Алексей Фомин - Россия 2015. Эпидемия
– Это не американцы, – прервала его размышления Лена.
– Что? – не понял Колосов.
– Там в Степановском находятся не американцы, а голландцы и славяне какие-то: то ли чехи, то ли поляки. Степановский – это бывшая центральная усадьба совхоза. В восемнадцати километрах отсюда. Я туда раньше на велосипеде за хлебом ездила. От нас до шоссе пять километров через лес по грунтовке надо ехать, а как шоссе пересечешь, там асфальтовая дорога начинается. Так что быстро получается, минут сорок. Я Михалыча разбужу, он вас проводит. Он раньше, когда совхоз еще существовал, работал персональным водителем у директора. Народу знает тьму-тьмущую, практически каждого, кто в совхозе работал. Может, кто подскажет что-нибудь дельное, если его Михалыч попросит. Вообще-то, они там, на центральной усадьбе, этих самых голландцев чуть ли не на руках носят. Любят их. Да они и, вправду, ребята незлобивые.
– Ага, – прервал Колосов, – видели мы, какие они незлобивые.
– Ну, может быть. Но для центральной усадьбы они много сделали. Там стоит шесть пятиэтажек, почта, контора бывшая, которую последний директор приватизировал, и хоздвор. Вот на хоздворе они и расположились. Там у них и заправка, и гараж, и вертолетная площадка, и жилье они себе там оборудовали. Во-первых, благодаря голландцам в поселке есть электричество, а во-вторых, они бесплатно уголь для центральной котельной на всю зиму завозят. Без них поселок замерз бы. Ну, и пекарня работает только благодаря им. И хлеб там недорогой. Опять же, за порядком они присматривают, не то что наша милиция. Так что местные их боготворят. Стоит им услышать, как кто-нибудь из приезжих в очереди за хлебом скажет: «У-у, оккупанты проклятые…», так сразу в драку лезут.
– Ну что ж, – сказал Колосов, – тем хуже для нас.
– Я пойду Михалыча разбужу и велосипед вам достану, – сказала Лена и вышла из дома.
Через полчаса езды по темной дороге, подсвеченной лишь слабым светом фар их велосипедов, перед взором Колосова и Михалыча предстал поселок Степановский, залитый ярким электрическим светом, что твоя Тверская в прежние годы. Только теперь Колосов понял, почему так забеспокоился Михалыч, когда увидел «калашников» у него за плечами: «Ты что, сдурел, парень? Не дай бог, кто-нибудь тебя с этой дурой увидит, тут же заложит натовцам. Не-ет, оставляй ее здесь». Пришлось Колосову ограничиться пистолетом.
– Сначала заедем к одной моей старой знакомой, – сказал Михалыч, когда они въехали на центральную улицу поселка, – она тут все про всех знает. В прежние времена, когда я был не такой развалиной, как сейчас, доводилось к ней захаживать по более веселым поводам, чем ныне, кхе-кхе.
Михалыч явно кокетничал, выглядел он весьма молодцевато, уж никак не на свои семьдесят лет.
– Михалыч, ты что ли? Небось, бабка из дому выгнала? Ну что, надоели ей твои похождения по мамошкам, или, никак, кто-то опять младенца на крыльцо подбросил? – с затаенной обидой вопрошала женщина, открывшая им дверь.
К великому удивлению Колосова ей было никак не больше пятидесяти. «Ай да Михалыч, молоток», – подумал он
– Ну, о чем ты говоришь, Люба, мы к тебе по делу пришли. Видишь, человек со мной. Пусти нас, пожалуйста, посоветоваться с тобой надо, – постарался пустить вход все свое обаяние Михалыч.
– Ладно, проходите на кухню. Я сейчас, оденусь только.
Михалыч, не зажигая света, проследовал на кухню. В этой квартире он явно чувствовал себя как дома. Щелкнув выключателем, он выдвинул из-под обеденного стола две табуретки, на которые уселись они с Колосовым.
– Ты понимаешь, – заговорил Михалыч вполголоса, качнувшись к Виктору, – три года назад какая-то стерва подбросила мне на крыльцо младенчика. И письмо: мол, оставляю тебе нашего сына, воспитай его и тому подобное. Подпись – Лора. Я бабке говорю, что не знаю я никакой Лоры, еле уговорил ее. Поверила. Или сделала вид, что поверила. А эта – ну ни в какую, так и не хочет меня простить с тех пор.
– И где же теперь этот младенчик? – поинтересовался Колосов.
– Дома, спит вместе с бабкой. Где ж ему быть еще?
На пороге кухни появилась хозяйка, уже одетая, умытая, расчесанная и даже с губами, чуть-чуть тронутыми помадой. Оперлась плечом о притолоку, скрестив на груди руки.
– Ну, говори, что за пожар у тебя. Зачем среди ночи приперся?
При виде этой миловидной толстушки, которой, теперь это Колосов ясно видел, было чуть за сорок, в мозгу у Колосова снова промелькнула мысль: «Ай да Михалыч!»
– Люба, беда у нас. Вот у этого парня, – Михалыч хлопнул Колосова по плечу, – ваши натовцы сына арестовали. Надо к ним подход найти. Помоги, а, Любаша…
– А что случилось-то? Почему арестовали? – заинтересовалась хозяйка.
– Почему да как, это долгая история, Люба, посоветуй нам что-нибудь, может как-нибудь его выкрасть можно? – снова принялся уговаривать ее Михалыч.
– Никак ты его не выкрадешь, разве что целую войну тут устроите. Знаете что… К Настьке Бызовой поляк оттуда ходит, считай, что живет у нее. Знаешь ее? – она посмотрела на Михалыча.
Тот пожал плечами и скривил губы.
– Так и быть, – продолжала хозяйка, – наживу врага, конечно, на всю оставшуюся жизнь… Ну, да черт с ней. Пойдем.
Они спустились вниз, пересекли двор и вошли в соседнюю пятиэтажку, поднялись на третий этаж. Люба позвонила. Сначала за дверью было тихо, потом послышалась какая-то возня.
Люба сказала:
– Это я, Ермилова. Мне по ошибке с почты твою телеграмму принесли. Срочную.
Щелкнул замок, и дверь слегка приоткрылась. Колосов, не дожидаясь пока в образовавшуюся щель высунется чей-то нос, толкнул дверь и ворвался в прихожую. Перед ним стояла молодая женщина, совершенно голая, с помятым, заспанным лицом, с испугу забывшая даже заорать. Он зажал ей ладонью рот, а пистолет приставил к лицу, больно вдавив его в щеку.
– Поляк у тебя?
Она яростно закивала головой, пробуя что-то промычать.
– Молчи! – Колосов еще сильнее вдавил пистолет ей в щеку. – Веди к нему, вздумаешь орать – убью.
Она послушно повела Колосова, продолжавшего зажимать ей рот ладонью, осторожно ступая по полу босыми ногами так, как будто она шла по раскаленной сковородке. Войдя в комнату, он шепнул ей на ухо: «Включи свет». На кровати, стоящей у окна, Виктор увидел мужчину, лежащего на животе и обхватившего обеими руками подушку. Он уже оторвал от нее голову, разбуженный внезапно вспыхнувшим ярким светом, и, ослепленный, моргал глазами, явно не соображая, что происходит.
– Осторожно вытаскивай руки из-под подушки и поднимайся. – Колосов направил пистолет на поляка, вытянув руку из-за плеча хозяйки квартиры.
Тот, увидев направленное на него оружие, мгновенно проснулся, с тщательностью выполнив полученную команду.
– Пошел на кухню, – Виктор, прижимая к себе хозяйку, посторонился, пропуская поляка, которого он продолжал держать на мушке.
На кухне Колосов приказал поляку:
– Садись. – И подтолкнул к нему женщину, оставшись стоять в дверях.
Пошарив глазами по сторонам, снял с крючка полотенце и кинул им:
– Прикройтесь. – Колосов выдержал паузу. – Сегодня вечером ваши захватили на шоссе семерых человек. Ты был там?
– Нет. Но я знаю об этом, – ответил поляк на хорошем русском языке, практически без акцента. – Что вам от нас надо? Денег? Бумажник у меня в одежде, в комнате. Там…
– Где арестованные вами люди? Что с ними?
– Они на базе, здесь, сидят под охраной, – голос поляка дрожал, – завтра утром пятерых отпустят. Это оказались рабочие из лесничества. Они ни причем. А двое бандитов…
– Вот они-то меня и интересуют. Что собираются делать с ними?
– У нас раньше не было подобного опыта. Никто никогда не убивал наших людей и не уничтожал нашу технику. Наша задача охранять продуктопровод от воровства и диверсий, а не подменять местные органы юстиции. Прежде, когда мы ловили воришек, сливавших из трубы солярку, мы передавали их милиции, чтобы они доводили дело до суда. А теперь в вашей милиции нас и слушать не желают. Когда мы к ним обращаемся, говорят: «Не лезьте к нам с вашими проблемами, у нас и своих забот хватает».
– Ага, поэтому вы и решили вершить самосуд, – угрюмо заметил Колосов.
– Да, недавно нашим командованием было принято решение расстреливать воров на месте… Как международных террористов.
У Колосова не было никакого плана действий, но он надеялся, что, когда в результате разговора с айфоровцем у него появится больше информации, план возникнет сам собой.
Подобные айфоровские базы расположены через каждые двести километров вдоль всей трубы, идущей к Черному морю, где солярку из нее заливают в танкеры, идущие в порты Евросоюза. Личный состав каждой такой базы несет охрану своего участка трубы, выявляя и устраняя многочисленные врезки, которых с каждым днем появляется все больше и больше. На базе, расположенной в Степановском, находится тридцать голландцев и десять поляков. Правда, трое голландцев вчера погибли. И командир базы чертовски зол. Он собирается отправить виновных, то есть Мишку и Андрея, в штаб, который находится за 600 км отсюда, на территории Казахстана, чтобы там решали, что с ними делать. Он бы их сам с удовольствием пристрелил, но поздно. О происшествии было доложено в штаб, и оттуда уже затребовали доставить бандитов к ним, чтобы расследовать – является ли данное преступление случайным, или это – начало целой цепи диверсий на трубопроводе.
