Мэри Расселл - Дети Бога
Первым делом он оценил общую планировку комнаты и лишь затем посмотрел на шестерых мужчин, которые стояли или сидели, уставившись на Сандоса.
— Ты знал, — произнес он, обращаясь к Дэнни Железному Коню.
Приоткрыв рот, Джозеба Уризарбаррена повернулся к Дэнни. А на лице Шона Фейна проступила гримаса осуждения.
— Грех бездействия, — прокомментировал Сандос, но Дэнни не сказал ничего.
— Ваши скрепы в кладовке, Сандос, — сообщил Карло. — Желаете их получить сейчас?
— После того, как поговорю с Джоном, спасибо. Не покажете, где люк ангара?
— Нико! — распорядился Карло. — Проводи дона Эмилио.
Выступив вперед, Нико повел Сандоса по коридору.
— Два катера, Сандос! — крикнул Карло, пока выравнивалось давление воздуха между жилыми отсеками и похожим на пещеру ангаром. — У обоих топливная экономичность и дальность полета намного лучше, чем у катера, который так подвел вас в первой миссии. И один из моих — беспилотник, которым можно управлять дистанционно. Учусь на ошибках моих предшественников! Команда «Джордано Бруно» не окажется в ловушке на поверхности Ракхата!
Когда Нико открыл люк, раздался шипящий вздох.
— Perfavore, — спросил Сандос, — un momento solo, si?[22] — Через коридор Нико посмотрел на Карло, спрашивая разрешения. И оно было даровано — царственным кивком.
Шагнув в сторону, Нико придержал для Сандоса дверцу. Тот ступил внутрь, и тяжелая стальная дверь захлопнулась за ним — с металлическим лязгом, который мог бы напугать, если б Сандос не был накачан лекарствами по самую макушку. Пробираясь мимо катеров, Сандос задержался, чтобы проверить крепления и грузовые люки. Все было в порядке. Даже кожухи на раструбах моторов были чистыми. Потом он увидел Джона. Кандотти сидел на неровном полу, сразу за беспилотным катером, привалившись спиной к неаккуратно загерметизированной перегородке.
Серый, точно каменное нутро астероида, из которого состоял корпус «Бруно», Джон вскинул глаза, когда Эмилио, нырнув под фюзеляжем катера, остановился перед ним.
— О боже, — страдальчески простонал Джон. — А я как раз подумал, что хуже быть уже не может!..
— Поверь знающему человеку, — возразил Эмилио. — Хуже может быть всегда.
— Эмилио, клянусь: я не знал! — сказал Джон плача. — То есть мне было известно, что в лазарете Карло кого-то держит, но кого и почему — я не знал… Надо было попытаться… О господи…
— Все в порядке, Джон. Ты все равно ничего не смог бы сделать.
Даже в нынешнем своем состоянии Эмилио знал, что сделать и что сказать.
— Вот так будет лучше, — произнес он, опустившись рядом с Кандотти на колени и запястьями притянув его голову к своей груди. — Так удобнее плакать, — сказал Эмилио, хотя сам не чувствовал ничего.
«Странно, — вяло думал он, пока Джон всхлипывал. — Это ведь как раз то, чего я хотел все те месяцы, прежде чем Джина…»
— Я не мог молиться, — слабым голосом сообщил Джон.
— Все в порядке, Джон.
— Я сел тут, возле люка, чтобы не наделать грязи и не испачкать катера, — сказал Джон, шмыгая носом и пытаясь взять себя в руки. — Карло велел Нико выпустить из отсека воздух, если сам не вернется через десять минут! Я не мог молиться. Я думал о малиновом креме. — Он фыркнул и усмехнулся мокрыми губами, вытирая глаза. — Насмотрелся фильмов про космос.
— Знаю. Все в порядке.
Хотя у Эмилио болели руки, он позволял Джону цепляться за него и с отстраненным интересом осознал, что боль выносить легче, потому что его не волнует, долго ли она будет длиться на этот раз. «Полезный урок», — подумал Эмилио, через голову Джона глядя на наружные люки ангара. Пыли на них не было, а значит, их недавно открывали.
— Идем, — сказал он. — Вернемся внутрь. Сможешь встать?
— Угу. Конечно.
Самостоятельно поднявшись на ноги, Джон вытер лицо, но тут же привалился к герметичной каменной стене, выглядя даже более расхлябанным, чем обычно. — Пойдем, — произнес он спустя минуту.
Когда они подошли к люку, который вел в жилые отсеки, Эмилио жестом попросил Джона постучать по нему.
— Не уступай им, Джон, — сказал Эмилио, пока они ждали, чтобы их выпустили.
Сперва Джон, похоже, не понял, но затем кивнул и выпрямился.
— Слова нужны, чтобы изворачиваться, — тихо произнес Эмилио Сандос, больше не видя Джона. — Не уступай этим ублюдкам.
Дверь открыл не Нико, а Шон Фейн, выглядевший точно гнев Господний. Молча приняв Джона на свое попечение, Шон повел его к верхним каютам. Карло нигде не было видно. Железный Конь тоже ушел, но откуда-то снизу смутно доносился голос Джозебы, требовательный и настойчивый.
Скрепы ждали Эмилио на столе, за которым Нико обедал вместе с квадратным, тучным типом, чья массивная туша находилась в замечательном контрасте с его цветочной, будто нанесенной импрессионистом расцветкой: бледно-желтые, цвета нарцисса, волосы, спадавшие на розовую кожу, и глаза, голубые, как гиацинт.
Сев за стол, Сандос придвинул скрепы к себе и всунул в них кисти, одну за другой.
— Франц Вандерхелст, — молвил толстяк, как бы представляясь. — Пилот.
— Эмилио Сандос, — ответил его сосед по столу. — Рекрут.
Положив руки на колени, он оглядел огромного молодого человека, сидевшего рядом с Францем.
— А вы — Нико, — опознал Сандос, — но мы не были официально представлены.
— Эмилио Сандос — Никколо д'Анджели, — услужливо произнес Франц с набитым ртом. — Он говорит мало, но… chizz e un brav'scugnizz'… ты хороший паренек, не так ли, Нико? Si un brav' scugnizz', eh, Nico?[23]
Прежде чем ответить, Нико промокнул рот платком, стараясь не задеть нос, выглядевший слишком бледным.
— Brav' scugnizz',[24] — послушно подтвердил он, серьезно глядя на них ясными карими глазами. Его голова была несоразмерно мала для человека с такими габаритами.
— Как нос, Нико? — без тени угрозы спросил Сандос. — Все еще болит?
Но Нико, похоже, напряженно думал о чем-то другом, поэтому Сандос повернулся к Францу.
— В последнюю нашу встречу, вы, насколько помню, помогали Нико выбивать из меня дурь.
— Вы чуть не влезли в навигационную программу, — резонно заметил Франц, загружая в рот новую порцию. — Мы с Нико делали свою работу. Вы обиделись?
— Нисколько, — любезно известил Сандос. — Судя по вашему акценту, вы из… Йоханнесбурга?
Франц наклонил голову: угадал!
— А судя по имени, вы не католик.
Проглотив кусок, Вандерхелст состроил оскорбленную мину.
— Голландский агностик-протестант — это совсем не то, что агностик-католик, имейте в виду.
Сандос кивнул, принимая высказывание без комментариев. Откинувшись на спинку кресла, он огляделся.
— Все самое лучшее, — заверил Франц, проследив за взглядом Сандоса. — Каждый прибор, каждый предмет оборудования сияет, протертый от пыли и аккуратно уложенный или надлежащим образом используемый, с гордостью отметил Франц. «Джордано Бруно» — отлично обустроенный корабль. И гостеприимный к тому же — Франц поднял почти невидимые желтые брови, а заодно и бутылку «Пино Гриджо». Сандос пожал плечами: почему нет?
— Стаканы над раковиной, на второй полке, — сказал Франц, возвращаясь к еде. — Если голодны, перекусите. Тут богатый выбор. Босс обеспечивает отличный стол.
Сандос встал и направился к камбузу. Франц слышал, как он поднимает крышки кастрюль и открывает камеры хранения продуктов, оценивая выбор, который и впрямь изумлял. Через несколько минут Сандос вернулся со стаканом в одной механизированной руке и тарелкой куриного каччиаторе в другой.
— Вы здорово управляетесь с этим штуковинами, — произнес Франц, указывая вилкой на скрепы.
— Да. Требуется практика, — бесстрастно откликнулся Сандос. Плеснув себе немного вина, он отпил глоток, после чего принялся за тушеную курицу.
— Очень вкусно, — сказал спустя какое-то время.
— Нико приготовил, — сообщил Франц. — У Нико много талантов.
Нико просиял.
— Я люблю готовить, — объявил он. — Bucatini al dente, жареный scamorza, pizza Margherita, омлет с баклажанами…
— Я думал, вы не едите мяса, — сказал Франц, пока Сандос жевал курицу.
Сандос посмотрел на свою тарелку.
— Я буду проклят, — заметил он мягко. — Руки страшно болят, но мне и на это плевать. Чем меня накачали?
— Это разновидность квелла, — ответил из-за его спины Дэнни Железный Конь.
Бесшумно обогнул стол, он встал за спиной Нико, напротив Сандоса. Франц — весьма довольный — переводил взгляд с одного лица на другое, словно зритель на Уимблдоне.
— Его применяют при подавлении тюремных бунтов, — сказал Железный Конь. — Когнитивные способности не затрагиваются. Эмоции сглаживаются.
— Твоя идея? — спросил Сандос.
