Мэри Расселл - Дети Бога
— Что вы предлагаете?
Его речь была невнятной. Карло сообразил, что следует уменьшить дозировку.
— Сандос, я здравомыслящий человек. Дабы прекратить нашу вражду, вам будет позволено послать сообщение Джине и моей дочке. Если же вы попытаетесь помешать моим планам или навредить мне каким-то образом, сейчас или в будущем, — с сожалением предупредил Карло Джулиани, — то Джон Кандотти умрет.
— Полагаю, эту разновидность «кнута и пряника» предложил Железный Конь.
— Лишь косвенно, — доверительно сообщил Карло. — Занятный человек — этот Железный Конь. Не завидую ему. Его поставили в трудное положение. Разве не так обычно говорят про иезуитов? Они стоят меж обществом и Церковью, и с обеих сторон в них стреляют… Кстати, о трудных ситуациях: Кандотти находится сейчас в ангаре посадочного катера. Если в течение десяти минут я не отменю приказ, мои люди откроют ворота в вакуум.
Сандос никак на это не отреагировал, но спустя какое-то время спросил:
— А что причитается за активное сотрудничество?
Наклонясь к медицинскому шкафу с зеркальными дверцами, Карло на секунду задумался; его длинноносое узкое лицо под шапкой золотистых, коротко остриженных, но вьющихся волос (прямо оживший Аполлон) сделалось серьезным.
— Конечно, деньги, но… — Он пожал плечами, подтверждая ничтожность такого мотива для состоятельного Сандоса. — И место в истории! Но это у вас тоже есть. Что ж, — продолжил он, снова поворачиваясь к Сандосу, — за активное сотрудничество я готов предложить вам возможность для мести. Или для справедливости — зависит от того, как вы на это смотрите.
Некоторое время Сандос сидел неподвижно, глядя на свои руки. С нескрываемым интересом Карло смотрел, как он распрямил пальцы, а затем позволил им упасть; они смотрелись почти красиво, а похожие на ленточки шрамы напоминали цветом слоновую кость.
— Нервы, идущие к флексорам, по большей части уничтожены. Но разгибающие мышцы, как видите, все еще иннервированы довольно неплохо, — указал Сандос с клинической скрупулезностью: готовясь к первой миссии, он приобрел добавочную специальность медика и анатомию кисти сейчас представлял в деталях.
Снова и снова его пальцы распрямлялись и опадали.
— Возможно, это знак, — сказал он. — Я ничего не способен удержать. Все, что я могу, — это отпускать.
«Как по-дзенски», — подумал Карло, но не произнес вслух. И не потому, что Сандос рассердится, — сейчас его ничто не могло рассердить; хотя меры предосторожности Карло принял, велев Нико ждать за дверью.
— Сотрудничество в чем? — спросил Сандос, возвращаясь к сути.
— Попросту говоря, моя цель — наладить торговлю с варакхати, — сказал Карло. — Груз, который Супаари ВаГайджур отправил вместе с вами на «Стелле Марис», был замечательным во многих отношениях, включая цену, которую музеи и частные коллекционеры готовы платить даже за самый пустяковый предмет рунского производства. Вообразите, чего можно достичь, если этот груз будет составлен со знанием рынка, для которого он предназначен, а не исходя из вкусов джанаатского торговца. Я предполагаю, что данное предприятие сделает меня чрезвычайно богатым и полностью независимым от суждений других.
— А что вы собираетесь экспортировать, дон Карло?
Карло пожал плечами.
— Уверяю вас, большая часть товаров вполне безобидна. Жемчуг, парфюмерия. Конечно, кофе. Растительные вещества с отчетливым запахом — корица, ореган. Бельгийское оборудование для производства лент и тесьмы, способное обеспечивать разнообразные цвета, узоры, варьируемое плетение. Если у руна имеется вкус к новизне, меня ждет успех.
Обезоруживающе улыбнувшись, Карло ждал вопроса: «Тогда зачем вам нужен я?»
Изувеченные кисти перестали двигаться, а цепенящий взгляд уперся в глаза Карло.
— Вы упомянули месть.
— Вы предпочитаете «справедливости» этот термин? Возможно, в конце концов мы сможем вместе вести дела, — добродушно воскликнул Карло. Откинувшись на стуле, он положил ногу на ногу, внимательно следя за пленником. — Сандос, я обдумал отношения меж хищниками и добычей. Меня это заинтересовало. Я утверждаю, что человек добился успеха, когда перестал быть добычей, когда ополчился против хищников и стал хозяином своей судьбы. На улицах Москвы или Рима нет волков, — указал он. — В Мадриде или Лос-Анджелесе нет пум. В Дели нет тигров, в Иерусалиме — львов. Почему в Гайджуре должны быть джана'ата? — Он помолчал, прищурив непроницаемые серые глаза. — Сандос, я знаю, что такое быть жертвой. Так же как и вы. Скажите честно: когда вы смотрели, как джана'ата убивают и поедают рунских младенцев, — это мало походило на то, как медведь ест лосося, не так ли?
— Нет. Совсем не похоже.
— Еще прежде, чем вы покинули Ракхат, некоторые руна начали давать отпор. Консорциум по контактам докладывал: после того как ваша группа продемонстрировала, что тирании можно сопротивляться, по всему южному Инброкару начались мелкие бунты. — Он сделал паузу, искренне не понимая. — Похоже, иезуиты стыдятся этого! Не могу вообразить почему. Ваш Педро Аррупе как-то сформулировал, что несправедливость — это атеизм в действии! Ни одно человеческое общество не вырывало у своих угнетателей свободу без применения силы. Те, кто стоит у власти, редко отдают свои привилегии по доброй воле. Как вы сказали на слушаниях? «Если руна придется восстать против своих джана'атских хозяев, их единственным оружием будет численность». Сандос, мы можем это изменить.
— Оперативная аппаратура связи? — предположил Сандос. — Вооружение, адаптированное к рунским нуждам и производимое на месте?
— Безусловно, я готов предоставить такую техническую поддержку, — сказал Карло. — Но, что важней, я не колеблясь предложу идеологию, необходимую, чтобы вырвать свободу, равенство и справедливость из рук их джана'атских господ.
— Вы хотите править.
— Лишь в качестве промежуточной фигуры. «Ибо все тускнеет, быстро становясь легендой, чтобы вскоре затеряться в полном забвении», — торжественно произнес Карло, цитируя Аврелия. — Тем не менее я не прочь быть увековеченным в рунской мифологии — возможно, в качестве их Моисея! А вы станете моим Аароном, говорящим с фараоном.
— Вот как. Не Южная Италия, — отметил Сандос. — Не Европа — старая развратная шлюха. Целая девственная планета! А ваш отец и не узнает, Карло. Он умрет до вашего возвращения.
— Есть одна веселая мыслишка, — расслабленно произнес Карло. — Из-за которой почти радуешься существованию ада. Я расскажу ему об этом, как только там окажусь. Вы верите в ад, Сандос, или бывшие иезуиты слишком искушены для подобной мелодрамы?
— «О нет, здесь ад, и я всегда в аду. Иль думаешь, я, зревший лик Господень, тысячекратным адом не терзаюсь?»
— Мефистофель! — повеселев, воскликнул Карло. — Моя роль — несомненно… хотя внешне, на него смахиваете вы. Знаете, я всегда считал, что Бог совершил тактическую ошибку, любя нас в совокупности, тогда как сатана готов прилагать изощренные старания, соблазняя каждого индивидуально.
Карло улыбнулся, и красота Аполлона преобразилась неотразимой мальчишеской ухмылкой.
— Идея! — радостно объявил он. — Почему бы нам не развлечься? Давайте измерим наши глубины. Даже в таком путешествии величайшим приключением, разумеется, является исследование человеческой души. Я предлагаю сделку: вы можете решать, освобождать нам руна или нет! Мою жажду оперной грандиозности мы противопоставим вашей душевной силе. Интересное состязание, не находите?
Оторвал голову от перегородки, Сандос нацелил на Карло затуманенный лекарствами взгляд.
— Джон, наверно, беспокоится, — произнес он. — Мне потребуется время, чтобы в полной мере обдумать ваше предложение. А пока даю слово не мешать вашим коммерческим планам. Я не соглашаюсь ни на что более, но, возможно, это сгодится в качестве задатка за то, что осталось от моей души?
— Превосходно, — сказал Карло, милостиво улыбаясь. — Очень хорошо, в самом деле.
Они вышли из лазарета, и Эмилио последовал за Карло вдоль изгибающегося коридора и вверх по винтовой корабельной лестнице. У него создалось впечатление шестиугольной планировки; экономя объем, комнаты стыковывались друг с другом, точно соты замечательно роскошного улья: тихие, устланные коврами, прекрасно обставленные. Здесь было по меньшей мере три уровня, расположенных один над другим, и, несомненно, имелись грузовые отсеки, которых он еще не видел.
Огибая последнюю перегородку перед тем, как вступить в центральную общую комнату, Эмилио бросил взгляд на капитанский мостик, увидев множество дисплеев, на которых светились графики и тексты. Он мог слышать гудение вентиляторов и моторов воздушных фильтров, мелодичные всплески, доносящиеся из резервуара с рыбой, предназначенного для аэрации, и едва различимый скрежет роботов, доставлявших шлак к масс-двигателям, которые обеспечивали как ускорение, так и гравитацию. Как и «Стелла Марис», этот корабль базировался на частично опустошенном астероиде, и многое из его основного оборудования было знакомым. Воздухоотходная система включала растительную трубу Уолвертона, размещавшуюся в центральном отсеке. «Богу — «отлично»«, — подумал Эмилио. По сию пору с очисткой воздуха лучше справляются растения, чем все придуманное людьми.
