Олег Дивов - Леди не движется-2
— Как ты и предположил, я слышал твое выступление, — внезапно сказал Август. — Не все, я толком не прислушивался. Внесу кое-какие уточнения. Меня не обручали в младенчестве. Если ты забыл, Джоан сильно моложе меня, и, когда она родилась, я был уже чрезвычайно самостоятельным подростком со своим мнением по любому вопросу. Дедушка Скотт, конечно, очень хочет этого брака. Точно так же, как он хотел брака своей дочери с Виктором Гамильтоном. Причина — Таркс. Скотт до сих пор не может простить пращурам их беспечности, из-за которой Таркс оказался у Гамильтонов. Маккинби ведь первые высадились на той планете. Но она показалась некрасивой, и они уступили ее Гамильтонам. Позже выяснилось, что Таркс — сокровище, но кусать локти было поздно. Ровно та же история приключилась с Калипсо, титульной планетой Энстона. А Скотт не акула, нет. Он своеобразный коллекционер. Предмет его страсти — планеты. Но идея заполучить Таркс через брак не встречает одобрения ни у кого из нашей семьи. Точно так же Скотт не вмешивался в мои отношения с Кэрол. У него не было возможности. К тому же, когда я собрался разводиться, он как раз созрел принять Кэрол в семью.
— Хочешь сказать, он и Деллу принял бы?
Август даже не поморщился.
— Макс, ты застрял в рамках своей парадигмы, а она узка и тесна. Я не скрываю, что хочу заполучить кое-что в собственность. Но путей для решения задачи много больше, чем тебе кажется. Самый простой из них — совладение. У меня есть кое-какие права, у Криса тоже. Цели у нас одинаковые, противоречий и жизненных конфликтов нет. Мы можем позволить себе договор о совместном управлении собственностью. В этом случае у нас двоих повышаются шансы на исполнение мечты. У меня достаточно средств, чтобы поднять машину, но маловато моральных прав ею владеть. Думаю, что спустя несколько лет Крис поймет, насколько обременительно владеть подобным экспонатом, и уступит мне свою долю. Но за такую сделку меня не осудит уже никто. Я не отобрал у Слоников их реликвию, не вынудил продать свою историю ради покровительства. Более того, возможен и такой вариант, при котором после моей смерти машина вернется к Слоникам — я сомневаюсь, что у меня будут потомки, а если и будут, то вряд ли они разделят мои увлечения. Им не понадобится машина.
— Но на мой вопрос ты так и не ответил.
— Не обязан, — парировал Август.
— О, конечно! — Макс нехорошо засмеялся. — Ничуть не сомневался, что ты ответишь именно так. Становишься предсказуемым, Маккинби!
— Очень легко предсказать реакцию, когда она — единственно адекватная. Ты напоминаешь мне того студента, который пришел на экзамен неподготовленным и сказал товарищу: вот увидишь, этот проф меня завалит. А когда профессор так и поступил, студент заметил: вы предсказуемы, я товарищам еще час назад пообещал, что вы поступите именно так.
Август потушил окурок и тут же закурил следующую сигарету. Я следила за ним с тревогой. Макс поверил, что Август регулярно покуривает, но я-то знала, что нет!
— Слушай, — зашипел Макс, подавшись вперед, — я же тебя насквозь вижу. Все, что ты там себе думаешь, для меня — открытая книга. Ты мечтаешь приковать Деллу к кровати и оторваться по полной программе. И те наручники ты нарочно оставил на виду, чтобы возбудить!
Я разрывалась между двумя желаниями: закрыть лицо ладонями и прибить Макса. Не насмерть, а чтобы заткнулся хотя бы на время.
— Какие наручники? — не понял Август.
Я рассказала, как утром поддела Макса. Август посмотрел с упреком — сначала на меня, потом на него.
— Макс, Делла пошутила.
— А-а, и ты на самом деле трахаешься в пижаме?
— Нет. Просто давно не использую наручники. Грубое удовольствие, хорошо только в подростковом возрасте. Для взрослых людей существуют куда более утонченные радости. Тот же бандаж. Правда, если наручники доступны даже неумелым подросткам, то связывать женщину все-таки надо уметь.
Макс застыл с раскрытым ртом.
— Что? — спросил Август. — Макс, я же учился в классической школе. А потом — на гуманитарном факультете. Я ведь не с военного, где только мечтаешь посмотреть на женщин по выходным, о большем никто не загадывает. Я с историко-архивного. И всем тем, о чем ты с замиранием сердца только думаешь в свои тридцать восемь, я в восемнадцать уже пресытился. А ты до сих пор ведешься на детские шутки! Я подозреваю, что ты не только поступал девственником — ты и закончил университет, ни разу не попробовав женщину.
Макс побагровел. Я забеспокоилась: Август явно перегибал палку, как бы чего не вышло.
— Вот что, Маккинби, убирайся, — приказал Макс. — Чтоб духу твоего через минуту тут не было!
В горле у него клокотало, он побледнел, и эта его бледность заставила меня подобраться: такая метаморфоза случалась с ним раньше, в период нашего брака. За бледностью обычно следовала вспышка неуправляемой ярости. Потом, после операции, когда Максу удалили опухоль, вспышки прекратились. И вот этой зеленоватой волны, мгновенно заливавшей его лицо, я уже давно не видела.
Опять? Рецидив?
— Не вопрос, — спокойно и даже удовлетворенно ответил Август. — Нам и в самом деле пора. Делла, мы уходим.
— Один!!! — прорычал Макс.
Ага, уйдет Август один, держи карман шире. Да и у меня не было ни малейшего желания задерживаться. Я встала, одновременно со мной вскочил Макс. Глаза у него стали бешеными, руки сжались в кулаки.
— Ты никуда не пойдешь!
— Макс! — вдруг рявкнул Август, да так, что я застыла.
Макс дернулся, обернулся. Август по-прежнему сидел, а на правой его ладони покоилась пепельница. Та самая, тяжеленная керамическая пепельница.
— Замри, — велел Август Максу. — Двинешься — эта штука прилетит тебе в голову.
Макс опешил. Но возмущаться не спешил. Покосился на меня, снова перевел взгляд на Августа. Август не шутил.
У него никогда не было чувства юмора.
— Делла, — сказал Август, — решай сама, пойдешь или останешься. Я посоветовал бы уйти. Думаю, Бергу нужно несколько часов, чтобы снова сделаться вменяемым. Сейчас он опасен.
Как будто я сама не понимаю! Я молча сходила в спальню, принесла наши с Августом сумки. В гостиной ничего не переменилось: Макс стоял на том же месте, Август сидел с пепельницей. Я проверила, не забыли ли мы чего, и вышла из номера.
Август догнал меня у лифтов. Выглядел он плохо, и резкий табачный запах определенно портил его. В лифте он рванул застежку на горле, как будто ему стало душно, и закашлялся. Ну вот, я же говорила — не надо было ему курить.
Мы взяли автоматическое такси с парковки отеля. Август тяжело плюхнулся в салон, страдальчески прикрыл глаза. Лоб его увлажнился, а щеки посерели.
— Худо? — сочувственно уточнила я.
Он кивнул. Помолчал и добавил:
— Делла, я же не курю. Совсем. За всю жизнь я выкурил три сигареты. Одну в выпускном классе школы, на пари, и две — сегодня.
— А выглядел как заядлый курильщик.
— Я много наблюдал за курильщиками. Знаю, что надо делать.
— Может быть, тебе заглянуть в клинику? Никотиновое отравление — неприятная вещь. Тебе нужен врач.
— Нет, — отказался Август. — Я не хочу в клинику. Я хочу домой. Я полежу немного, и меня отпустит.
— Зачем ты вообще попросил сигарету?!
— Затем, что без сигареты я не получил бы ту замечательную пепельницу. Я осмотрелся и понял, что другого, столь же убедительного и удобного предмета в гостиной нет. А без него мне пришлось бы драться. Я не в состоянии драться.
— Если б ты сам не завел Макса…
— Было бы то же самое. Он завелся сам, еще вчера. Удивительно, до какой степени человек может потакать своим капризам и выдавать такое поведение за культурное. У него всему есть объяснение, но сдержать эгоистичные порывы и в голову не приходит!
— Ты о чем?
— Вчера он сказал мне — пока ты не слышала, — что перепугался за тебя. Я ответил прямо — не за тебя он перепугался, а за то, что у него больше не будет того секса, какой ему нравится. О тебе, твоем комфорте он не думает вообще. Ну, если только в той степени, какая нужна, чтобы расположить тебя к сексу.
Я пожала плечами.
— Все мужчины такие.
— Не все, — буркнул Август. — Я не такой.
— Август, ты мой работодатель, а не потенциальный кавалер. Не приводи в пример себя, пожалуйста.
— Хорошо, не буду. — Он помолчал. — Вчера мне пришлось пить с ним, пока он не уснул в кресле. Для меня это было пыткой, но иначе Берг полез бы к тебе и не дал бы выспаться. Разумеется, он понял мой замысел, но я сыграл на его самолюбии. Поэтому с утра он хотел реванша. Любого, лишь бы получить повод выгнать меня и остаться наедине с тобой.
— Но злить его было незачем.
— Тогда он не отлип бы сегодня целый день. А я устал от него. Мне нужен отдых. Тебе отдых нужен еще больше, чем мне. Поэтому я разозлил его. Пусть. Пусть бесится, строит планы мести. К вечеру успокоится. Может быть, даже переосмыслит кое-что в своем поведении, хотя на такое счастье я не надеюсь. Он…
