Джулиана Бэгготт - Пепельное небо
— Уже поздно, — бормочет Брэдвел. — Просто подними руки вверх и улыбайся.
Все еще стоя на коленях, они заводят руки за головы. Брэдвел говорит:
— Мы сдаемся. Мы пришли, чтобы увидеться с вашей Доброй Матерью. Нам нужна ее помощь.
Женщина с ребенком, сплавленным с ее бедром, шагает вперед, поднося нож к лицу Партриджа. Другая, держащая в руках садовые ножницы, подходит к Брэдвелу и с невероятной силой толкает его в грудь. Она держит лезвия перед лицом парня, то открывая, то закрывая острые и сверкающие ножи. Ножницы стали частью одной руки, в другой покачиваются лезвия. Потом она ставит голую ногу на грудь Брэдвелу, открывает ножницы и приставляет к его горлу.
Партридж чувствует, как его руку тянет назад. Он достает мясной крюк и начинает вращать им над головой чахлого ребенка, приросшего спиной к руке матери. Женщина резко ударяет его ногой в живот, затем в подбородок и, держа кухонный нож, приставляет к его сердцу. Ее дочка смеется.
Партридж знает, что у этих женщин и детей есть своя тактика, и они умеют применять насилие. Они солдаты. С его уровнем кодировок он мог бы справиться с полудюжиной таких, но сейчас он видит, что их не меньше сотни. Их тени движутся. Другие женщины быстро подходят и отбирают у мальчиков ножи, мясные крюки и недавно приобретенные дротики.
Женщина с кухонным ножом хватает Партриджа за руку, и он чувствует, как ряд острых зубов вонзается в его кожу. Она резко поднимает его на ноги. Он смотрит на свои бледные руки, измазанные кровью, потом на ее, блестящие осколками стекла. Женщина вытягивает темную наволочку из-за пояса. Другая женщина, стоящая позади него, связывает его руки за спиной так туго, что локти практически касаются друг друга. Он смотрит на Брэдвела, теперь тоже стоящего на ногах и также связанного.
Последнее, что видит Партридж перед тем, как на него набрасывают наволочку, это золотой крест над головой и тонкую цепочку, врезавшуюся в опаленную кожу.
Потом наступает темнота, и вокруг становится влажно от его собственного дыхания, приглушенного внутри темного капюшона.
Партридж думает об океане. Заворачивала ли его мать в одеяло на пляже? Неужели он слышал шуршание ткани и рев океана? Что же сейчас с этим океаном? Он видел какие-то образы океана, в серых тонах. Они бурлили и вращались. Но оттенки серого никогда не передадут океан. Как и статичная картинка. Он закрывает глаза и представляет, что его голова в одеяле и океан уже близко, а мать совсем рядом. Он надеется, что не умрет.
Ребенок кричит как чайка.
ПРЕССИЯ
АРАБЫ
Половина костлявого лица Ингершипа оснащена металлической пластиной и гибким шарниром в том месте, где крепится челюсть. Это явно делали те, кто знал свое дело, профессионалы. Не просто хирурги-самоучки, как дед Прессии. Нет, это делал кто-то с реальными навыками и профессиональными инструментами. Шарнир позволяет Ингершипу говорить, жевать и глотать. Тем не менее слова из него выходят с трудом. Металл вживлен в его кожу под подбородком и простирается вверх так далеко, что нельзя увидеть, где заканчивается металл и начинается кожа, покрывающая череп, потому что на нем надета фуражка. Другая сторона его головы розовая и гладко выбрита. Мысли о голове пугают Прессию, потому что она вспоминает выстрел, толчок, конвульсии мальчика. Она не убийца, но позволила, чтобы его застрелили. Он умер, и ничего не поделаешь. Он сам просил Эль Капитана сделать это. Это был милостивый поступок. Но никакие самооправдания не помогают — она совершила преступление.
Прессия сидит напротив Ингершипа на заднем сиденье сияющего черного автомобиля. Солнце в зените. Приказ гласил, что Эль Капитан поведет Прессию Бэлз за три мили к старой водонапорной башне, обветшалой, с почерневшей и потрескавшейся луковичной головой, где их будет ждать автомобиль. Когда они прибыли, машина уже стояла там, такая чистая и гладкая, что, казалось, принадлежит другому миру. Стекло на окне сзади с гудением сползло вниз, открывая лицо Ингершипа.
— Залезай, — сказал он.
Прессия проследовала за Эль Капитаном к другой дверце. Он открыл ее, и Прессия скользнула первой, за ней Эль Капитан, который захлопнул дверцу. С ружьем на плече и громоздким Хельмутом на спине, он должен был заметить, что в автомобиле стало чересчур тесно. Ингершип холодно взглянул на него, и этого было достаточно, как если бы он попросил Эль Капитана вышвырнуть Хельмута. Прессия представила, как Ингершип говорит: «Может, положим твой груз в багажник?»
Вместо этого Ингершип процедил:
— Убирайся.
— Кто? Я? — спросил Эль Капитан.
— Я? — повторил Хельмут.
Ингершип кивнул.
— Подождете здесь. Водитель привезет ее назад.
Прессия совсем не хотела, чтобы Эль Капитан уходил, не хотела оставаться наедине с Ингершипом. Что-то в его речи и жутком механическом спокойствии ужасно нервировало ее.
Эль Капитан вышел из машины, захлопнул дверь и постучал в окошко.
— Нажми на кнопку, — сказал Ингершип.
Прессия нажала на кнопку на внутренней стороне ручки и почувствовала электрическую вибрацию в пальце. Окно исчезло в двери.
— Сколько ждать? — спросил Эль Капитан. Прессия увидела, как он потирает пальцем курок.
— Просто жди, — бросил Ингершип и приказал водителю ехать.
Автомобиль дернулся вперед, выплевывая пыль. Не считая езды в грузовике УСР со связанными руками и заклеенным ртом, Прессии не доводилось ездить в машинах, по крайней мере, сколько она себя помнила. Может быть, только когда-то в глубоком детстве. Она боялась соскользнуть с сиденья. Ветер бил в окно, задувая пепел.
— Закрой! — громко приказал Ингершип.
Прессия нажала на кнопку с другой стороны, и стекло поднялось.
Накрапывает дождик, но автомобиль так отполирован, что капли соскальзывают с его поверхности как бисеринки. Интересно, откуда этот автомобиль. Он очень гладкий, без вмятин, без каких-либо пятен. Может, он уцелел в каком-нибудь сверхбронированном гараже?
Водитель следит за ними. Это полный человек, Прессия видит его толстые руки, сжимающие руль. Его кожа смуглая, за исключением мест с ожогами, глубокими и розовыми. Машина катится по остаткам ветхого шоссе. Дорога в основном расчищена от мусора, но все равно движение медленное. Пейзаж вокруг абсолютно пустынен. Они давно проехали Тающие земли, сгоревшие тюрьмы, реабилитационные центры и санатории. На дороге теперь появились сорняки и ухабы. По солнцу Прессия понимает, что они движутся на северо-восток. Иногда возникают обезглавленные рекламные щиты, расплавленные останки сети ресторанов, газовых станций и отелей; выпотрошенные фуры и выжженные нефтью грузовики валяются на обочине, как почерневшие ребра мертвого кита. Периодически видны надписи на остатках вещей, вынутых из-под завалов: «Ад там, где твое сердце», или более коротко: «Проклятые».
Затем пейзаж совсем пустеет. Они въезжают в Мертвые земли. Прессия почему-то вспоминает, что ей повезло. Все, что осталось здесь, это лишь выжженная земля, которая бесконечно простирается во все стороны. Дороги нет. Растительность состоит из маленьких засушенных веточек.
Мертвые земли чуть более оживленные, чем остальные. Иногда на поверхности возникает какая-то рябь, наверное, блуждающий холем, ставший частью земли.
Мертвым землям нет конца. Автомобиль тихо урчит, словно воздух вокруг находится под давлением. Совсем рядом поднимается разъяренный холем — огромный и похожий на медведя, только сделанный из грязи и пепла. Водитель сворачивает в сторону, подальше от него.
Ингершип сидит, словно проглотил палку. Он дал понять, что у него нет намерения говорить о чем-то важном, по крайней мере, сейчас.
— Ты ведь никогда не была за городом? — вдруг спрашивает он, поразив Прессию попыткой праздной беседы.
— Нет.
— Хорошо, что Эль Капитан не с нами. Он еще не готов. Не говори ему о том, что увидишь здесь. Он расстроится, — продолжает Ингершип. — Тебе понравится, Бэлз! Думаю, ты оценишь, как мы преобразили место. Ты ешь устриц?
— Устриц? — спрашивает Прессия. — Которые в море?
— Я надеюсь, ты любишь их. Они есть в меню.
— Откуда же вы их взяли? — удивляется Прессия.
— У меня есть связи, — отвечает Ингершип. — Устрицы наполовину в оболочке. Их нужно распробовать.
Распробовать? Прессия не понимает, что означает это слово, но оно ей нравится. Разве попробовать одного раза недостаточно? Она бы с удовольствием питалась чем-нибудь регулярно, чтобы распробовать это. Она бы распробовала одно, потом другое, и еще, и еще, пока не набрала бы целую коллекцию разных вкусов. Но нет. Она напоминает себе, что этим людям вообще не стоит доверять. Охранный пост — может, ее везут туда и там будут выпытывать у нее информацию?
