Икосаэдр 2.0 - Андрей Валерьевич Скоробогатов
— Хорошо. А почему они всегда только здесь это… окно открывают?
— Они, как говорил мне мой учитель, по-другому не могут. Всего в нескольких местах по планете. Потому здесь избушку и поставили.
— У вас был учитель? Вы мне не рассказывали…
— Потом, — оборвал его Савельев. — Первый вылетел, лови его!
Иван сосредоточился. «Раз это действительно возможно, раз у деда это получается, то почему я не могу? — подумал он. — С другой стороны, если мы мало собьём, то Ирина не придёт, дед говорил… А, какая разница…»
Первый светящийся шарик, как и в прошлый раз, двигался медленно. Иван-младший совместил дырку в ложке с его контуром и дёрнул ложку вниз, машинально, без особых усилий. Шарик отклонился от своей траектории, но не упал.
— Эх, зараза, это ты зря. Сейчас они все сюда могут полететь.
— Как сюда⁈ — испугался Ваня.
— А так. Они как осы, у них поведение не человеческое. Если не до конца сбить, они нас засечь могут и полететь роем, у меня такое пару раз поначалу было. Я уж тебе не говорил, чтобы не пугать.
Летающий объект повернул в сторону избушки. Он постепенно рос в размерах, превращаясь из небольшого пятна в крупный аппарат с различимыми деталями — Ваня увидел обручи, из которых состоит шар. При таком расстоянии он никак не меньше тридцати метров в поперечнике… Неожиданно серебристое поле, создаваемое «треугольником», стало озаряться вспышками. Из пятна появился второй аппарат.
— Стреляет, — проговорил Савельев, усмехнувшись, и достал свою ложку. — Ты первую-то выбрось, она уже не рабочая.
— Он… он может пробить треугольник?
— Да нет, вряд ли, — сказал дед и махнул ложкой. Шар упал на окраине поля, спустя пару мгновений послышался гулкий взрыв. — У тебя, кстати, почти получилось. Ты только засомневался в последний момент, вот и не сбил до конца. Давай я пока сам, а под конец ты.
— Хорошо.
Пилоты аппаратов, похоже, видели своего упавшего соратника и летели в его сторону, прямо на опушку. Савельев расправлялся с ними, как с насекомыми — он, похоже, и относился к этому не как к битве с неведомым противником, а как к приятному развлечению. Летающие объекты падали за лесом в океан, а на снег летели погнутые ложки — теперь это казалось Ивану таким простым и естественным, что его стало клонить ко сну. Через минут двадцать шары прекратили попытки расстрелять избушку и стали пытаться улететь прочь от пятна.
— Поняли, что не поможет, и бегут, — Савельев довольно пригладил бороду.
— А почему нельзя поставить несколько стрелков? — неожиданно подумал Ваня. — Ведь тогда можно было бы сбивать все, если одновременно.
— Положено так, — сказал Иван Филиппыч. — Всегда так было, стрелять должен один. Бери вот лучше ложку, следующий — твой.
Из пятна выплыл большой зелёный шар. Он был в два раза крупнее, чем первый аппарат, который упал на поле. Иван поднял ложку и совместил шар с отверстием. Хотелось спать, в голове не осталось никаких мыслей, шар стал крохотным, как будто целиком помещался в отверстии. Ваня зевнул и, не раздумывая, опустил руку.
Зелёный шарик погас и упал за лесом.
8.
Быков проснулся от шума за окном. Ещё было темно, он накинул бушлат и вышел на улицу.
В предрассветной мгле над полем слышался стрёкот лопастей, лучи прожекторов носились в непонятной пляске над местом, где вчера упал первый из аппаратов.
— А, чёрные вертолёты прилетели, — сказал Савельев, поглаживая залезшего на колени кота. — Они всегда, как что-то у нас на острове упадёт, прилетают и забирают остатки. Бывает, сбрасывают что-то крупное. Вон, кирпичей для печи привозили.
— «Местные»? — спросил Ваня.
— Само собой. Пойдём-ка кое-что покажу.
Быкову хотелось посмотреть ещё на «местных», но они вернулись в дом. Дед открыл сундук, в котором хранились книжки, выложил несколько на тахту, и достал большую толстую тетрадь — старую, потёртую, с картонной обложкой.
— Это дневник моего учителя, Василия Кузьмича. Он родился ещё в девятнадцатом веке.
— Так давно? Это ж сколько лет ему было?
Дед присел на тахту. Шум за окном прекратился — видимо, вертолёты собрали обломки корабля и улетели.
— Молодой был. Он попал сюда, когда шёл тысяча девятьсот шестнадцатый.
— Погодите, а сейчас какой год?
— Восемьдесят четвёртый, — ответил дед. — У меня — восемьдесят четвёртый, я в сорок шестом пришёл.
Иван опешил. Похоже, привязки по времени между мирами не было.
— Как же так?
— Ты избу подмети, раз проснулся. А то скоро Ирина придёт, а грязно, как в хлеву. Потом почитаешь дневник.
«И ведь точно, сегодня Ира приходит, — подумал Ваня, чувствуя некоторое волнение. Как-никак, она была первой девушкой, которую он видел после армии, и единственной из местных. — Хорошая она всё же, хоть и немая… Интересно, обиделась она на меня, или нет, за то, что я тогда её преследовал?»
Дневник был написан ещё по правилам дореволюционной орфографии, с «ятями», десятичными I и твёрдыми знаками на конце слов. Иван пролистал пару страниц и начал читать, с трудом разбирая слова.
«…В который раз думаю, что бы со мной было, не побеги я тогда с этого злосчастного рудника. Видать, зря молился я Господу о спасении — была каторга сибирская, стала каторга тут. Каторга одиночеством. Не вернуться мне теперь назад, так и жить под тремя лунами, сбивая небесные корабли».
— Он что, был каторжником? — удивился Ваня.
— Ты читай, — сказал дед. — Там, правда, много непонятно. Я пока пойду, рогульки на втором ручье посмотрю. Ира придёт, ты её грибницей угости, не забудь патроны, ложечки новые забрать и отдать старые.
«Безымянный в последний раз ответил, наконец, сколько может продлиться период моей вахты. Вторая космическая армада Содружества Старших вылетела с центральной планеты два года назад. Их корабли прибудут на Хаеллу через восемьдесят пять — девяносто лет. Тогда и наступит конец независимости — может, даже к лучшему, что я не доживу до этого. Пока Безымянный и другие Хозяева этого мира держат щит, порталы — так он назвал эти небесные озёра — могут открываться только в пяти местах на планете, в том числе и над островом нашим, и строго по расписанию. Попав сюда, карательные отряды Содружества не могут вернуться обратно, связи с Центральной планетой нет, следовательно, все пилоты их шаров — самоубийцы, „камикадзе“, как называли таких в Японскую. Но каждый пропущенный мной и другими стрелками-землянами небесный корабль может посеять разрушения где-то на Восточном
