Вероника Рот - Преданная

40. Тобиас

Мне не потребовалось долго убеждать Амара. Я знал, что он согласиться посодействовать нам — он сам любит приключения. Мы договорились встретиться за ужином, чтобы обсудить все с Кристиной, Питером и Джорджем. Кстати, Джордж обещал раздобыть машину.

После встречи с Амаром, я отправляюсь в нашу спальню и долго лежу, накрыв голову подушкой. Я прокручиваю в голове слова, которые скажу Зику. Прости меня. Мне казалось, я делал все, что должен был, чтобы присмотреть за Юрайей, но к сожалению…

Ребята заходят и выходят из комнаты, включается отопление, горячий воздух поднимается по вентиляционным отверстиям, затем снова отрубается…. Я стараюсь придумать себе оправдания, а затем отбрасываю их. Подбираю убедительный тон, правильные жесты. Потом, в полном разочаровании, я швыряю подушку в противоположную стену. Кара подпрыгивает от неожиданности.

— Я думала, ты спишь, — ворчит она.

— Извини.

Она проводит рукой по волосам, желая убедиться, что прическа в порядке. Ее движения столь аккуратны и точны, что напоминают мне игру на банджо, виденную когда-то в Товариществе.

— Я хочу задать тебе один вопрос, — сажусь я на кровати. — Личный.

— Давай.

— Как ты смогла простить Трис после того, что случилось с твоим братом?

— Хм — Кара обнимает себя за плечи. — Иногда мне кажется, что простила ее, а иногда — нет. В любом случае, я не знаю. Ты просто продолжаешь жить сегодня, завтра и так далее…

— То есть… А могла ли Трис как-то помочь тебе?

— Это из-за Юрайи? — догадывается она и кладет мне руку на колено.

— Да, — говорю я твердо, отодвигая ногу, чтобы она не дотронулась до меня. Не надо, чтобы меня утешали как маленького. Мне не нужен ласковый голос, я не хочу выплескивать свои эмоции, я предпочел бы их сдержать.

— Понимаю — и она выпрямляется. — Самое главное, что Трис сделала, — это повинилась передо мной. Существует разница между признанием факта и исповедью, — добавляет она обыденным тоном. — Первое предполагает поиск оправданий. Во втором случае ты берешь на себя ответственность.

Я киваю.

— После того, как ты повинишься перед Зиком, — продолжает она, — тебе надо оставить его одного. Вот и все.

Я снова киваю.

— Но знаешь, Четыре, — произносит она, — ты не убивал Юрайю. Не ты устанавливал взрывчатку, которая послужила причиной его комы. Не ты придумывал тот дикий план.

— Но я участвовал в его осуществлении.

— Почему бы тебе не заткнуться? Ты — не идеален. Не путай свое горе с чувством вины.

Мы сидим в молчании еще несколько минут, я пытаюсь осмыслить то, что она сказала.

Я ужинаю с Амаром, Джорджем, Кристиной и Питером в столовой. Мы выбрали дальний столик, стоящий между автоматом с напитками и рядом мусорных баков. Миска супа передо мной давно остыла, а в бульоне еще плавают крекеры.

Амар объясняет нам — когда и где мы встречаемся. Потом мы крадемся по коридору позади кухни, где нас никому не видно. Амар достает черную коробочку со шприцами внутри. Один он дает Кристине, другой — Питеру, третий — мне. Еще вручает каждому по упаковке с антибактериальными салфетками. Подозреваю, что только Амар возится с такой ерундой.

— Что это? — интересуется Кристина. — Я не собираюсь делать себе инъекцию какой-нибудь гадости.

— Объясняю, — потирает руки Амар. — Когда вы будете в городе, на него могут сбросить сыворотку. Поэтому вам необходимо сделать прививку, если вы не хотите, чтобы у вас память отшибло. Это и есть сыворотка, которую вы должны будете привить своим родственникам.

Кристина прощупывает кожу на внутренней стороне локтя, пока не находит вену. Я, по старой привычке, втыкаю иглу в шею так же как делал с самого первого дня, когда раз за разом проваливался в свою комнату страха. Амар поступает таким же образом. А я замечаю, что Питер только притворяется, что делает себе укол: когда он нажимает на поршень, жидкость стекает по коже, и он исподтишка вытирает ее рукавом. Он что, готов рискнуть и добровольно все забыть?

После обеда ко мне подходит Кристина:

— Нам надо поговорить.

Мы быстро спускаемся по длинному лестничному пролету. Ступени ведут к подземному клубу «ГП», освещенному разноцветными лампочками. Кристина останавливается и скрещивает руки на груди. На ее лицо падает фиолетовый свет.

— Амар ведь не знает, что мы собираемся остановить «перезагрузку»?

— Нет. И он поддерживает позицию Бюро. Я не хотел его впутывать.

— А город стоит на пороге революции, — продолжает она.

Теперь ее лицо освещено синим.

— Причина, по которой Бюро решилось на «перезагрузку» наших друзей и родственников, — это стремление остановить их от убийства друг друга, — заявляет она. — Если мы им помешаем, верные атакуют Эвелин, а она использует сыворотку смерти. В итоге умрет множество людей. Твои родители тоже могут погибнуть.

— Честно? — вздыхаю я. — Мне абсолютно без разницы.

— Шутишь? — хмурится Кристина.

— Кристина, я хочу лишь спасти Зика и его мать ради Юрайи. А что там будет с Эвелин или Маркусом, меня не волнует.

— Ты должен прекратить комплексовать по поводу путаницы в своих отношениях с предками и начать заботиться обо всех, — восклицает она с жаром, хватает меня за руку и дергает изо всех сил.

Я теряю дар речи от удивления.

— Четыре, моя младшая сестра находится сейчас там. Если Эвелин и верные вцепятся друг другу в глотку, она пострадает из-за них.

Я видел Кристину и ее родных во время Дня Посещений, когда воспринимал ее только как глашатая правдолюбов. Ее мать с гордой улыбкой поправляла воротник рубашки Кристины. Если вирус сыворотки распространится по городу, Кристина будет стерта из памяти своей матери. А если нет, ее семья окажется втянута в битву за власть.

— И что ты предлагаешь? — интересуюсь я.

— Должен быть способ снять напряженность, не прибегая к «перезагрузке».

— Ага, — признаю я. — А у тебя есть конкретное предложение?

— Все происходит из-за того, что твои родители не могут найти общий язык друг с другом, — произносит Кристина. — Придумай, как их остановить.

— Каким образом? — недоумеваю я. — Они никогда не сделают того, что им невыгодно.

— Значит, ты позволишь им разорвать город на клочки.

Я смотрю на свои ботинки, освещенные сейчас зелеными огнями. Если бы у меня были разумные родители, не ослепленные болью, гневом и желанием мести, то все бы сработало. Они бы послушали меня. Но других родителей у меня нет. Как бы я хотел, чтобы они изменились! Просто налить им в утренний кофе или в стакан воды сыворотку памяти, и — раз! — передо мной новые люди с чистым, незапятнанным прошлым. Их можно было бы всему научить заново, даже тому, что у них есть сын, которого зовут Тобиас. Стоп. А ведь именно так и собирается сделать Бюро. Но я их опережу.

— Достань мне сыворотку памяти, — твердо говорю я. — Пока вы все с Амаром будете разыскивать ваши семьи и родственников Юрайи, я позабочусь об остальном. До отца или до матери я доберусь.

— А как ты все объяснишь нашим?

— Пока не знаю.

— А как насчет продырявить колесо? — предлагает Кристина. — Я попрошу Амара притормозить на минутку, например, чтобы пойти в туалет, проколю шину, а потом мы волей-неволей разделимся…

Неплохая идея. Я могу признаться во всем Амару, но не уверен, что мне удастся преодолеть его предвзятость. Пропаганда Бюро промыла ему мозги. У меня и так времени в обрез. Но зато лжи — хоть отбавляй. Амар знает, что отец научил меня заводить автомобиль без ключа, используя лишь провода. И у него не вызовет подозрений, если я добровольно отправлюсь на поиски другой машины.

— Кристина, ты, молодчина.

— Значит, договорились. И ты действительно собираешься стереть память кого-нибудь из твоих предков?

— А что мне остается делать, если именно они — причина зла? — пожимаю я плечами. — Мне нужны новые родители. Даже если у одного из них исчезнет весь тот груз, который они пытаются тащить за собой, может, они придут к согласию…

Кристина внимательно глядит на меня и задумчиво кивает.

41. Трис

От запаха хлорки у меня щиплет в носу, — я притулилась рядом со швабрами в подсобке подвала. Я только что предупредила всех, что любая попытка проникнуть в Оружейную Лабораторию — гарантированное самоубийство.

— Вопрос в том, — изрекает Мэтью, — есть ли что-то, ради чего мы готовы пожертвовать жизнью.

Мы находимся в комнате, где он, Калеб и Кара работали над усовершенствованием нашего химического коктейля. Флаконы, пробирки и исписанные тетради разбросаны по лабораторному столу перед Мэтью. Он рассеянно жует шнурок, висящий у него на шее.

Тобиас, скрестив руки на груди, прислонился к дверному косяку. Я помню — он точно так же стоял во время посвящения, наблюдая, за нашими сражениями. Он был такой красивый и сильный — просто загляденье.