Третий источник - Виталий Николаевич Вавикин
«Пошли они! – думает Чарутти и спрашивает себя, почему снова и снова пытается им что-то доказывать. – Какое кому дело до их мнения?!» Если все раскрытые им тайны – пустышки, то пусть будет так. Он знает их цену. Знает жертву, которую принес ради достижения цели, и это главное. Его жизнь принадлежит только ему. И ему решать, как распоряжаться ей.
Чарутти вздрагивает, вспоминая Мириил. Господи! Он же убил ее. Убил, потому что сошел с ума. Не на этой планете. Намного раньше. Сошел с ума в тот самый день, когда решил доказать, что раскрытые им тайны чего-то стоят. Он потерял все. Выкинул на помойку свою жизнь, а здесь… С Мириил… Здесь он сделал последний шаг. Шаг в пропасть, на дне которой его ждет смерть.
Чарутти открывает дверь и входит в свой номер. Мириил лежит на кровати и смотрит на него своими голубыми глазами. «Я спятил!» – ставит себе диагноз Чарутти.
– Так и будешь стоять в дверях? – спрашивает Мириил.
Он молчит. Он идет в ванную. Идет туда, где, как ему кажется, оставил бездыханное тело этой женщины. Но в ванной никого нет. Механические работники забрали тело еще ночью. Отвезли в лабораторию и заменили двойником. Но Чарутти не знает этого.
– Ты настоящая? – спрашивает он раскинувшуюся на кровати женщину. – Живая?
– Живая?! – она смеется. – Если хочешь, то я могу попробовать притвориться мертвой. Желание, конечно, странное, но вполне осуществимое. Так что если тебя не волнует, что я останусь теплой и буду дышать, то можем попробовать.
– Нет! – Чарутти нервно пытается отыскать сигареты. – Не надо. Не хочу мертвецов.
Мириил протягивает ему открытую пачку.
– Давай просто покурим и поговорим, – предлагает он.
– Поговорим? – удивляется она.
– Ну да, – Чарутти глуповато улыбается. – О чем захочешь. Мне все равно.
– Хочешь просто посмотреть на меня?
– Хочу просто поговорить, – он гладит ей щеку. – Просто поговорить.
* * *
Зверь. Он загнан в угол. Рычит, пряча за своей могучей спиной Хейзел, оберегает ее, защищает, как самец защищает право на принадлежащую ему самку.
– Уверен, что не нужна помощь? – спрашивает художник гладиатора.
– Помощь? – Квинт улыбается. – Проткнешь его кистью?
– Почему кистью? – Назиф смущенно пожимает плечами. – Могу просто пристрелить его.
– Пристрелить? – голубые глаза Квинта остаются сосредоточенными и холодными. – Прости, но это только мой бой.
– Как знаешь, – художник возвращается в принесший их корабль.
– Он что, псих? – спрашивает его Инесс.
Обнаженный торс зверя представляется ей камнем, непобедимой глыбой.
– Наверно, да, – Назиф улыбается ей.
– Но он ведь старик! – она сжимает руку Уиснера. – Скажи, что это еще один трюк. Неважно чей – твой или планеты. Просто трюк, розыгрыш, да?
– Я не знаю, – Уиснер смотрит, как гладиатор приближается к зверю. – Старик спас этот мир, и я предложил ему исполнить любое его желание. Он выбрал зверя.
– Это личное, – говорит художник.
– Личное?! – Инесс смотрит на женщину за спиной зверя. – Это из-за нее? Он мстит за то, что зверь забрал ее?
– Он мстит зверю за то, что зверь бросил ему вызов и не убил его.
– Не убил? – Инесс снова перестает понимать происходящее. – У вас, мужиков, у всех мозги не в порядке?!
– Смотри! – обрывает ее Уиснер.
– Не буду!
– Он молодеет! – в уставших глазах Уиснера блестит восторг. – Будь я проклят, если думал, что когда-нибудь увижу такое!
– Хейзел! – залитый кровью зверя гладиатор медленно приближается к отступающей женщине. Она рычит и косится на поверженного защитника. – Все кончилось, Хейзел!
– Нет! – длинные ногти раздирают кожу на лице гладиатора.
– Хейзел!
– Ты убил его! Убил! Убил! – она бьется в его руках, пытаясь вырваться. – Ненавижу! – звериный рык вырывается из ее горла.
– Помоги мне связать ее! – кричит гладиатор художнику.
Корабль взлетает в небо, устремляясь к заснеженным вершинам. Голограмма вытаскивает из обезумевшего сознания Хейзел воспоминания. Дикие, необузданные. Далекие и недавние.
– Господи, да она хуже зверя! – шепчет Инесс.
– Мы можем это как-нибудь исправить? – спрашивает Квинт.
Уиснер качает головой, продолжая завороженно следить за рождающимися в пустоте образами.
– Бити просил нас спасти ее, – напоминает Назиф.
– Бити хороший человек, – говорит Инесс. – А эта женщина… – она пытается подобрать слова. – Это настоящее чудовище.
Рожденные голограммой образы вздрагивают, меняются. Кошмары уступают место Кипу и его отцу.
– Даже не верится, что она могла быть такой с ними, – качает головой Инесс. – Даже в голове не укладывается.
– А если стереть все, кроме этого? – спрашивает Квинт. – Тогда она станет нормальной?
– Тогда она не вспомнит о том, кто ты такой! – хмыкает Уиснер.
– Плевать, – Квинт смотрит на короткие вспышки воспоминаний Хейзел. – Думаю, это лучше, чем безумие. Думаю, с ним она даже была счастлива.
– И ты готов потерять ее? – спрашивает Инесс.
– Я давно уже ее потерял, – гладиатор смотрит на искаженное беспомощной злобой лицо Хейзел. – А может, никогда и не находил. Не знаю.
– Это сильно, – Инесс смотрит на Уиснера. – Не каждый сможет отпустить близкого человека.
– Так будет лучше, – говорит Квинт.
– Да, – соглашается Инесс. – Иногда так действительно лучше.
И уже после, когда они остаются с Уиснером наедине.
– Я ведь это и о тебе говорила.
– Я понял, – он смотрит на свое тело, погруженное в стазис.
– И что ты решил?
– Решил, что никакой вечности не хватит, чтобы понять эту жизнь.
Эпилог
Дождь… Дождь на планете Мнемоз… Ни один дождь не может идти вечно… Как и картина, которая не может вечно оставаться незаконченной. Кончаются краски. Кончаются силы. И кончается время. Время, отведенное для всего живого и неживого в этом мире…
Адриана одевается и спрашивает, приходить ли ей завтра.
– Завтра? – художник смотрит на полотно в мольберте. – Нет. Завтра не надо.
– Как знаешь, – она улыбается ему на прощание. – А я уже почти привязалась к тебе за этот месяц.
Художник кивает. Чернокожая блудница, Росинель, поднимается на крышу гостиницы, держа его под руку.
– Это была последняя ночь? – спрашивает она без слов.
– Да, – художник касается рукой ее гладкой щеки.
– Тогда прощай.
Он смотрит, как улетает на крохотном беспилотном корабле подарок Уиснера, растворяясь в алеющем небе.
– Почему ты не попросил у него денег? – спрашивает его вечером гладиатор.
– А почему ты сам не сделал этого?
– Я выбрал зверя.
– А я вдохновение.
– Мог бы тогда хоть закончить картину.
– Зачем?
– Ну я же убил зверя.
– Но потерял Хейзел.
– И что теперь?
– Не знаю… – художник смотрит на незаконченный холст. – Может быть, во всем этом нет смысла?
– В картинах?
– В желаниях.
– И чего же ты желаешь?
– Ничего.
– Так не бывает.
– Смерть не считается, – улыбается художник.
– Я говорю не о смерти.
– Может быть, ты и прав… – художник подходит к окну.
– Тебе помочь разжечь свечи?
– Зачем?
– Ну не бросать же картину.
– Почему бы и нет?
– Ты не такой.
– Точно, – художник выключает свет и подходит к мольберту.
– Что ты делаешь? – спрашивает с дивана гладиатор.
– Собираюсь рисовать.
– Рисовать? – Квинт неодобрительно хмыкает. – Да здесь же не видно ни черта!
– А это и не
