Ольга Белоусова - Перекресток волков
Я подошел к колыбели, взял на руки мальчика. Смешной. Красивый. Действительно красивый младенец. Короткие очень светлые волосики и зеленые глаза. Он улыбнулся мне.
— Ну, здравствуй, сын Ной…
Он улыбнулся еще шире.
Я смотрю на него. Я не могу ни спать, ни есть. Я все смотрю на него и думаю, что же будет дальше?»
Третья страница, измятая, закапанная воском.
«У меня снова родилась дочь. Катя решила назвать ее Алиной. Жаль, я не узнаю, какой она вырастет. Но я видел, как она родилась. Наверное, я должен сказать Первому Волку спасибо. Нет, не скажу. Не чувствую благодарности. Совсем.
Вчера я встретил его в лесу. Он сказал — время пришло. И еще много чего сказал. Такого, что страшно сейчас повторять. Тогда, шестнадцать лет назад, я почти угадал. Он не Бог, он Дьявол. Ами Подаренный Волком.
Время пришло. Мое или Кати. Мои родители погибли вместе. Ами сказал — я могу выбирать. Смешно! Разве здесь может быть выбор?
То, о чем он мне рассказал, не стало для меня открытием. Кажется, я всегда знал, что так будет. Все эти шестнадцать лет знал. Через восемь дней луна станет полной. Я умру. Ною исполнится шестнадцать. Он получит Клык. Еще целых восемь дней! Как их прожить? Куда потратить такую кучу времени?
Я хочу увидеть его перед смертью. Ами запретил, но я хочу. Может, Ами прав, но я все равно хочу. Я вырастил его. Он мой сын. Мой сын. Мы плохо расстались. Мне жаль. Я знаю, он будет мстить. Пусть. Я не хочу этого, но пусть. Пусть идет своей дорогой. Ами рассчитывает на иное, но он не бог, и не все в его власти. Ной, мальчик, которого я вырастил, проживет собственную жизнь. И я рад этому.
Я все рассказал своему брату. Разговор был долгим и тяжелым. Кажется, он не до конца мне поверил. Впрочем, оно и понятно. Я и сам бы не поверил, если бы оказался на его месте. И еще ему трудно смириться с неизбежностью. Можно подумать, мне легко. Жизнь, оказывается, прекрасная штука. Жаль с ней расставаться.
Впрочем, я все равно поступлю по-своему. Только бы Кэт не плакала долго. Я очень виноват перед ней. Я забрал ее в лес. Я изменил ее судьбу. Но она не сломалась. Сильная. Я люблю ее. На краю это осознаешь особенно…»
Лист оборван.
— Вот так я начал узнавать правду.
— Ной… Ной…
Я медленно положил листы на стол. Попытался подавить дрожь в руках. Получилось не сразу.
Я вышел на крыльцо. Я был не просто зол. Я был в бешенстве.
— Что все это значит, мама? — спросил я громко, гораздо громче, чем говорил обычно.
Мне ответила тишина. Мать… не моя?.. вжимала лицо в колени и молчала. Эдвард закрывал ее собой и тоже молчал.
— Что это значит? — повторил я хрипло, уже понимая, что не дождусь ответа.
— Мы не знаем, Ной, — сказал Эдвард, поворачивая ко мне голову. — Том знал и умер. Мы — не знаем.
— Там написано, что он все тебе рассказал. Что — всё? Говори! Говори, черт возьми, Эдвард!!
— Он сказал… он сказал, что Первый Белый Волк вернулся. Я не поверил ему. Я не верил, пока ты не пришел в поселок с Клыком на шее.
Меня трясло от злости, от глупой обиды. Я пошел, побежал куда-то… Я снова искал свой дом. Почему-то мне очень не везло в этом. Истинное дитя своего народа!
В поисках дома — снова в обнимкуС ветром в венке из опавших листьев.[7]
Я очнулся где-то в лесу, растерянный и раздавленный. Хотелось пить. С трудом переставляя лапы, я спустился в неглубокий овраг к ручью. Луна еще не зашла, и я увидел свое отражение в темной воде и испугался: всклоченная грязная шерсть, бешеные глаза, пена, капающая из оскаленной пасти на землю. Волк. Белый Волк?.. Не может быть… не должно…
Вернулась злость. Через минуту я упал на колени, опустил руки в воду, размывая свое отражение и соленые капли слез. Я плакал. Второй раз в жизни. По отцу, которого уже нет, которому я не успел, не смог объяснить, как благодарен за все. По себе, убившему дьявола, спасшему человека, но потерявшему брата. По чему-то… или кому-то, еще мне не известному. Я прятал свои слезы в холодной ключевой воде, но они никак не хотели уходить. За девятнадцать лет их скопилось во мне слишком много…
А потом я внезапно успокоился. Наступившая тишина поразила меня. Мир вокруг продолжал жить своей жизнью. Лесу и его обитателям не было никакого дела до моих переживаний. Что ж, и это правильно.
Я лег на землю, закрыл глаза и постарался расслабиться. У меня получилось, черт побери!
Было еще достаточно темно, и только у сердца, совсем как в прошлый раз, в такт дыханию, пульсировал маленький белый комочек. И с каждым моим вздохом он становился все больше, заполняя собой сознание, пока свет окончательно не вытеснил тьму. А потом из этого света появилась фигура.
— Здравствуй, Ной.
Я открыл глаза.
Рядом со мной на земле сидела прекраснейшая из женщин многих тысяч миров. Стройное, гибкое тело, золотистая кожа и волосы цвета утреннего солнца, золота и роз. Глаза — огромные и синие, как небо в горах. Белый шелк одежды. Динь, Королева леса. Богиня. Моя мать?.. Нет, не она. Не она! Пожалуйста! Пусть это будет не она!
— Здравствуй, Ной, — повторила Динь. Откуда-то из глубины неба ей на плечо вдруг опустился грязный сизый голубь. Одно крыло его было перламутрово-красным. И я вдруг отчетливо увидел этого голубя, бьющегося грудью в сплетение веток огромного дерева… Я видел пылающую воду, я слышал крик мира… Больно… Больно!
— Ной?..
Боль исчезла, словно ее и не было совсем. Я с трудом разжал сведенные судорогой пальцы. Голубь нахохлился, склонил голову набок, посмотрел на меня одним глазом. Я приподнялся и протянул руку, чтобы погладить птицу.
Голубь угрожающе щелкнул клювом и отчетливо произнес:
— Не хватай, не твое.
Я отдернул руку, несколько опешив. Женщина мелодично засмеялась.
— Здравствуйте… королева, — с некоторым запозданием сказал я. — А… а это… что… кто?
Она осторожно провела длинными пальчиками по перьям голубя.
— Не обращай внимания… Он просто хочет посмотреть на тебя.
— А-а-а…
Некоторое время они вместе с голубем разглядывали меня. Ее глаза меняли цвет вслед за мыслями, при этом оставаясь совершенно равнодушными. Глаза голубя не менялись вообще.
— Ну вот, теперь ты знаешь правду, — сказала она, наконец. Голос ее, легкий, как дуновение ветерка, заметно дрожал. Если бы не равнодушие глаз, я бы подумал, что она волнуется.
Много позже я понял, что она просто боялась. Не за меня, за себя. Она очень боялась моего гнева.
— Я не знаю правды. Не считая того, что вы подкинули меня Тому. Я что, ваш сын?
Она улыбнулась. От ее улыбки засветился воздух. Самая красивая из смертных женщин, подумал я. Да, она была смертной когда-то, я знал это точно.
— Ты родилась под вишневым небом, — то ли спросил, то ли констатировал я. — Ты — Динь. Ведунья, ушедшая из племени вместе с Первым Белым Волком. Я прав?
— Нет.
— Нет?
— Я ушла не с Белым Волком. Я ушла с Ами.
— А что, есть разница?
Она сделала движение, словно хотела коснуться меня. Я отстранился.
Тишина, короткая, пугающая. Мне вдруг захотелось, чтобы эта женщина, которую мне, видимо, следовало называть матерью, исчезла. Естественно, что мое желание никого не интересовало.
Потом голубь одобрительно уркнул.
— Все получилось не так, как хотел Ами, — тихо произнесла Динь. — Мне жаль тебя. Я знаю, что не имею права на жалость, что ты уже взрослый и сильный, но мне все равно жаль тебя. Ты хочешь знать правду? Что ж, ты ее узнаешь. Только она не всегда так хороша, как говорят. Она может разочаровать тебя. Не уверена, что ты готов принять ее, чтобы там ни говорил по этому поводу Ами.
«Хуже, чем есть, уже все равно не будет», — подумал я. «Будет», — обещающе прозвучал в моей голове голос королевы. Я вздрогнул от неожиданности. О телепатии до последнего момента я знал только из книг. Неприятное ощущение.
Видимо, она это поняла, потому что снова улыбнулась, но уже как-то виновато, и продолжила вслух:
— Ты и Клык — вы одно целое. Вряд ли ты поверишь мне, но ему поверишь точно. Просто закрой глаза, загляни в себя и все поймешь. Попробуй…
Я послушался. Там, за прикрытыми веками, оказался совсем иной мир, полный красок, мертвых бурь и сумасшедшего покоя. Мир, где у корней огромного дерева, увитого дождем, начиналась и заканчивалась одинокая радуга. Мир, где не было времени. Мир, где вода была горячей праведного пламени. Мир, который был когда-то моим домом. Мир, в котором теперь, чужими стараниями, мне не было места. Я вспомнил его. И еще я вспомнил, как и для чего я родился здесь… Истина была примитивна и потому мучительна, и я тут же отбросил ее от себя.
— Мы не хотели причинить тебе боль. Ты должен был вспомнить все сам, но судьба распорядилась иначе… Теперь ты знаешь.
