Шамиль Идиатуллин - СССР™

– Алик, возвращаясь... Кстати, удобно вас так называть? Я ведь за Константином Николаевичем и Георгием Андреевичем повторяю.

– Нормально. Полное имя Галиакбар. Папа выпендрился, в честь деда назвал. Получился почти такой классик татарского театра. Только дед всю дорогу в татарской деревне жил, классик – в Казани вроде, а мы-то – в русских городах. Целиком имя вообще выговорить страшно, как новости интифады получаются. До Гали или Акбара сокращать не получается – одно женским считают, второе не то собачьим, не то вообще молитвой. Галькой пытались называть... В общем, такой паллиатив сложился. Тоже не самый удачный, конечно.

– Почему? – удивился Рычев.

– Аликами же некоторые слои молодежи алкоголиков зовут. Алик, синий...

– Не знал. Понимаете, Галиакбар, я Казанское суворовское окончил и три года провел в арабских странах...

– Я помню.

– Ах да, конечно. Ну и вот, мне не составит решительно никакого труда звать вас полным именем.

Я пожал плечами и сказал:

– Да я сам к нему непривычный. Но, в общем, как вам удобнее. Мне-то все равно.

Принесли салаты. Я начал есть. Оказалось вполне. Рычев поворошил креветок вилкой и продолжил:

– Хорошо. К делу. Возвращаясь к нашему разговору: Алик, скажите, я правильно понимаю, что ваша неприязнь к моей персоне связана с тем, что и вы, и я участвовали в последних выборах? Только с этим?

– Ну да.

– А чем мы вам так не угодили? Мы вас подставляли? Мы вели борьбу грязными методами? Мы неуважительно отзывались о Константине Николаевиче?

– «Не напорись на сучок», – процитировал я.

– Вы всерьез думаете, что это наша кампания? Весь комплект наш – и сучок, и «Не попадись на рычок» тоже?

– Ну, мало ли. У вас пиарщики мудрые. Может, решили бить своих, чтобы чужие боялись. Может, решили, что всякий скандал хорош.

– Ну, тогда я с равными основаниями могу и вас подозревать в организации фамильных этих игр. Не так ли?

Я пожал плечами. Крыть было нечем и предъявлять по большому счету нечего.

– Пиарщики – это да, это песня. Я бы, поверьте, без них обошелся. Легко. Но, сказали, надо играть по правилам. Вот и играли. Что делать, если не я их пока устанавливаю. Налетели мародеры, фонды осваивать. А я только успевал их подтормаживать, чтобы совсем Заксенхаузен конкурентам не устраивали. Честно говоря, мы вас поначалу за конкурентов и не держали. До того, как вы про Курилы не придумали. Прямо скажу, и спецы мои это подтвердили: Курильские острова – это хороший ход был.

Я скромно промолчал. Курильские острова были очень хорошим ходом, сделавшим нам примерно половину кассы.

– Ну, тут мы внимание на Сучкова уже обратили, стали тактику с его учетом строить. Так и не просчитали ведь. Я ждал, честно говоря, что ваш босс будет камни головой разбивать, хвастать, что с Уэсибой каким-нибудь вот так вот сакэ пил, про японские инвестиции в округ рассказывать. Мы к этому мощно подготовились. И обманулись. Вы, Алик, не представляете, сколько у моих орлов гэгов на этот счет пропало.

– Ну, я не заметил, чтобы у вас так сильно хохмы насчет каратистов пропали.

– Эт-то вы просто не знаете, – мечтательно сказал Рычев.

Принесли горячее. Я попробовал, тут же забылся и воткнулся в каре чуть ли не лицом. Рычев понаблюдал за мной с удовлетворением, счел, видать, что я уже подобрел, и сказал:

– Алик, значит, мы можем констатировать, что неприязненное отношение ко мне объясняется не моим гнусным поведением и даже не издержками политической борьбы, в ходе которой мы сожгли некие мосты вокруг себя, а тем, что мы с вами некогда принадлежали к конкурирующим командам?

– Да.

– Прелестно. Кроме того, мы можем констатировать, что мосты мы реально не сожгли, и потому можем говорить как благоразумные и профессиональные люди?

Я быстро дожевал, проглотил и взмолился:

– Максим Александрович, ну я еще раз прощу прощения. Вспылил, был неправ, больше не повторится. Вы мне дальше диспозицию не объясняйте, пожалуйста, мне от этого позорно и для желудка вредно. Я уже готов ответить на более сложные и, скажем так, конструктивные вопросы и готов обсуждать предложения. Предлагаю приступить к существу.

– Хорошо, – сказал Рычев и приступил: – Алик, вы ведь уже решили проблему трудоустройства после университета?

– В какой-то степени.

– А где, если не секрет?

Я коротко объяснил.

– Это облегчает положение. Я хочу перебить предложение, которое вам сделала кафедра, и предлагаю работу – высокооплачиваемую, по специальности, очень перспективную. Она позволит не только сразу достойно и не поджимаясь существовать самому, но и содержать семью, а также помогать родителям. Семьи, я так понимаю, пока нет, но родители, надеюсь...

– Давайте не будем об этом, – решительно сказал я.

– Почему? Ну хорошо, не будем. Тогда давайте о другом. Прикинем. Кандидатская, при самом благополучном раскладе, – это пара лет. Все это время работать на кафедре, за зарплату, величина которой вам известна куда лучше, чем мне, и в любом случае близка к отрицательной. А подрабатывать как? Практика, постоянная – это вряд ли. Экспертный статус не прокормит. Выборами вряд ли получится, да и собачье это дело, озверяет оно. Публицистикой – на первых порах тоже вряд ли выйдет, а если и выйдет, есть опасность научный потенциал исписать. И главное – потом-то что? До профессора расти? Я дико извиняюсь.

Но это я, пожалуй, напрасно говорю. Давайте лучше сразу обозначу два аспекта, которые могут показаться вам существенными. Во-первых, мы не помешаем, напротив, создадим все условия для того, чтобы вы защитили кандидатскую и при желании пошли дальше. Ваша степень для нас будет едва ли не важнее, чем для вас. Во-вторых, Георгий Андреевич совершенно не возражает против того, чтобы вы приняли наше предложение. Во все детали в беседе с ним я вдаваться не стал, но в целом дискурс обозначил. Он одобрил.

– О как! – сказал я, оторвавшись от растерзанного ягненка.– Без меня меня женили. А хоть в детали посвятите?

– В случае вашего согласия – безусловно. До тех пор – нет. Эксклюзивный проект, вы уж извините. Раньше времени светить совсем без файды.

Я поднял брови, потом хихикнул, сообразив, что не ослышался и имеется в виду именно fayda – польза по-татарски.

– Респект, – сказал я. – Сами придумали?

– Да что вы, у нас это устойчивое выражение было. И еще: «ха-азер!» Правильно?

– Ну, в какой-то мере – как бы прямой аналог «Щазз». Да я ж в Казани и не был, можно считать. Вы хоть намекните про проект, а?

– Ох, Алик.

– Ну интересно же. Вы что, решили департамент по продаже термоядерных технологий создать и вам туда юристы-смертники понадобились, для переговоров с персами?

– Алик, вы на какую тему диплом пишете?

– «Обеспечение соблюдения авторского права при использовании государственных, национальных и субнациональных наименований в гражданском и хозяйственном обороте». Коряво, да, зато более-менее корректно.

– Разве это имеет отношение к продаже оружия или к персам?

– А разве «Проммаш» занимается национальным брендингом?

– А разве я не сказал, что мы готовимся к диверсификации?;

– А вы точно в арабских странах, а не в Израиле три года мариновались?

Рычев, к счастью, засмеялся. Ну, в своей манере – растянул складки, идущие от крыльев носа, и произвел некий звук.

– Серьезно, Максим Александрович. Вы будете брать роялти с латиносов за то, что они российский флаг с фюзеляжей истребителей решат не стирать?

– Хорошая идея. Алик, в вас действительно есть потенциал.

– Хо-хо. Я и не старый еще. То есть работа будет все-таки в рамках «Проммаша»?

– На первых порах, да. Но затем я рассчитываю, что при вашем участии будет создана новая структура, на которую лично я, честно говоря, возлагаю огромные надежды. И это не только бизнес-надежды. Это с будущим связано. Нашим будущим, Алик, вашим, ваших близких и родных, и далеких. Это если без деталей. В общем, для меня и для моих единомышленников это дело всей жизни. Это не торговля железками или электроникой. Это очень серьезно. Я вижу, вы человек думающий и болеющий за страну. И это такой шанс, понимаете... В общем, я обещаю – вы не пожалеете. Так что, Алик, как вы смотрите на такое предложение?

– Лестно, конечно. Непонятно, честно говоря, но очень лестно, Максим Александрович. Но понимаете...

– Стоп, Алик. Я все понял. Давайте так. Пока мы фиксируем потепление взаимоотношений и позитивный настрой. Расходимся, а двадцать восьмого, когда я снова с ребятами говорю, возвращаемся к теме.

– А ребят тоже в эксклюзивный проект?

– Нет, что вы. С ними проще – административный департамент расширяется, в юротделе несколько вакансий возникло – а мы предпочитаем людей со студенческой скамьи брать. Дело-то такое, госважности, сами понимаете. Вот меня и попросили в качестве рекрутера выступить, раз все равно с вами...