Джулия Кросс - Буря

Это звонил отец. Комната сестры была последним местом, где он стал бы меня искать. Тогда мне хотелось спрятаться. Не только от него — вообще от всех.

Я прислонился к стене и, крепко зажмурившись, подавил в себе желание прыгнуть назад. То, что я здесь оказался, вряд ли было совпадением. У меня появилась возможность все исправить, пусть даже это уже ничего не изменит. И в будущем все останется по-прежнему.

К счастью, когда я вышел из дома и сел в такси, швейцар не обратил на меня внимания. По дороге я достал из бумажника крошечную вырезку из газеты, измятую и пожелтевшую за те пять лет, что она хранилась у меня. Мне нужно было уточнить некоторые факты, которые уже стерлись из памяти.

«Памяти Кортни Линн Майер. Кортни Майер, проживающая на Манхэттене, скончалась пятнадцатого апреля две тысячи пятого года в двадцать два часа пять минут в возрасте четырнадцати лет после трех месяцев лечения от рака».

Двадцать два часа пять минут. Осталось меньше трех часов. Этаж и номер палаты я еще помнил, так как много раз приходил навестить сестру, правда, лишь в начале болезни. Так что сейчас я даже не мог предположить, в каком состоянии найду ее. Будет ли она в ясном уме, и как отреагирует, увидев брата, который вдруг стал старше на четыре года?

Я пробрался мимо поста медсестер, когда они смотрели в другую сторону, но вдруг услышал голос отца и, спрятавшись за большой мусорной корзиной, замер. Мне было видно, как отец приближается, прижав к уху телефон.

— Джексон, где ты, черт возьми? — Он остановился прямо напротив меня. Затаив дыхание, я смотрел на его ноги. — Извини… Я не хотел кричать на тебя. Прошу, пожалуйста, звони мне. Я должен точно знать, что с тобой все в порядке.

Я смотрел, как отец направляется к выходу, и впервые подумал о том, что его тоже не было в палате в тот момент, когда Кортни не стало. Она оставалась совсем одна. Я поднялся и незаметно проскользнул к сестре. У нее была самая большая палата в больнице, вся заставленная цветами, открытками и подарками. Я закрыл за собой дверь и тут же захотел убежать отсюда. Я ведь знал, что должно случиться неотвратимое, и это тяжелым грузом лежало у меня на сердце.

Кортни лежала на боку, подтянув колени к груди. Она была очень бледной. Если бы не рыжие волосы, она сливалась бы с чистыми белыми простынями. Монитор над кроватью тикал, как часы, отсчитывая минуты.

Не знаю, как мне удалось заставить себя двигаться, но я подошел к стулу рядом с ее койкой. Я не сомневался, что отец сидел здесь, прежде чем уехал искать меня. Кортни открыла глаза и прищурилась, как будто пыталась сфокусировать взгляд на моем лице.

— Джексон?

Я мог только кивать, пытаясь сдержать слезы.

— Ты так странно выглядишь… Должно быть, это из-за морфия, — сказала она.

Я видел, что жизнь едва теплилась в теле Кортни, поэтому мне было невыносимо слышать звук ее голоса. Я начал подниматься со стула, но тут почувствовал ее холодные пальцы на своей руке.

— Пожалуйста, не уходи. Тебя не было здесь целую вечность.

Я придвинул стул поближе и сжал ее руку.

— Я останусь с тобой.

Кортни улыбнулась, и ее веки задрожали, но она заставила себя открыть глаза.

— Я тоже ненавижу это место. Ничего удивительного, что тебе не хочется приходить сюда.

После этих слов я больше не мог сдерживаться. Наклонившись вперед, я прислонился лбом к холодной белой простыне и увидел, как слезы скатываются по моему носу вниз.

— Кортни, прости меня. Мне так жаль.

Ее холодные пальцы прикоснулись к моим волосам, и она принялась гладить меня по голове.

— Нет, я совсем не это имела в виду, — она похлопала по кровати рядом с собой. — Иди ближе. Я замерзаю.

Вытерев слезы рукавом свитера, я положил голову ей на подушку. Кортни придвинулась ближе, и мое сердце заколотилось, как будто я увидел привидение.

Она взяла меня за руку и прижала ее к своей щеке.

— Ты такой теплый… Тебе страшно здесь, да?

Я смотрел в ее зеленые глаза, еще не утратившие своей яркости.

— Да, но я не уйду, обещаю.

— Закрой глаза, — прошептала она. — Я так делаю, когда мечтаю оказаться где-нибудь в другом месте, и это помогает. Расскажи мне что-нибудь интересное, только не про больницу и не о том, что с ней связано.

Я закрыл глаза и, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, сказал Кортни то же самое, что в две тысячи четвертом году:

— У меня теперь есть подруга.

— Не может быть, — еле слышно прошептала она. — Кто?

— Она из другой школы, — я прикоснулся к спине сестры и осторожно ее погладил.

— Как ты с ней познакомился?

— Это потрясающая история. Ты хочешь ее услышать?

— Да, пожалуйста.

— Помнишь большие двери на входе в Молодежную Христианскую Организацию? — спросил я. — Туда еще нужно подниматься по ступенькам?

Она кивнула.

— Так вот, я как раз шел по той лестнице к входу, когда в меня врезалась какая-то девчонка. Оказывается, она читала на ходу…

— Какую книгу?

Я убрал волосы с ее лица и улыбнулся:

— Я знал, что ты спросишь. Джона Гришема. Так вот, она налетела на меня и вылила прямо мне на туфли большой стакан розового смузи. Первое, что я заметил, пытаясь устоять на ногах в луже с замороженной клубникой, были ее светло-голубые глаза.

Кортни весело рассмеялась:

— Как романтично… Но я ни за что не поверю, что ты сначала посмотрел на ее глаза.

— Серьезно, я не лгу. Потом я потянулся, чтобы поднять испачканную книгу, и на внутренней странице обложки увидел ее имя — Холли Флинн с размашистой завитушкой напротив буквы Ф. Это показалось мне очень милым, но разве я мог признаться ей в этом? Неужели кто-то и в самом деле подписывает книги?

— Я так делаю, — прошептала Кортни. — А что произошло потом?

— Ну… Я протянул ей книгу, и она улыбнулась. Я мог думать только о том, как сильно хочу поцеловать ее. И узнать, каково это. Не знаю, почему, но я был уверен, что с Холли все будет совсем иначе. Не так, как с другими.

— Мой брат влюблен… никогда не думала, что услышу такую новость, — пробормотала Кортни с улыбкой.

Я прижался губами к ее лбу:

— Ты такая холодная.

— Джексон, обещай мне кое-что, ладно?

— Все, что ты хочешь.

— Женись на этой девушке со смузи и заведи много детей. Не меньше шести. Ты мог бы назвать одну девочку Кортни, а другую Лили. Мне всегда нравилось это имя.

— Я знаю. По-моему, у тебя было пять кукол с именем Лили. Но мне всего девятнадцать, я еще слишком молод, чтобы жениться.

Глаза Кортни широко распахнулись, и я видел, как у нее в голове одна за другой возникают догадки. А потом ее охватила паника, и, хватая ртом воздух, она спросила:

— Ты ведь не совсем Джексон, да?

Я притянул ее к себе, обхватив двумя руками, и крепко обнял.

— Тсс, не волнуйся. Это и впрямь я, только старше.

— Но мы никогда здесь не встречаемся. Обычно я отправляюсь посмотреть на тебя.

— Да, я знаю, — сказал я, хотя в ее словах не было смысла. Мне не понравилось, что Кортни так спокойно отреагировала на мое неожиданное признание. Раньше она могла наброситься на меня с кулаками или принималась громко кричать, забыв, что вокруг люди. Это означало, что ей дают большую дозу морфия, и она цепляется за жизнь из последних сил.

Кортни зевнула и снова обмякла.

— Я так… устала.

Я поднял глаза на часы на стене: еще только восемь сорок пять. Видеть, как она закрывает глаза, и знать, что через некоторое время она уже не сможет их открыть, было невыносимо. И я потерял контроль над собой, хотя прекрасно знал, что должно случиться. Я ведь уже видел Кортни в гробу, но все равно хотел предотвратить неизбежное. Или хотя бы ненадолго отсрочить. Дать моей сестре еще немного времени.

— Кортни, не спи… прошу тебя. Пожалуйста! — я легонько потряс сестру за плечи и прижался лбом к ее волосам. — Подожди еще чуть-чуть.

Она протянула руку и вытерла слезы с моих щек.

— У тебя на лице появились волосы… они колются.

Я рассмеялся:

— Я тебя люблю, ты ведь знаешь это, правда?

— Я тоже тебя люблю. — Рука Кортни сползла мне на шею, видимо, у нее уже не было сил держать ее на весу. — Ты ведь так и не пообещал мне… жениться на той девушке со смузи, завести шестерых детей и еще, может быть, собаку.

— Обещаю, — прошептал я ей на ухо, чтобы она точно услышала. На лице Кортни появилась широкая улыбка. — Какая песня должна звучать на нашей свадьбе?

— Гм…

— Я знаю, что бы ты выбрала, — поддразнил я ее и запел ее любимую песню: — «Я вижу, как восходит красная луна…»

— Да уж, — сказала она. — Это песня не очень подходит для свадьбы…

Я слышал, что ее дыхание становится поверхностным, и стремился сохранить мужество, продолжая говорить с ней и всячески поддерживать, но не мог. Ее уносило куда-то далеко от меня, и я чувствовал себя одиноким, как никогда.