Ветер в его сердце - Чарльз де Линт
— Я приму твою помощь, если все обернется совсем паршиво, — заверил я Калико. Она нахмурилась. — Но сначала я предпочитаю попробовать по-своему.
Моя подруга смерила меня взглядом и кивнула.
— Хорошо. На случай, если вдруг передумаешь, просто позови меня. Я буду слушать.
И она исчезла, как раз когда Джерри в соседней комнате повесил трубку.
По возвращении он озирается по сторонам и произносит:
— Мне показалось, здесь кто-то был.
— He-а, — качаю я головой. — Только я и духи.
Какое-то время он сканирует меня пытливым взглядом, после чего изрекает:
— Ты вроде подобными вещами не увлекаешься.
— Ты про обычаи кикими?
Полицейский кивает.
— Но это не значит, что у меня нет собственных обычаев.
Джерри снова медленно оглядывает помещение.
— Надеюсь, эти обычаи не подразумевают похищение девочек-подростков.
— Ты ведь не думаешь, что я пошел на такое.
— Нет, — отвечает он. — Но я мог допустить ошибку, и пускай Реджинальд Хиггинс тот еще фрукт, в одном ему не откажешь: не дело, а чертовщина какая-то.
Не успеваю я собраться с мыслями, как дверь участка распахивается и входит Рувим. И впервые за все это время я задумываюсь, как нам выкрутиться, если не получится убедить Джерри в своей невиновности.
* * *
— Но ты же понимаешь, что все это брехня! — кричит в сердцах Рувим.
Мы с ним сидим за столом напротив Джерри и препираемся два часа подряд. Солнце неторопливо поднимается все выше и выше, тени растут, а воздух нагревается. Я стараюсь не думать о том, что давно уже спал бы в трейлере или хотя бы брел по горной тропинке, кабы не эта бредятина. Естественно, я не сидел бы здесь, не приди мне в голову блажь сыграть Белого Рыцаря[13] для Сэди. Но что мне оставалось делать? Оставить девчонку на обочине шоссе, где ее вышвырнул папаша?
— Сэмми примазался к этой афере, — продолжает Рувим, — потому что из-за нас у него возникли неприятности с одним из клиентов-охотников. Его бредни даже не совпадают с заявлением папаши! Так какого черта мы здесь делаем?
— Мне необходимо…
— А кстати, что с папашей-то случилось? — перебиваю я Джерри. — Его вроде задержали.
— Ну да. Я доставил его сюда, в участок. Он поорал немного, а через некоторое время помощник из управления шерифа отвез его домой.
— А потом ты замутил с Сэмми.
— Ничего я с ним не «замутил»! Он явился в управление шерифа, и они потребовали задержать вас.
— Ну а как же, — не унимается Рувим, — заставили тебя поплясать под их дудку.
Джерри вздыхает.
— Я понимаю, что их показания не сходятся. Но Сэмми — уважаемый бизнесмен, и если он выступает с подобными обвинениями, да еще касающимися несовершеннолетней, мы обязаны их рассмотреть.
— Я тоже уважаемый бизнесмен, — парирует Рувим. — Но конечно же, куда моей лавчонке до казино.
— Дело не в размахе бизнеса, и ты отлично это понимаешь.
— Возможно. Но на твои вопросы в участке отвечаю я, а не он.
— Он уже дал показания в управлении шерифа.
— Значит, мы тоже даем показания и уходим? — уточняет Рувим.
— Не все так просто.
— Двадцать моих псовых братцев скажут тебе, где я находился ночью в четверг.
— Нисколько не сомневаюсь, — отвечает Джерри. — Но любой человек за пределами резервации сочтет ручательство твоих парней пристрастным, а Стив вот и вовсе говорит, что всю ночь он провел в пустыне в одиночестве. Одного его слова для подтверждения недостаточно.
Он переводит взгляд с меня обратно на Рувима.
— Пойми, раскрыть дело о похищении, доставить арестованного в кабинет окружного прокурора и спасти жертву — это же мечта каждого копа, будь он хоть федералом, хоть из управления шерифа. Да хоть из Бюро по делам индейцев. От повышения ни один не откажется.
— А как насчет племенной полиции? — вопрошает Рувим. — Она тоже об этом мечтает?
— Шеф мечтает, — пожимает плечами полицейский.
— А ты?
Взгляд Джерри устремляется в невидимую даль.
— Знаете, когда я был счастливее всего? Когда пас овец на дедовских пастбищах. Отец мой отчалил в родео-турне, и мы с младшей сестренкой Энни и матерью перебрались к ее родителям. По отцу я скучал, но, черт побери, как же мне нравилась жизнь на ранчо. Особым богатством похвастаться мы не могли, но выращивали тыквы, кукурузу и бобы, овец вот разводили, так что нам вполне хватало. В школу я пошел только в десять и думал, что помру, когда меня забрали из-под того расписного неба.
— К чему ты клонишь? — интересуется Рувим.
Я трогаю его за руку:
— Пускай закончит.
С подобной стороны Джерри мне прежде не раскрывался, но я отлично его понимаю. Раз оказавшись среди этих пыльных холмов, уезжать отсюда уже в жизнь не захочешь. Лишись я всего, что здесь имею, сердце мое разобьется на мелкие кусочки — и навряд ли когда заживет.
— Мама любила своих родителей, — продолжает Джерри. — Уважала их, конечно же, но хотела для меня и Энни большего. Семья наша всегда относилась к традиционалистам, но она настояла, чтобы я стал копом. Поэтому-то сейчас я здесь и сижу. И я не могу выступать ни за традиционалистов, ни за казиношную клику. Чтобы делать свою работу как должно, я не могу принимать чью-либо сторону.
— Ну и? — не терпится Рувиму. — Для нас-то что это значит?
— Это значит, что свою работу я воспринимаю серьезно. Это значит, что если управление шерифа требует допросить вас обоих, именно так я и поступлю. Точно так же я планирую лично допросить Сэмми. Для меня важно докопаться до сути происходящего, а не заработать очки. Мне плевать, кто на кого валит — вы на Сэмми, или он на вас. И мне плевать, если кто-то добивается повышения. Для меня не это главное. Главное во всей этой истории — девочка-подросток и то, что с ней произошло.
Рувим хлопает ладонью по столу.
— А я тебе говорю — мы не имеем к ней никакого отношения!
Это не совсем правда — уж точно касательно меня. Я всецело понимаю чувства Джерри. Похвально, что в первую очередь его волнует Сэди. Но мне известно, что все это действительно брехня — и что рассказывает ее отец, и что якобы видел Сэмми. И я знаю, что Сэди ничего не грозит. Да сейчас она в большей безопасности, чем когда жила с этим куском дерьма, своим папашей.
— Мне нельзя показываться в
