Надломленные. Хроники пикирующей Цивилизации - Кирилл Ляпунов
Кузнецов набрал номер Сосо. Последний снял трубку почти мгновенно.
– Аркаша! Дорогой! – с характерным акцентом закричала трубка (Батон, несмотря на то что начал жить в Москве в довольно юном возрасте, от кавказских интонаций избавиться так и не смог). – Как я рад, что ты звонишь! Как ты?
– Лучше всех, – горько сказал психолог. – Я тебя не отвлекаю?
– Зачем обидные вещи говоришь? Как ты можешь меня отвлекать? У меня, правда, сейчас совещание идет, но коллеги меня простят.
– А. Тогда я недолго. К тому же думаю, что вечером мы с тобой наговоримся.
– Хочешь встретиться? Извини, слушай, сегодня я не очень. Вчера что-то загулял, Машка меня грохнет, если я два дня подряд бухать буду.
– Нет. Не должна. Если хочешь, я ей сам наберу. Кстати, может быть, и ее с собой надо будет взять.
– Так. Что случилось? – настороженно спросил Сосо, уловив по кузнецовскому тону, что что-то произошло.
– Коля погиб. Вечером надо к Тане съездить, узнать подробности, ну и с похоронами помочь, если нужно.
– Колян? Когда? Как?
– Я сам еще не очень знаю. В Сирии. Ну так как? Поедешь вечером?
– Зачем спрашиваешь? Конечно! Я сейчас уже поеду. Совещание закончу и поеду!
– А вот это вообще хорошо. У меня сейчас еще два клиента, а третий был под вопросом, так что я его отложу и к вам выдвинусь. Хорошо?
– Да. До вечера, дорогой.
– Ага. Пока.
Кузнецов, положив трубку на стол, уставился в никуда. Из сомнамбулического состояния его вывел пришедший на прием Глеб.
– Спите, док? – иронично спросил он, протягивая психологу руку.
Кузнецов встрепенулся.
– Нет-нет. Что вы, Глеб. К сожалению, получил одно очень неприятное известие. Не в моих правилах об этом говорить, но, думаю, по мне это сегодня может быть заметно. Я понимаю, что совсем непрофессионально об этом говорить, но и скрывать, почему могу казаться странным, не имею права.
Кузнецов виновато улыбнулся.
– Ценю ваше доверие. Что случилось?
– Потерял друга детства.
– Понимаю вас. Это всегда трагедия. У меня такое было. До сих пор от нее не оправился.
Глеб задумался и потускнел.
– Может быть, имеет смысл нам сегодня об этом и поговорить?
Повисла пауза.
– Знаете. Думаю, да. Как я понимаю, все мои психологические проблемы начались именно с этого эпизода.
– Почему же вы мне говорите об этом только сейчас?
– Знаете, это настолько личное, хрупкое. Мне надо было присмотреться.
– Но я же психолог!
– И хороший. Но даже вам сложно рассказывать о своих глубинных переживаниях. К тому же мы совсем другие аспекты прорабатывали. А сегодня ваш взгляд напомнил мне мой собственный пару лет назад. Это, как ни странно, вселяет в меня уверенность, что и с моей проблемой вы справитесь.
– Звучит лестно. Давайте пробовать. Насколько я понимаю, это был очень близкий вам человек?
– Друг детства, – медленно начал Глеб. – Выросли вместе. Скажем так, не в самой благоприятной среде.
– То есть?
– Окраина Новосибирска. Контингент там и сейчас специфический, а двадцать лет назад – страшно вспомнить. Предел мечтаний для мальчика – стать бандитом, а для девочки – проституткой. Мы с Колей…
Кузнецов вздрогнул.
– Его звали Николаем?
– Да, а что?
– Ничего, собственно. Но моего погибшего друга звали так же. Поразился совпадению.
– Извините. Я не специально. Так вот. Мы с ним, безусловно, выделялись среди сверстников, хотя бы тем, что не пили по подворотням дешевое пойло, не нюхали клей, не участвовали в драках и так далее. А, наоборот, были, наверное, единственными на весь район посетителями библиотеки, ходили в кружок авиамоделизма, что-то конструировали все время, придумывали. Потом вместе собрали наш первый комп. На двоих. Поодиночке бы не осилили. Раньше же, помните, любую машину можно было из разных запчастей собрать, как конструктор.
– Хорошо помню. Сам собирал.
– Тогда должны хорошо процесс представлять. Основное в нем – ожидание новых деталей.
– Боюсь, у меня это как-то быстро произошло, без ожиданий.
– А у нас с Колькой процесс растянулся на полгода. Зато когда мы его закончили, мы себя чувствовали чуть ли не Стивом Джобсом и Биллом Гейтсом в одном лице. Это было очень круто! Причем период игрушек у нас прошел как-то быстро. Почти сразу мы увлеклись интернетом, где тогда уже можно было найти все, правда только на английском языке. А потом и программированием.
– Basic, C++?
– Они-с, – улыбнулся Глеб.
– Машина стояла у меня, потому что я больше в нее вложился, но и полностью своей не считал. Колька, естественно, все время пропадал у меня. Домой возвращался обычно за полночь. Ему недалеко было. И один раз не повезло. Нарвался на пьяных гопников, и они его круто отметелили. Потом почти полгода больнички. Ну и, как потом выяснилось, у него появились проблемы на всю оставшуюся жизнь. Сотрясение даром не прошло. Перенапрягаться ему было нельзя. Но кто прислушивается к рекомендациям врачей? Особенно в двадцатилетнем возрасте. Да и дел у нас с ним стало много: вначале запуск стартапа, потом развитие, первые инвестиции. В 2014-м мы даже планировали IPO и начали к нему готовиться, несмотря на неблагоприятную конъюнктуру. Но нам было наплевать. Мы знали, что нас не касается. И где-то пару лет назад уже готовы были стартовать. Как следствие – аврал, бессонные ночи, миллиард переговоров, нервы. В общем, обычное в таких случаях напряжение. И одним прекрасным утром он не вышел на связь. Поскольку мы с ним были очень близки, а женат Колька не был, то у меня были ключи от его дома, на всякий случай. Я поехал к нему и нашел в ванной. Рядом была полная пепельница и коктейль с виски. Инсульт. Хорошо, что его нашел я, а не горничная. Колька был очень стеснительный и такого бы мне не простил.
Глеб замолчал.
– Вот, собственно, и все. Так я потерял человека, который в какой-то момент стал мне ближе, чем родители, а братьев и сестер у меня нет. Сказать, что для меня это был удар, – ничего не сказать. Мы с ним практически не расставались около двадцати лет. И дело не в совместном бизнесе, хотя он и помог нам стать долларовыми миллионерами, вся эта мишура – вторична. Мы с ним дышали одним воздухом, понимали
