Фриц Лейбер - Призрак бродит по Техасу
Я перестал шататься, но меня уже окружила целая стайка маленьких мексиканцев, а парочка самых крохотных даже теребила мой плащ, и почти все они взывали ко мне:
- Bendiganos, padre! [6]
Весьма живописная кучка оборвышей, состоявшая по большей части из женщин и детей. И никто из них, слава Диане, не носил отвратительного металлического ошейника.
Я настолько актер, что сумею сымпровизировать в любой нежданно доставшейся мне роли, а потому я высунул из-под плаща два пальца и ласково пророкотал:
- Benedicite, mis ninos у ninas! - и перевел на всякий случай: - Благослови вас Бог, дети мои.
Благодаря плащу и капюшону, они вполне могли принять меня за очень высокого падре или монаха - даже за черного францисканца.
Мой незамедлительный ответ на их просьбу, казалось, полностью их удовлетворил, потому что они уже расходились, когда Эльмо прогремел:
- Отвяжитесь от божьего человека, пока не сбили его с ног своими четками, эй вы, богочокнутые малявки! Черепуша, ты великолепен, но нам надо проложить след на ранчо губернатора. Как твоя головка? Сможешь сесть на лошадь?
Я собирался ответить: "Ну, а как же, друг! Или я, по-твоему, городская крыса?", но вдруг ощутил головокружение и тошноту. Шесть лунагравов и разнообразные сюрпризы начинали сказываться на моей несколько капризной физиологии. Сердце отчаянно колотилось, качая кровь в мозг - не такой уж легкий труд, учитывая кошмарную гравитацию и мой рост. Какое счастье, что на мне сверхудобный мешкостюм, предохраняющий ножные вены от варикоза! Я выковырнул языком тонизирующие пилюльки (антигравин с глюкозой) из аптечки в щечной пластине. Даже эти крохотные легкорастворимые шарики давили язык точно осмий и соскальзывали в глотку, как свинцовые дробинки. Я запил их глотком поистине тяжелой воды из фляжки, для чего мне пришлось откинуть голову вместе с экзочерепом. Но пилюльки мгновенно помогли. Ла Кукарача одобрительно улыбнулась мне снизу, словно теперь разбиралась в моих внутренних чувствах не хуже меня самого.
Однако Эльмо уже раскрутил двадцатифутовый бич и пощелкивал им над узким экипажем, несколько более длинным, чем я. Он двигался на гусеницах по десяти колес каждый. Вид колес меня заворожил: в Циркумлуне колеса ведь можно видеть только на картинках да в талях, поскольку со сцеплением там плоховато.
Из экипажа торопливо выбирались десятка два мексиканцев, включая и кое-кого из тех, кто получил мое благословение. Эльмо добродушно покрикивал:
- Ну-ка, вон из транспортера, pronto, обезьянье ваше племя. Он требуется Черному Папе, а я пригляжу, чтобы его вернули вашему патрону. - Обернувшись ко мне он добавил: - Залазь, Черепуша, и распрями свой истомленный экзоскелет. Вообще-то мексам не дозволено пользоваться машинами с двигателями, но такой транспортер - просто игрушка и ничего больше. Тем не менее тебе он сейчас в самый раз. Я вижу, ты еще не в той форме, чтобы скакать на конях. Если на то пошло, в Циркумлуне не так уж много мустангов, да и те - дохлые клячи.
Как ни странно, тут он был прав. В Циркумлуне содержатся несколько лошадей - для старомодного изготовления сыворотки и по принципу Ноевого ковчега.
Я хотел было заверить его, что нахожусь абсолютно в форме, и мне не терпится приобщиться к искусству верховой езды, но сердце у меня еще не вполне успокоилось, и я решил поберечь энергию. Я отвесил еще один поклон на негнущихся коленях, уперся ладонями в задок транспортера, закинул ноги к передку, растянулся на дне ничком, а затем перевернулся на спину, стараясь потише лязгать эк-зоскелетом.
Теперь, когда моей кровеносной системе уже не приходилось столь напряженно бороться с силой тяготения, сердце забилось ровно. Я чувствовал себя почти нормально, но не видел ничего, кроме небосвода, а потому приподнял голову и огляделся.
Эльмо свернул бич и засунул его за усаженный серебряными бляхами кожаный пояс, где уже красовались два молниевые пистолета. В остальном же его костюм, насколько я мог судить, был обычным для земных бизнесменов с консервативными вкусами - вплоть до манжет, пуговиц, лацканов, воротничка и огромного галстука цвета небесной лазури с люпинами - цветком Техаса. Однако обут Эльмо был в кожаные сапоги на высоких каблуках, а на голове у него красовалась шляпа с высокой конической тульей и широченными полями. Он сидел на коне, относительно столь же огромном, как он сам. Я только поражался крепкости костей и мышечной мощи их обоих - тому, как он вскочил в седло, и тому, как конь легко выдерживал его вес. У меня даже возникло подозрение, что его костюм прячет экзоскелет, а в коня хирургически вживлены стальные опоры.
- Ага, Черепуша, - сказал Эльмо, перехватив мой взгляд, - наших лошадок мы тоже кормим гормоном. После техасцев в мире нет Божьих тварей благороднее. А теперь нажми-ка на пусковую кнопку у твоего локтя. Рычаг управления рядом с ней.
Я нажал, и наша маленькая кавалькада двинулась в путь с быстротой, пожалуй, чрезмерной для новичка вроде меня. Эльмо пустил своего коня шагом, но шаг этот был очень размашистым. Прямо за ним трусила на ослике Ла Кукарача - теперь я понял, чем объяснялись диспропорции в стенной росписи центрифуги. Моя возлюбленная ехала по-дамски, то и дело одаривая меня через плечо милыми улыбками. Процессию завершали три мексиканца, поспешая рысцой с моими саквояжами. Ну, эту диспропорцию я мог исправить.
- Сеньор Эльмо, - крикнул я, - прикажите вашим слугам положить мой багаж в транспортер и забраться в него самим. Он не будет перегружен - даже со всем металлом масса моя невелика.
- Забудь, Черепуша! - прогудел он в ответ. - Мексам не положено ездить рядом с человеком техасского роста, пусть тощим и несуразным на вид. Лично я немало постранствовал на своем веку и терпим к неприличиям, но у далласцев слюни высохнут от негодования.
- Мне саквояжи нужны как подушки, - объяснил я. - Чтобы с удобством обозревать даласское слюноотделение и прочее, а также видеть путь впереди.
- Тогда ладно. А про второе забудь. Разуй зенки, приятель. И увидишь куда более, чем подрыгивание техасского кадыка. Эй, мексы, подоприте хребет моего гостя его саквояжами!
Я намеревался настоять на своем, но все три мексиканца, укладывая саквояжи мягкой грудой мне под голову, посматривали на меня так опасливо и столь явно жаждали занять свое место в арьергарде, что я решил покуда отложить лекцию о человеческом равенстве.
Признаюсь, смотреть вокруг было на что, хотя почти все представлялось мне фантастическим кошмаром. Точно стереомонтаж, когда каждая камера поставлена на свою скорость, причем практически весь материал дается в одной плоскости - Терра ведь плоска, как лепешка. Начать со зданий, которые словно кубические спутники беспорядочно теснились, поднимаясь в многокомнатную длину… нет, в высоту… короче говоря, торчком, своим металлом и стеклом напоминая мне Циркумлуну. Периодически здания рассекались коридорами… то есть улицами. Далее, техасцы, - одни верхом, другие в медленно двигающихся экипажах, третьи прогуливающиеся пешком. Более молодые выглядели более высокими, чем более старые, и я заподозрил, что гормон обладает кумулятивным действием.
Двигаясь втрое быстрее, вокруг сновали бесчисленные мексиканцы, все согбенные до одного стандартного роста. Примерно шестьдесят процентов были в металлических ошейниках с антеннами, и эти с бешеным усердием занимались всяческими строительными работами. Здесь здания разбирались, там собирались, устанавливались гигантские опоры, рылись гигантские ямы. Мне даже показалось сперва, что ошейниковые рабочие способны ходить вверх и вниз по
стенам - зрелище привычное для обитателя космоса. Однако затем я разглядел, что тех, кто сновал по вертикальным плоскостям, поддерживают тонкие канаты, по которым они быстро взбирались и спускались.
Может показаться удивительным, как это я умудрился так много видеть, управляя незнакомым экипажем в непривычном поле тяготения. Но для того, кто всю жизнь двигался в трех измерениях, движение в двух измерениях - детская игра. Вскоре я уже управлял транспортером с такой небрежной уверенностью, что смог освободить руку, чтобы привести в порядок забарахливший коленный моторчик, на что мне понадобились лишь считанные секунды. В сильном же обалдении я был, когда возился с ним в центрифуге!
Вскоре я заметил, что привлекаю общий интерес. Лица ко мне техасцы не поворачивали, зато скашивали на меня глаза и замедляли шаг. Безошейниковые мексиканцы откровенно пялились на меня, но, наоборот, ускоряли шаг и старались обойти нашу процессию подальше. Ошейниковые же двигались мимо без единого взгляда в мою сторону - эдакие миниатюрные тракторы, к счастью не подминающие под себя людей.
Быстрота всех согбенных меня поражала. Отец подробно описал мне мексиканцев. Мое воспитание и образование строилось на строго внушенных принципах расового и национального поведения, поскольку в театре они чрезвычайно важны. Отец заверял меня, что все мексиканцы низкорослы, носят серапе и широкополые шляпы, ходят босыми и проводят свои дни, привалившись к глинобитным стенам, покуривая коноплю и предаваясь сну с короткими перерывами для стрельбы из револьверов.
