Скотт Вестерфельд - Особенная
Она увидела, как один из людей врезался в стенку вакуума и тот покачнулся. Решение не заставило себя ждать. Тэлли начала раскачиваться из стороны в сторону, с каждым разом все сильнее врезаясь в стену плечом и получая при этом жуткие порезы торчащих внутри скальпелей. Датчики на ее коже запищали, стараясь как можно скорее регенерировать ткани.
Наконец вакуум перевернулся.
Тэлли закрутило в воздухе, и она грохнулась на жесткий пол. Вакуум пошел трещинами. Она надавила рукой на стекло и впервые в жизни сделала такой жадный глоток воздуха.
И тут она заметила, что врачи лежат на полу без сознания.
Ее спаситель стоял перед ней.
— Кто ты? Шэй? — спросила Тэлли. — Дэвид?
Она начала вытирать жидкость из глаз.
— Разве я не просила тебя ничего не делать? Или тебе настолько нравится все портить?
Тэлли вскинула голову и не поверила своим глазам.
Перед ней стояла доктор Кэйбл.
35. Слезы
Доктор Кэйбл постарела, казалось, на тысячу лет. Ее глаза потеряли их былую жестокость, теперь она была похожа на Фаусто.
Наконец-то она вылечилась.
И тем не менее, даже этот факт не мешал ей оставаться острой на язычок.
По-прежнему жадно глотая воздух, Тэлли спросила:
— Что вы здесь…
— Тебя спасаю. — Ответила доктор Кэйбл.
Тэлли посмотрела на дверь, прислушиваясь к шагам в коридоре.
Старуха покачала головой.
— Я построила это место. Я знаю о нем все. Никто не придет. Позволь мне отдохнуть немного, — она села на пол. — Я слишком стара для таких трюков.
Тэлли уставилась на своего старого врага: на ее руках по-прежнему виднелись острые ногти. И словно в противовес этому она тяжело дышала и из губы сочилась кровь. Она выглядела очень-очень старой, казалось, что ее продление молодости уже было невозможно. Единственное что вызывало недоумение — два врача, лежащие у ее ног.
— Вы все еще чрезвычайница? — спросила Тэлли.
— Я уже вообще не Особенная, Тэлли. На меня жалко смотреть, — старуха пожала плечами. — Но я все еще опасна.
— О. — Тэлли пыталась вытереть остатки жидкости из глаз. — Лекарство долго действовало на вас.
— Да, это было гениально, Тэлли. Взять хотя бы дыхательную трубку.
— Конечно, отличный план — оставить меня там задыхаться, пока… — Тэлли моргнула. — Почему вы сделали это?
Доктор Кэйбл улыбнулась.
— Я отвечу на этот вопрос, Тэлли. Если ты ответишь на мой. — На секунду ее глаза вновь блеснули прежними жесткими искорками. — Что ты сделала со мной?
Настала очередь Тэлли улыбаться.
— Я вылечила вас.
— Я знаю, что ты дурочка. Но как?
— Помните тот спутниковый передатчик? Так вот, это был не передатчик, а обычный инжектор с лекарством Мэдди.
— Опять эта ужасная женщина, — доктор Кэйбл снова опустила глаза. — Совет вновь открыл границы города. Ее таблетки теперь повсюду.
— Я могу передать ей ваши слова.
— Скоро все рухнет, — прошипела доктор Кэйбл, вновь поднимая на нее яростный взгляд. — Ты же понимаешь, что не пройдет и года, как власти начнут вырубать дикую местность.
— Да, я знаю. То же самое произошло с Диего, — Тэлли вздохнула, вспоминая пожар Эндрю Симпсона Смита. — Похоже, свобода имеет обыкновение разрушать.
— И это вы называете лечением, Тэлли? Это больше похоже на заболевание раком. Оно погубит нас всех.
— Так вы пришли сюда, чтобы обвинить во всем меня?
— Нет, я пришла освободить тебя.
Тэлли не сводила с нее настороженного взгляда. Наверняка это еще одна уловка, месть доктора Кэйбл. Но мысль о свободе заставила сердце биться чаще, и колокольчик надежды зазвонил в ее мозгу.
Тэлли сглотнула.
— Но разве не я разрушила ваш мир?
Доктор Кэйбл долго смотрела на нее взглядом ничего не выражающих глаз.
— Да. Но ты осталась последняя, Тэлли. Я наблюдала за Шэй и остальными «резчиками» в Диего. Это уже не они. Таблетки Мэдди, я полагаю, — она вздохнула. — Совет истребил всех нас.
Тэлли кивнула.
— Но почему я?
— Ты — настоящий «резчик», — сказала доктор Кэйбл. — Последняя из моего Чрезвычайного Обстоятельства, приспособленная жить в дикой местности, вне города. Ты можешь, сбежать, можешь исчезнуть навсегда. Я не хочу, чтобы мое творение истребили, Тэлли. Пожалуйста…
Тэлли моргнула. Она никогда не думала о себе, как о каком-то животном, но она не собиралась спорить. Мысль о свободе вскружила ей голову.
— Только выберись отсюда, Тэлли. Поднимайся на любом лифте на крышу, здание пустое, и большинство камер я убрала. Да и вообще, никто не сможет остановить тебя. Оставайся Особенной, возможно, когда-нибудь, мир будет нуждаться в тебе.
Тэлли снова сглотнула. Слишком уж все просто получалось.
— А как на счет скайборда?
— Он на крыше, — фыркнула доктор Кэйбл.
Тэлли посмотрела на два тела, лежащих у ее ног.
— С ними все будет в порядке, — сказала женщина. — Ты же знаешь, я врач.
— Ну конечно, — пробормотала Тэлли и стянула с одного из них одежду. Она была заляпана кровью, но по крайней мере, теперь Тэлли не была голой.
Она сделала шаг к двери, но потом обернулась.
— Разве вы не боитесь, что я сама вылечусь? И больше не останется никого из вас?
Доктор Кэйбл посмотрела на нее победным взглядом, в котором заплясали огоньки прежней злобы.
— Моя вера в тебя всегда оправдывалась, Тэлли Янгблад. Почему же теперь я должна волноваться?
Когда Тэлли оказалась на крыше, она постояла немного под открытым ночным небом, вдыхая свежий воздух.
На счет погони она не беспокоилась.
Доктор Кэйбл права — никого не осталось, чтобы преследовать ее.
После целого месяца, проведенного в затхлой камере, звезды и месяц казались необыкновенно прекрасными.
Тэлли вдохнула запах ледяного мира.
Наконец-то она была свободна от камеры, от операций доктора Кэйбл. И никто не изменит ее. Ни сейчас, ни когда-либо еще.
Чрезвычайного Обстоятельства больше нет.
Зейна больше нет.
Тэлли облизнула губы и почувствовала солоноватость. Это напомнило ей о том дне, когда они с Зейном поцеловались на берегу моря. Это был последний раз, когда она разговаривала с ним, и даже тогда она оттолкнула его. Но почему-то этот момент она прокручивала в голове из раза в раз, медленно и тщательно, наслаждаясь каждым мгновением. Она представляла, что не чувствует дрожи Зейна, что он обнимает ее, крепко и нежно…
По щекам прокатилось что-то теплое.
Тэлли подняла руки вверх и посмотрела на ладошки: они блестели при свете звезд.
«Чрезвычайники не плачут», — подумала Тэлли, и слезы потекли в два раза сильнее.
36. Руины
Прежде чем улететь из города, Тэлли включила наушник. Ее ждали три сообщения. Первое было от Шэй. Она сообщала, что «Резчики» останутся в Диего. После их неоценимой помощи городу, они стали там собственным «героями-защитниками», и власти даже изменили закон, разрешая им не трогать морфологические нарушения. Правда, ногти и зубы пришлось удалить.
Ратуша по-прежнему выглядела, как груда камней. Диего нуждался в любой помощи, которую только способны были предложить другие города. И хотя операции затронули весь континент, в Диего все так же шли беглецы, что только способствовало укреплению Новой Системы.
Раньше, красавцы были идеалом, теперь же этот идеал сменили уродцы.
Возможно, однажды какой-нибудь другой город введет Новую Систему, но в любом случае, Диего навсегда останется самым прогрессирующим городом, в котором все время происходят изменения.
К сообщению Шэй прикладывались ежедневные рассказы о том, с какими трудностями сталкивались «резчики», когда помогали городу. Казалось, что Шэй решила обложить Тэлли подробностями, чтобы та помогла им, как только ее освободят.
И все же Шэй кое о чем сожалела.
Истребление чрезвычайников охватило весть мир, поэтому, естественно, эта новость дошла и до них. «Резчики» отчаянно хотели прилететь и спасти Тэлли, но после того, как стали защитниками города, они не могли так просто взять и улететь. Тем более, это развязало бы новую войну, а ведь город еще не отошел от прошлой.
Тэлли понимала это, правильно?
И все же Тэлли Янгблад была «резчиком». Или все же…
Второе сообщение было от матери Дэвида Мэдди.
Она сказала, что Дэвид покинул Диего и отправился в дикую местность. Дымники распространились по континенту, чтобы по-прежнему контрабандой доставлять таблетки в те города, которые все еще проводили операции красоты. Беглецы стекались по всему миру, вдохновленные слухами из разных концов света.
Весь мир ждал свободы, и Тэлли хотела бы протянуть руку помощи.
Мэдди закончила словами: «если вдруг увидишь моего сына, передай ему, что я люблю его».
