. Лишь у Симона над кружкой поднимался слабый парок. Обмякнув в кресле, старец глядел в стену, думая о чем-то своем. Казалось, стена вот-вот задымится.
Циклоп бродил из угла в угол. Это длилось целую вечность. На ходу он взял с каминной полки кристалл темно-фиолетового цвета, и продолжил движение, вертя кристалл в пальцах. Слабая, едва слышимая, кабинет наполнила мелодия тростниковой флейты. Она вилась поземкой, шуршала отзвуком живого дыхания, опираясь на нежное журчание арфы…
– Не трогай! – запоздало рявкнул Симон.
Циклоп застыл на месте.
– Ты… – губы старого мага дрожали. – Ты взял…
Флейта. Арфа. Кристалл лежал на ладони Циклопа. Звучащий кристалл, наследие Красотки; то, до чего сейчас нельзя было дотрагиваться без риска вызвать молнию. Арфа. Флейта. Отблески фиалковых граней.
– Я… я забыл, – выдавил Циклоп. – Забыл, понимаешь?
Симон молчал, размышляя.
– Одно из двух, – наконец сказал он. – Либо нашлось завещание Красотки, и Дни Наследования отменены…
– Либо?! – не выдержал Циклоп.
Симон вздохнул. Он сам не решался поверить в то, что сейчас произнесет.
– Либо Красотка все еще жива.
Маг потянулся к кристаллу – и едва успел отдернуть руку в последний момент. Воздух между сгустком музыки и пальцами старца рассыпался снопами искр, намекая на молнию.
Конец первой книги
