Юрий Силоч - Союз нерушимый...
Окунаться в кипящую ночную жизнь завода оказалось страшновато: как будто на мне скрестились все взгляды, но это всего лишь проснулись паранойя и предчувствие беды: я понимал, что, перебив патруль, запустил обратный отсчёт. Рано или поздно исчезновение «тройки» заметят и тогда перевернут вверх дном всю территорию завода в поисках диверсанта. Обратно, в любом случае, придётся прорываться с боем.
Чем ближе к дверям, тем сильней становилось волнение. Мне казалось, что я чересчур выделяюсь из общей массы солдат: грязный, помятый, со странным поведением, двигаюсь не так, форму ношу не по уставу и вообще представляю собой идеальную мишень для бдительной охраны. Но похоже, несмотря на всё это, я всё-таки был частью общезаводской суеты, и меня так никто и не окликнул — все были слишком заняты своими делами.
Сверившись с планом Унгерна, я обогнул здание с обратной стороны: там с длинной рампы разгружались фуры, из которых рабочие выкатывали на рохлях укрытые брезентом ящики, составленные на паллеты. Угрюмые мужики ввозили их внутрь по крутому пандусу, тяжело дыша и матерясь: двое тянули эту конструкцию вверх, а ещё двое помогали, толкая её спинами и упираясь ногами в бетонную дорожку.
Я миновал грузчиков, не удостоенный даже взгляда, зато интерес возник у тройки солдат, присматривавших за работами. Они скрывались в полутьме сразу возле входа, и я, не заметив, налетел на них, ударившись о здоровяка с одной «соплёй» ефрейтора на погонах. Тот пошатнулся и уже хотел выругаться, но вовремя заметил мои погоны, опомнился и подвёл ладонь к виску. Висок оказался на голову выше моего, отчего я, оглядев эту гору мускулов, едва не скончался на месте от сердечного приступа.
— Какого хрена?! — мои руки сами схватили бойца и встряхнули. И откуда только взялось столько наглости?
— Виноват! — гаркнул клон, вытягиваясь по стойке смирно. Бойцы последовали примеру командира.
— Стоят тут как… — я громко выматерился. — Фамилия, подразделение! — клонам при рождении давали случайное имя и фамилию «отца», пожертвовавшего генетический материал.
— Собакин! Вторая рота, второй взвод!
— Стоять тут, никуда не уходить! — приказал я. — Никого не впускать, никого не выпускать!
— Есть! — гаркнул ефрейтор, прищёлкнув каблуками от усердия, а я поспешил пройти внутрь и затерялся в бескрайнем зале, полном огромных ящиков, выстроенных в непрочные башни, составлявшие целый город. Тут пришлось как следует поплутать, поскольку запутаться было проще простого. То и дело я вызывал карту Унгерна, и сотканная из оранжевых линий и надписей модель администрации перед моими глазами поворачивалась то так, то эдак, показывая верный путь.
Вентиляция, шахты лифта, технические ходы и грузовые платформы, трубы и пожарные лестницы, которыми пользовались только курильщики, склады и коридоры, — это был настоящий лабиринт Минотавра, и я совался туда наобум, без нити Ариадны и с микроскопической надеждой на выживание. Лифтом было решено не пользоваться, поэтому я поднимался по тёмной пустой лестнице, лязгая подкованными сапогами, как лошадь Жукова по брусчатке Красной площади на параде Победы.
Этаж за этажом: я задыхался, кашлял, потел под шинелью, бронёй и маской, но не снимал ни то, ни другое, ни третье — маскировка могла ещё пригодиться. Человек с автоматом посреди администрации предприятия союзного значения — очень странное и подозрительное зрелище.
В районе пятнадцатого этажа потребовался перерыв. Я остановился и, отдышавшись, продолжил восхождение, проклиная все на свете лестницы и себя, побоявшегося ехать на лифте.
После двадцатого — лестница заканчивалась: пролёт просто упирался в кирпичную кладку, по всей видимости, свежую.
План Унгерна снова повис перед глазами оранжевой паутиной и показал, что на этажи с двадцатого по двадцать пятый так просто не добраться — для этого предназначались отдельные лестницы и лифты. Судя по предположению хакера, его держали как раз там, в месте, недоступном для простых смертных. Что ж, значит, нам туда дорога… В груди вновь заворочалось нехорошее предчувствие. Впрочем, я вполне допускал, что это всего лишь мои больные лёгкие, добитые дождём, дракой, бегом и подъёмом по лестнице, начали потихоньку отмирать.
Прислоняя чип допуска, безжалостно выдранный из руки сержанта, я искренне надеялся, что он сработает, и мне не придётся выносить двери. Считыватель замер на долгие три секунды, в течение которых я чуть не извёл себя на нервной почве, но всё-таки отозвался одобрительным писком и зелёным диодом.
Рванув металлическую дверь на себя, я подался вперёд и в первый момент даже не понял, радоваться или бежать вниз, крича «всё пропало». Передо мной с замызганной кружкой кофе в одной руке и пачкой сигарет в другой стояла изрядно растрёпанная и замученная Платонова. Главный конструктор завода имени Лебедева.
Волосы взлохмачены, под глазами огромные круги, костюм помят и пахнет ядрёным женским потом, но губы такие же, как в прошлый раз — густо накрашены алой помадой.
— Ой! — вскрикнула она. — Напугал, идиот! — она замахнулась, и рефлексы за меня решили, как надо реагировать. Поймав и выкрутив руку, я завязал Платонову узлом, за те доли секунды, пока кружка падала на лестницу. Ударившись, она раскололась и расплескала по площадке дымящийся кофе, источавший божественный аромат. Даже жаль было такой продукт переводить.
— Вызовешь помощь — убью. Сразу же, — прорычал я ей на ухо.
Платонова зашипела, как разъярённая гарпия, но сделать ничего не могла: сейчас она была полностью в моей власти.
— Тильман! — отчеканил я. — Отведи меня к нему!
— Пошёл ты! — выплюнула главный конструктор, на что я зажал ей рот ладонью и заломил руку до хруста. Глухой вопль, неудачная попытка меня укусить, закончившаяся крепкой оплеухой. На перчатке остались размазанные следы помады.
— Тильман! — автомат висел на плече, поэтому я достал из кармана шинели обрез и приставил его к голове женщины. Двуствольный аргумент оказался внушительным. — Топай и не шуми! А то тебя похоронят в закрытом гробу! Считаю до трёх!
Конструктор была умной женщиной и предпочла не ждать цифры «три». Тем лучше для неё самой: я не собирался блефовать и разнёс бы ей голову на молекулы с огромным удовольствием и чувством морального удовлетворения.
— Хорошо! — процедила она. Я ослабил хватку. — Но мне нужно привести себя в порядок.
— Что?! — поразительная наглость.
— Там охрана, идиот! — огрызнулась Платонова, доставая из кармана салфетку и вытирая помаду. — Ты же не хочешь, чтобы они подняли тревогу, увидев, в каком я состоянии?
— Не хочу, — кивнул я. — Действуй.
Конструктор провела меня уже знакомыми коридорами — плакаты, цветы, портреты, лозунги, стены с панелями из настоящего дерева, паркет, ковровые дорожки.
Я внимательно следил за тем, куда мы движемся, сверяясь с планом, который прислал Унгерн. Всё-таки стерва была на своей территории и могла завести куда угодно. Не хотелось зайти в неприметную дверцу и обнаружить десяток направленных на меня автоматных стволов.
Но, несмотря на подозрения, Платонова шла точно к лифту, не делая попыток свернуть или сбежать. Правда, один раз она споткнулась, из-за чего я едва не нажал на спуск и не выпалил ей в спину дуплетом. Лифт оказался рядом, лестница — чуть дальше по коридору. Конструктор, наградив меня испепеляющим взглядом, провела запястьем рядом с пластинкой и дверь открылась. На миг мне показалось, что она бросится внутрь и уедет наверх, оставив меня наедине с толпой солдат, но этого не случилось: женщина, без помады потерявшая восемьдесят процентов своей и без того невеликой привлекательности и похожая на постаревшую до срока колхозницу, сделала рукой приглашающий жест:
— Заходи.
Я повиновался, Платонова, в очередной раз посмотрев на меня взглядом убийцы, нажала на кнопку двадцать третьего этажа. Двери закрылись, лифт дважды дёрнулся, то отправляя мою кровь в пятки, то загоняя в самую макушку.
Мы очутились в небольшом тускло освещённом холле — ни следа от былого уюта. Синие стены, грязный потолок, мигающие с характерным жужжанием лампы дневного света. И пятеро солдат, охранявших двустворчатые стальные ворота-вход, — не простые клоны-стрелки, а тяжело бронированные гвардейцы. Чёрная форма, гладкая панцирная броня, шлемы, маски, пояса с подсумками. И укороченные ручные пулемёты, стволы которых смотрели прямо в двери лифта.
К горлу подкатил ком, который я судорожно сглотнул.
— Свои, — пробурчала Платонова, и чёрные богатыри опустили оружие, давая нам возможность пройти. Я начал нервничать: достаточно было всего лишь одного кодового слова для того, чтобы охрана нас пропустила и атаковала в спину. И вполне возможно, что оно уже было произнесено. Я деликатно кашлянул, и Платонова, почувствовавшая спиной ствол обреза, скрытый под полой шинели, верно истолковала намёк.
