Святослав Логинов - Дорогой широкой
Пламя поднималось столбом, уже ничем не сдерживаемое. Треск, хруст… Огненный великан пережёвывал добычу: дом и человека, час назад жившего в этом доме. Близкое пламя прожигало одежду, терпеть становилось невмоготу, и очередной ковш Юра вылил себе за шиворот. Вода оказалась горячей, видимо, хозяйка, исчерпав бочку с дождевой водой, принялась таскать воду из котла топившейся с вечера бани.
Ещё несколько человек, все как на подбор немощные, показались из темноты. Пожар разбудил уже полдеревни. Разноголосый бабий вой прорывался сквозь хруст пламени.
— Богородица, пронеси! — голосила какая-то старушка, вздымая к ночному небу икону Неопалимой купины.
— Воду таскай, — орал в ответ Богородица, — тогда и пронесу!
Крыша погибающего дома рухнула, взвихрив тучу огненных галок. По счастью, ветер понёс их не на дома, а в сторону огородов.
Вниз Юра старался не глядеть; теперь, когда крыши не было, сверху просматривалась внутренность горящего дома, и Юра боялся увидеть среди пламени человеческую фигуру. Хотя, если хозяин остался в доме, ему уже всё равно. А вот соседний дом надо спасать во что бы то ни стало. Если огонь охватит дранковую крышу, галок и головней вдоль деревни полетит столько, что остальные дома будет уже не спасти никакими силами. К тому же, по рассказам вчерашней бабки, в этом доме, в десяти метрах от полыхающей смерти, лежит парализованный старик, которого, ежели сено на чердаке займётся, живым вытащить не получится.
Рухнула дворовая крыша, новый столб горящего мусора взвихрился в небо.
— Трактор, батюшки, трактор сгорит! — закричала хозяйка. — Люди добрые, да помогите же!
Куда там — помогите… Бросишь оплёскивать крышу, сгорит уже не трактор, а вся деревня, так что и горевать по трактору будет некому.
Ведро в одной руке, ковш в другой, размах пошире, чтобы вода долетела до самого конька. Внизу занялся штакетный заборчик, идущий вдоль дороги.
— Забор ломайте! Огонь по забору идёт! — предупреждающе закричал Юрий.
Богородица, которому достался дом с шиферной крышей да ешё и стоящий за ветром, спрыгнул на землю, подбежал к забору, двумя ударами ноги перебил пряслины, поволок дымящийся с одного краю пролёт на дорогу— Эх, до чего легко ломается, что так трудно строилось!
— Мишку мово не видали? Мишка пропал! — причитала какая-то старуха.
— Трактор сгорит!.. — голосила другая.
— Пожарку вызвали? — запоздало вопрошала третья.
— Вовку разбудите, пусть ток выключит. Ток в огонь идёт — всех поубиват!
— Нету Вовки, может, и сгорел уже. Они вечор вместе с Васькой пили!
— Мишка-то мой где? Ён ведь тоже вместе с ними пил! Ой, тошнёхонько!
— Трактор-то, трактор отогнать надо!
Каждый орал о своём, и все вместе суетились по-муравьиному, подтаскивая в вёдрах воду, сбивая огонь, вздумавший пройти сухим прошлогодним бурьяном, которым зарос неухоженный Васькин огород… И поваленный заборчик разнесли по штакетинам, и видно было уже, что соседние дома отстоять удастся, а вот дровяной сарай обречён, а значит, обречён и стоящий вплотную к нему трактор, который, как говорят, ещё и обмыть толком, не успели.
Юра хотел кликнуть Богородицу, чтобы подменил его на дранковой крыше, покуда сам Юра попытается отогнать злосчастный «Беларусь», но тут увидал такое, что и кричать позабыл.
Белея, словно призрак, к сараю двигалась странная фигура. Сухой высокий старик в одном исподнем деревянно шагал, помогая себе ухватом и длинным печным сковородником.
— Лёша, ты-то куда? — но бабьи визги уже не могли остановить вставшего с постели паралитика. Он дошагал к трактору, отбросил свои удивительные костыли, легко, привычным движением впрыгнул в кабину. Дизель застучал с ходу, словно ждал этого мгновения. Калеча грядки, трактор прокатил по огороду и, отъехав метров на пятьдесят, остановился. Белая фигура в кабине не двигалась.
— Лёшенька!..
Со стороны дороги замигали синие огни, завыла сирена, из темноты побежали коренастые фигуры в касках, приехавшие споро развернули брандспойты, толстые струи воды ударили в крыши соседних домов, и Юра со своим ковшиком разом стал не нужен.
Теперь можно просто бродить, растирать по лицу насевшую сажу, бессмысленно что-то говорить и слушать чужие бессмысленные разговоры. Сразу оказалось, что неведомые Мишка и Вовка, которых так не хватало на пожаре, вовсе не сгорели, а преспокойно дрыхли у себя, но не в избах, а на сеновалах, и продрали заплывшие глаза, только услышав вой сирены. Так что отделалась деревня малой кровью: на пожарище предстояло искать одного Васю.
Заливать догоравший дом пожарные не стали, лишь занявшийся было дровяник окатили в две брандспойтные струи и обрушили внутрь остатки дворовой стены, чтобы огонь не вздумал распространяться дальше.
Юра и Богородица помогли вытащить из трактора параличного Лёшку. Бывший тракторист пытался что-то сказать, но звуки получались нечленораздельные. Сам идти он, разумеется, не мог, в дом его пришлось нести на руках.
На газике приехал милиционер-дознаватель и местная депутатша. Набежали ещё какие-то люди; оказывается, на том краю деревни, за пригорком, и не заметили, что соседи горят.
Теперь все ругали Ваську, чьи косточки дотлевали под слоем жаркого угля.
— От, всё дрова колол, полный сарай оклал, на два года, грит, хватит! На вот, получи, и без дров огня хватило, никакого крематора не надо!
— Говорила ему, дураку, не кури в постели. Как же, послушает ён! Ну, уж теперя накурился, дыму наглотался досыта…
Едва ли не последней приковыляла с того конца Васькина сестра. При ней и разговоры притихли, с Васькой все были в родстве, но Маша-то ему родная. Растерянным взором смотрела Маруха на то, что осталось от материного дома.
— Ой, Васенька, — не произнесла, а словно пропела она, — да что ж ты наделал? С маменькой встретишься, спросит мама: как моим добром распорядился? Ты-то ей и скажешь — всё тебе, мама, принёс, ничего людям не оставил…
— Что ж это они? — шепнул Юра Богородице. — Человек ведь погиб, а они о дровах да о наследстве…
— Как обучены, так и горюют. Ты не на слова смотри, а в душу. А слова — звук пустой, сотрясение воздуха.
Бойцы начали наконец заливать и само пожарище. Двое, вооружившись баграми, растаскивали обугленные брёвна, милиционер расспрашивал, где стояла у владельца кровать и где именно следует искать, не осталось ли от погибшего хоть что-то, позволяющее документально констатировать смерть. Люди, только что объединённые общей опасностью, разделились на тех, кто занят делом, и зевак.
— Ехать бы отсюда… — тихо попросил Богородица.
— Погоди, — остановил напарника Юра. — Следователь ещё опрашивать будет. Нельзя сейчас уезжать. Хорошо хоть не майор Синюхов по тревоге прикатил, а то неприятностей не обобрались бы.
— Синюхов вроде бы в Новгородской остался.
— Как же, остался… Он у нас вездесущий и без пяти минут всемогущий.
— А по-моему, так обычный мент…
— «По-моему» да «по-твоему» — через чёрточку пишется, а «по-евонному» — как ему захочется. Захотел бы к нам докопаться, так и в Ярославской бы достал.
Народ вокруг коптящего, выгоревшего пятна заволновался, сгрудившись плотнее.
— Никак нашли беднягу, — сказал Юра. — Пошли, посмотрим.
— Я такого в жизни насмотрелся, — Богородица покачал головой и присел на выпирающий из земли камень. — А ты иди. Зрелище больное, но поучительное.
Юра кивнул и пошёл к пожарищу один. Ничего поучительного он там не увидел. Пожарный разгребал штыковой лопатой угли, а остальные высматривали, что он выкопает.
— Вон вроде кость торчит, — произнёс копавший, остановившись на минуту. Народ подался было вперёд, но когда боец попытался вытащить находку, она немедленно рассыпалась.
— Вот, Васенька, — констатировала Маруха, — разнесёт тебя ветром, что и хоронить нечего будет.
— Туда копай, — приказал милиционер, прикинув расположение кости. — Если что и уцелело, то там.
— Нашёл, — почти сразу отозвался боец. — Вот он куда забился…
Осторожно поддев лопатой, он поднял чёрный, бесформенный ком. Следователь подставил найденный среди углей покорёженный тазик, находку перевалили туда и склонились над ней.
— Точно, он! Вот позвонок торчит, а это никак бедренная кость. Жопень нашли, чем думал мужик при жизни, то и уцелело.
— Ой, Васенька!.. — заныла сестра.
— Патологоанатому будет в чём покопаться, и ладно, — сказал следователь. — Заливайте, что тут осталось, я покуда показания отберу да поедем.
Заносить Юру в протокол следователь не стал; человек посторонний, понадобится — где его искать? — а дело чистое, пожар не криминальный. На всякий случай записал данные в книжку, а в протокол внёс только местных жителей.
Покуда старухи по одной забирались в милицейский газик, остальные продолжай и судачить. Вопрос теперь стоял о похоронах.
