Павел Виноградов - Странные существа (сборник)
Мне досталось хорошее тело здорового тренированного мужчины средних лет, с отличными рефлексами, очень сильное. А бессмертная сущность моего тела, созданного из эфирного огня, которое слилось с его душой, могла продлить его жизнь очень надолго, гораздо дольше, чем живут обычные люди. Рано или поздно, конечно, придёт час идти на Суд, но я был уверен, что к тому времени буду готов к нему. Вскоре, впрочем, перестал быть уверенным.
Логика человеческой жизни постоянно толкала меня к худу. Я был богат, очень богат. Но ведь своё богатство я украл. Как же я не подумал об этом, когда планировал свой земной путь! Да, я много отдавал нуждающимся, да, я пытался заработать сам. Я был бизнесменом, художником, журналистом, писателем, открыв в своей ангельской сущности массу потенциальных талантов, реализовать которые можно было лишь в этом мире. Но и радость труда была отравлена. Бизнес слишком часто требовал нечестивых решений, а в творчестве, если я хотел продавать его плоды, приходилось постоянно наступать на свою совесть, угождая покупателям.
Я узнал, что такое усталость и тяжесть тела, которое требовало расслабления и забвения. Мало-помалу алкоголь, лёгкие наркотики, ночные праздники стали для меня привычны. Я старался не думать об аггелах, которых всё больше и больше толпилось возле моей души. Но один случай переменил всё.
Я был человеком уже много лет, сменил множество профессий, жилищ и имён. Однажды в одиночестве гулял по красивой набережной, пытаясь прорваться своим сознанием к хранителю, которого не ощущал уже давным-давно. И тут он словно бы появился передо мной, протестующее воздев руки. Видение было мимолётным и тут же из темноты, разбавленной тусклым светом фонарей, выступили три тёмные фигуры. Чувство опасности ударило меня. Я увидел, что в руке одного из людей сверкнуло лезвие и понеслось ко мне.
Моё тело вновь сработало вне сознания. Я перехватил руку с ножом и с силой направил её к нападавшему. Он, кажется, поскользнулся и – с размаху упал на собственное лезвие. Я почувствовал, как сталь входит в податливую плоть, на мои руки пролилось тёплое, и в этот момент меня потрясло ещё оно видение: тёмный ангел, собрат мой, оборвал просверкнувшую серебристую нить. Мне показалось, что он поглядел на меня с укоризной.
Но думать об этом не было времени: товарищи убитого напали с двух сторон и у них тоже были ножи. Я отпустил свои рефлексы и вскоре стоял, опустошённый и потрясённый, над тремя подёргивающимися телами. В душе ещё кипели упоение боя и – тёмная радость убийства. Я мог бы оставить их в живых, но убил. Я имел волю убить! Значит, мой собрат соединился с моей душой и трижды отпустил преступную волю. Значит, душу мою имеет сейчас некогда изгнанный мною алый лев. Значит, я проклят!
Я бежал с этого места, из этого города, из этой страны, хаотично скитался по миру, пытаясь найти забвение. Но ад преследовал меня, и всё чаще я чувствовал в себе ликование уродующих душу бесов.
Тогда я пошёл на исповедь к первому попавшемуся священнику. Мне уже было всё равно, что он про меня подумает – надо было спасаться. В тёмном пустом храме, на коленях, я говорил долго-долго, утратив ощущение времени, а он слушал. Потом накрыл епитрахилью и произнёс разрешительную молитву. Я решил, что он принял меня за сумасшедшего и просто хочет избавиться, но, благословляя меня, он произнёс одно слово: «Монастырь».
И был прав.
На другой день я принял Дары. Когда благодатный огонь соединился с моей душой и плотью человеческой и ангельской, я стал другим. Я понял, что Мысль действует и в отношении меня, что Бог ждёт от меня поступка.
Я раздал свои богатства на благие дела и постригся в монахи в удалённом монастыре. Возможно, отец игумен и счёл меня нездоровым фантазёром. А может быть, нет. Но ножницы коснулись моей головы, и я получил другое имя.
Первое время, казалось, вернулась моя ангельская жизнь, когда я мог не думать об искушениях. Я делал всё положенное монаху: выстаивал службы, молился в келье, трудился на монастырь. Но вскоре обнаружил, что даже за этими стенами необходимость делать человеческий выбор меня не оставляет. Я ловил себя на том, что мечтаю о запретной пище, алкоголе и табаке. Мне бывало скучно. Часто я впадал в гнев и тогда поднимал голову алый лев убийства. Особенно мучила неудовлетворённая похоть. Исповедь помогала на время. Когда же я поймал себя на том, что с вожделением гляжу на тело молодого послушника на клиросе, я впал в отчаяние.
После долгой беседы с игуменом я отделил себя от братии и ушёл в лесной скит, где провёл долгие годы. Там моя ангельская сущность проявилась поистине, и я стал способен видеть духов. Но приходили ко мне лишь аггелы бездны, в самых разных видах, прельстительных и ужасных. Они глумились и искушали, звали к себе, кричали, что всё равно я уже воспротивился Богу и теперь сам аггел, сулили, что в бездне я получу высокий чин. Сначала я бился с ними, потом старался не замечать, непрерывно молился, и это продолжалось, пока один раз я не увидел рядом с собой своего хранителя. Он сказал, что мне дана защита. С тех пор бесы не мучили меня.
Ко мне в скит стали приходить люди, которым я рассказывал о мире горнем и о том, чего они лишаются, поддаваясь врагам. Они просили исцелить их телесные хвори и иногда это у меня получалось. Несколько раз я говорил им что-то очень для них важное. Людей приходило всё больше, но однажды опять возник мой хранитель и передал мне весть: «Хватит». Тогда я принял великую схиму, получил новое имя и затворился в монастырской келье.
Не могу сказать, что я полностью освободился от искушений – думаю, они будут до конца. Но жизнь моя, посвящённая только молитве, стала куда упорядоченнее. Не знаю, сколько лет провёл я в затворе, не видя лица людей и лишь изредка беседуя с хранителем. Последний раз он предупредил, что мой срок подходит.
В мою келью внесли гроб и сейчас я лягу в него, чтобы провести в нём последние часы в этом мире.
Я, ангел, попытавшийся быть человеком и уяснивший, почему вы, люди, выше нас, избавленных от искушений. Многие из вас гибнут в неравной борьбе, которую вы ведёте ежечасно. Но те, кто выживает – истинные высшие существа, которым собратья мои поклонятся на небесах.
Не продавайте своего первородства!
Я знаю, что сейчас придёт мой брат и соработник и, улыбнувшись мне, оборвёт нить. Хранитель возьмёт за руку изумлённую душу, а я возьму его, и мы вместе отправимся на Суд. У нас есть надежда.
Эта рукопись обнаружена в келье почившего затворника-схимонаха N-ского монастыря. Старец прославился святой жизнью и многочисленными чудесами. Решением священноначалия рукопись была навечно отправлена в тайный архив.
Для рукословов и прочих искусников
Он пребывал дома и в мрачном настроении. Курил трубку, иногда протягивая руку за стаканом вина. Монитор компьютера светил призывно. Надо было поднять себя из глубокого кресла, посадить за стол и заставить набить первый абзац нового романа. Это невыносимо тяжело, но дальше должно стать легче – польётся давно засевший в подсознании текст, из небытия возникнут персонажи, заживут своей потусторонней, но от этого не менее истинной жизнью. А первый абзац, скорее всего, потом будет уничтожен.
Но подняться и начать было невероятно тяжело, несмотря на то, что он уже множество раз делал это. Сорок два года, три романа, сотни две рассказов, ворох стихов… И всё это никому не нужно. Один рассказик в страшно урезанном виде опубликовали в газете и даже заплатили гонорар, равный стоимости двух пачек его табака. Другой обещают напечатать на безгонорарной основе в альманахе, но всё тянут. Остальное болтается на известном графоманском интернет-портале, и, судя по всему, пребудет там вечно. И вот он весь, какой есть: разведённый менеджер консалтинговой фирмы, чьей зарплаты с натяжкой хватает на алименты дочери, оплату «однушки» в спальном районе, турецкие джинсы раз в год, пельмени и сосиски ежедневно, а также табак и чилийское вино.
Он ощущал себя писателем с детства, а теперь, после третьего романа, расхваленного не только друзьями по порталу – такими же лузерами от словесности – но и несколькими вполне успешными литераторами, мог с полным правом считать себя работником пера. Но как это легковесно… Перо, пёрышко, Питер Пэн… Когда Гюго спросили на таможне, чем он зарабатывает на жизнь, тот ответил: «Пером», – и чиновник записал в анкете: «Торговец пером». Правильно, Гюго ведь публиковали и платили за это. А он совсем не Гюго… Сегодня из двенадцатого издательства пришёл отказ печатать роман. Бросить бы это всё. Но как же тогда он станет бороться с этим мучительным, палящим, тем, что бешено бьётся внутри, требуя воплощения?..
Неистовая страсть к писанию и категорическое его отторжение сплелись в его душе в отвратительный клубок. Разрешить это можно было лишь одним способом. Он высосал последние лохмы терпкого дыма и рывком поднялся. Внезапный кашель стиснул бронхи, дыхание пресеклось и в глазах заплескалась золотистая рябь, в которой утонули все мысли. Настала тьма.