Евгений Лукин - Требуется пришелец
— Чеши к себе, — сказал он, укладываясь в выемку. — Удачи!
Крышка за ним закрылась.
* * *Вы не поверите, но вместо того чтобы припуститься бегом к своей упаковке, я ещё с минуту, не меньше, стоял возле чужого футляра, придурок, и недоверчиво озирал взбаламученную нашу муть. Забрось меня судьба в горячую точку, роль первой жертвы была бы мне обеспечена. Наградит же бог одного человека всеми достоинствами сразу! С одной стороны, не в меру пуглив, с другой — полное отсутствие инстинкта самосохранения.
Стоял и тупо размышлял над последними словами Обмылка. «Комбец подкрался». Какого рода комбец, хотелось бы знать, а главное — кому? Ну хорошо, выпадают на нас, допустим, Лёхины терминаторы. Лохматые тут же брызнут кто куда, фальшивые андроиды либо эвакуированы, либо уложены в непробиваемую и непрожигаемую фабричную упаковку. И что остаётся десанту? Только уничтожить опустевшую муть, лишить среды обитания — примерно так солдаты Ермолова вырубали чеченские леса, чтобы абрекам негде было укрыться. Да, вполне возможно…
Э! А чего я тут стою-то? Ну-ка быстро в укрытие!
Здравая мысль. Жаль, запоздалая. В следующий миг я был ослеплён вспышкой справа. Оттенки исчезли. Остались сгусток злобно-золотого пламени и стремительно сгустившаяся мгла. А ещё оглушительный треск. Это, как выяснилось, горела страшилка. Полыхнула разом, пожар вскинулся до небес. До низких пухлых небес.
Вы не представляете, что это такое: прожить целый месяц (или сколько я тут прожил?) в полумраке — и вдруг увидеть свет. Яркий свет. Крайне болезненное ощущение.
К счастью, местность я к тому времени выучил наизусть. Побежал вслепую, но, оказывается, прямой путь был уже перекрыт. Навстречу мне, опадая с каждым мгновением, неслись вприпрыжку огромные полыхающие шары. Этакое огненное цунами… Ёжики! Я охнул. И хотя знал, что на самом деле каждый из бедолаг не больше футбольного мяча, нервы мои не выдержали — свернул, решил уклониться. Голую спину лизнуло теплом. Споткнулся, упал. Обо что же это я? Ровный пятачок, ни бугорка, ни вдавлины… Вскочил и обмер. Оказывается, споткнулся я о нашего наладчика. С виду совершенно невредимый, Обмылок лежал ничком и признаков жизни не подавал. Розово-золотистые отсветы ощупывали его облегающий скафандр. Словно обыскивали.
Я попятился, но ужаснуться по-настоящему так и не успел, потому что секунду спустя раздался оглушительный взрыв, перешедший в не менее оглушительное шипенье. Меня обдало паром и пеплом. Последний день Помпеи. Не иначе, одна из огромных медуз обрушилась прямиком в полыхающее пламя.
И тут наконец я увидел одного из них. Боже, как мы были наивны, пытаясь копировать лицензионных андроидов! Какие, к чёрту, шатунные тычки локтями и коленями? Ни единого лишнего движения: он застывал на миг — и вдруг оказывался в нескольких шагах поодаль. Хищник, убийца, спецназовец. У меня даже мысли не возникло, что это кто-то из наших (вылезший из футляра Лёха или каким-то чудом вернувшийся Вадим) — совершенно иная пластика.
На моих глазах он вскинул ту металлическую штуковину, что являлась мне в Мымриных кошмарах, и точно поймал миг, когда лохматый (кажется, это был прежний владелец Леры) возникнет из ниоткуда. Негуманоид вспыхнул, как хворост. И закричал. Страшно. Воюще. Только потом, день или даже несколько дней спустя, я сообразил, что принял за крик рёв пламени. Не могут они кричать. Нечем.
Упал и пополз. Не важно куда, лишь бы подальше. Потом заставил себя подняться — и побежал. Добраться до футляра. Лишь бы добраться живым до футляра, а там гори оно всё огнём!
Промахнулся на каких-нибудь тридцать метров — выскочил на свой рабочий пятачок. И в этот момент появилась Мымра.
— Ты что, дура?! — завопил я. — Тебе что, жить надоело?!
Она исчезла. Тут же возникла вновь. Исчезла. Возникла. Опять исчезла.
И я понял, что не зря она мечется — ей просто некуда бежать. Это облава. Везде одно и то же. В каждой мути. Надо полагать, братья-гуманоиды решили выжечь нечисть повсюду.
Опасность я почувствовал спиной. Хребтом. Обернулся — и очутились мы на одной линии: Мымра, я и он. Лицензионный.
Оказывается, у меня хорошая реакция: он ещё только поднимал руку с этой металлической хренью, а я уже зажмурился. Прощай, Володенька Турухин… Секунду ждал вспышки, жара, боли. Не дождался — и осторожно разъял голые веки.
Лицензионный андроид по-прежнему стоял неподвижно. Во вскинутой руке — смертоносная железяка, в глазах — пустота.
И я шагнул вперёд.
Храбрый поступок, говорите? Да, наверное… Собственно, что есть храбрость? Это страх, сошедший с ума.
— Пошёл вон! — срывающимся на визг голосом выкрикнул я. — Это моя Мымра!..
Сжал кулаки и осмелился ещё на один шаг. Думал, попятится. Ничего подобного. Я не знал, что мне делать дальше. Ну не было в моей жизни подобных случаев! В памяти скользнул тот давний январский вечер, когда мне разбили морду во имя справедливости, — и дальнейшее стало неизбежным. Я тебе покажу справедливость! Ты у меня узнаешь справедливость!..
Я подступил к механической твари вплотную и, сам себе ужаснувшись, нанёс удар. Старательно и неумело. Справа в челюсть.
С тем же успехом можно было бы ударить телеграфный столб, например. Кроме того, я ухитрился промахнуться — кулак чиркнул по стальному подбородку, и мой мизинец оказался сломан. В таких случаях обычно пишут: руку пронзило болью. Нет, не пронзило. Боль оказалась тупая, ломящая. Поначалу мне и в голову не пришло, что это перелом. Думал, сильный ушиб.
Лицензионный наконец-то попятился, затем, не поворачиваясь, отступил — и словно растворился в общем хаосе. За спиной моей металась, безумствовала Мымра. Такое чувство, что Володенька Турухин внушал ей больший страх, нежели все лицензионные разом.
Не знаю, сколько ещё времени я обходил её, дурёху, дозором, подвывая, пристанывая, нянча повреждённый кулак и боясь, что откуда-нибудь снова подкрадётся очередной комбец. Очередной лицензионный с железякой. Но нет, никто не подкрался. Кажется, андроиды просто удрали. То ли не осмелились поднять руку на живого человека, то ли время, данное им на зачистку, истекло.
Уверившись в этом, я обессилел и прилёг.
* * *Кто-то пытался приподнять меня под мышки, усадить. В воздухе стояла лесная гарь. Мизинец дёргало болью. Сперва я решил, что любопытный Лёха всё-таки не улежал в своём футляре и вылез. Ничуть не бывало. Вокруг меня хлопотал Обмылок. Товар выручал.
— Ты же… — не веря, сказал я ему. — Тебя же…
— Где болит? — спросил он, почти не гнусавя.
Я привскинулся, осмотрелся. Надо мной колыхались лианы. Разумеется, не прямо надо мной, но рядом. На такое расстояние мне к Мымре подходить категорически запрещалось. Нигде ничего не горело, но отовсюду тянуло дымком — не палёной плотью, а именно дымком, как от костерка или от сжигаемой прошлогодней листвы. Похоже, лохматые и впрямь относились не к животному, а к растительному царству.
— Где эти… лицензионные?..
Обмылок оставил вопрос без внимания.
— Где болит? — повторил он.
— Куда делись?
— Под штанишки пододелись!.. Где болит?
— Вот… — Я выставил руку. Сустав уже начинал распухать.
Наладчик склонился и надолго замер над моей повреждённой конечностью. Да, такое фиг наладишь…
— И куда мне теперь? — скривясь, осведомился я.
Округлое рыло, естественно, никаких чувств не выразило. Обмылок молчал, и молчание его показалось мне угрюмым.
— Пошли, — сказал он, выпрямляясь.
Кое-как я поднялся на ноги. Лианы всколыхнулись. Мымра будто попыталась шарахнуться от меня подальше.
— Сейчас вернусь… — хрипло пообещал я, хотя сам в этом был нисколько не уверен.
Мы двинулись к моему футляру. Под босыми ногами хлюпал мокрый мох, но ни одной медузы мне высмотреть нигде не удалось. Видимо, вся влага потрачена. Потоп — к пожару, пожар — к потопу. Справа должна была взметнуться страшилка — не взметнулась. Сгорела дотла. Под ноги подвернулся чёрный шар пепла, распался в прах. А на соседнем бугорке… Я остановился, не веря глазам.
На соседнем бугорке ничком лежал некто в облегающем сером скафандре и с волдырём шлема взамен головы. Вот оно что! А я-то гадал, каким образом он повсюду успевает… Обмылков несколько, просто программа у всех одна… Обмылок бессмертен.
Я обернулся к моему безликому конвоиру.
— Как там Лёха? Уцелел?
— А что ему в коробке сделается?
Да, действительно. Крышку не открывать, бестолковку не высовывать…
— Мы насовсем или ещё вернёмся?
— С концами, — буркнул он.
Мне снова стало страшно.
— На свалку? — сипло спросил я.
Ответом было угрюмое молчание. Я собрался с духом и отважился на главный вопрос:
