Александр Карнишин - Ксенос и фобос
"...И прямо к моему Заозерью выйдем,"- думала Вера, смотря на расстеленную на столе карту.
***
- Запомните еще раз: мы не спецназ, а разведка. Поэтому мучить вас, как своих спецназовцев, я не буду. Но даже и в спецназе важнее умение быть незаметным, бесшумным, чем умение разбивать бутылку о собственный лоб или кидать разные острые предметы. Лучше отступить, чем ввязаться в бой. Лучше договориться, чем доказывать свою силу, лучше стрелять издали, чем в упор, лучше уйти без потерь и потом вернуться за победой, лучше готовиться до операции, чем считать потери после нее... К бою!
Пока Сидорчук муштровал и учил своих разведчиков на стрельбище в лесу за казармами, Виктор Кудряшов, взяв на всякий случай двух автоматчиков, разъезжал по городу, разговаривал с людьми. Он останавливался возле каждого патруля дружинников, подъезжал к проходным всех крупных заводов, несколько раз возвращался и беседовал с комендантом железнодорожного вокзала.
К аэропорту один раз только подъехал, чтобы издали хотя бы обстановку для себя прояснить. Аэропорт был блокирован десантниками, сброшенными одной весенней ночью. Бетонные плиты на дороге, пулеметные гнезда, заложенные изнутри огромные витринные окна, БРДМ, стоящие на поле...
Судя по всему, аэропорт не был поврежден и мог действовать, принимая и отправляя самолеты. Но никто не взлетал, и никто не прилетал из далеких городов. За лето в городе совсем отвыкли от вида и гула самолетов в небе. Последний рейс, который шел в Молотов из Москвы с оборудованием, учеными, военными, рухнул недалеко от нефтеперерабатывающего завода, не дотянув всего пары километров до полосы. Был пожар, который тогда некому было тушить. Причин аварии никто не искал. Виктор думал, что искать нечего было. Скорее всего, причиной было банальное отсутствие пилотов в своих креслах. Исчезли, растворились, пропали. Вот с тех пор и не летают над Молотовым самолеты и вертолеты. А жаль - вертолетом было бы очень удобно. Быстро бы всю территорию проверили. Вон они стоят, вертолеты.
А потом еще проехали по нескольким школам. По тем, которые работали этим летом. Там Виктор поговорил с персоналом, потрепался с охранниками на входе, походил по этажам, пропахшим навечно школьными запахами: мел, пыль, бумага, туалеты в торцах.
Он сам должен был стать педагогом и преподавать историю в школе. Но после института его сразу призвали, а когда лейтенантский срок закончился и он вставал на воинский учет в военкомате, подошел незаметный человечек в штатском и дал повестку: прибыть в отдел внутренних дел - дата, время, подпись. "А что случилось-то, в чем дело?"- спросил он в удаляющуюся спину. "Там увидите".
Там увидел. Предложили работу. Да еще показали характеристики комсомольские рекомендательные. Да еще похвалили, как вел он себя в этот армейский год. Да напомнили, что в мирное время именно органы несут на себе тяжесть борьбы с буржуазным развращающим влиянием.
Он подумал, посчитал в уме, сколько и чего там, в смысле разного довольствия, и сколько здесь - и согласился.
Так и пошло. Сначала в инспекции по делам несовершеннолетних, потом в службе участковых, потом в следственном - его кидали практически каждые три места на новый участок, и он честно пытался понять, чем и как там надо заниматься. Читал нормативные акты, инструкции изучал, анализировал старые дела, копался в "висяках". Через два года он уже работал в городском аналитическом отделе. А еще через пять лет оказался в министерстве. Правда, должности не высокие, на генерала бы там не выслужиться, но зато дело по душе. Он любил собирать факты, казалось бы никак не относящиеся друг к другу, а потом вдруг делать на их основе выводы, которые очень часто оказывались близкими к результатам. В министерстве пригодилась и его привычка оформлять свои догадки в виде текста. Детективы получались - хоть сразу в печать нести. А тут вот у него пошли вдруг сказки и всякая ненаучная фантастика.
- Ну, что, орлы, домой? Все на сегодня?
- Да пора бы, товарищ майор. Ужин скоро.
***
Идти было легко. Главное правило было - не ходить вдоль дорог. Любую дорогу надо было быстро перебежать и скрыться снова в кустарнике. Шли цепочкой друг за другом, метрах в двух-трех. Перед дорогой рассредоточивались и быстро по одному перебегали. В деревни не заходили. Только смотрели в бинокль на дорожный знак при въезде, а потом сверяли с картой, чтобы увериться, что идут правильно. От Черной свернули точно на восток по компасу. Теперь проселки нужны были, чтобы найти мост или брод на маленьких речках, постоянно пересекающих путь. Вера рассказывала на ходу, как экскурсию вела:
- Тут рек и речушек - тысячи. Иньва, Лысьва, Сылва, Обва, Колва, Гайва... Ва - это вода на коми, понятно?
- Да мы знаем уже, подготовились,- пыхтел за ней следом Алексей, который считался главным в группе.
Они действительно выполняли все ее команды. Она поднимала руку - все замирали. Присаживалась на корточки - садились. Ложилась, распластавшись в кювете - падали плашмя вслед за ней. Все-таки не послушались и тащили с собой два тюка с палатками. Мало ли, говорили, может в городе придется в палатках жить. Зона, понимаешь...
Но до зоны было еще далеко.
Болота обошли, свернув левее, на север. И остановились в рощице на первую ночевку. Палатки не распаковывали. Ясное небо. Теплая земля, на которую кинули свои спальные мешки, холодная тушенка - костров не жгли, боясь патрулей и местных жителей. Спалось на свежем воздухе после долгого перехода хорошо. И просыпалось хорошо, под пенье птиц, под первые солнечные лучи в глаза, под кукареканье петухов. Петухов?
- Деревня рядом! Быстро, быстро, потом позавтракаем!
***
- Ой, вы ругаетесь здесь, что ли?
Дашка влетела в комнату и резко остановилась у порога. За столом, друг напротив друга, сидели раскрасневшиеся сердитые два Виктора, два "победителя" - ее Сидорчук и "сказочник" Кудряшов. Кудряшова она чуть-чуть побаивалась по привычке. Когда он появился в части, то долго разговаривал с ней, вызывая раз за разом с работ, выясняя, кто и что сказал, как статья появилась в газете, откуда факты, какие из фактов заслуживают доверия. Командир ей тогда сказал, чтобы она аналитика слушалась. А какой он аналитик, если - сказочник? Он ей давал читать свои сказки - короткие, на две-три страницы. Короткие, но жуткие какие-то. Бр-р-р... Страшно!
- Нет, беседуем,- проворчал Сидорчук.- Ты уже все, с концами?
- Так время-то!- она удивленно глянула на маленькие часы на левой руке.- Уже семь, а у меня же до шести!
- Кхм...,- кашлянул Кудряшов.- Ну, я пойду пока, Сергеич? Потом договорим?
- Завтра?- спросил, как приказал, Сидорчук.
- Ну, давай, завтра. Вот съезжу на север, там посмотрю, что и как - и поговорим. Ага?
- А мы пойдем на север, а мы пойдем на север...,- проскрежетал Сидорчук и сам рассмеялся.- Ладно. Я буду народ готовить, а ты как приедешь - дернешь меня. Вот и договорим.
- Ну, я пошел! Дашунь, привет!
Кудряшов выскочил в коридор, просочившись мимо так и стоящей у порога Дашки.
- Вы, правда, не ругались?
- Даш, нам ругаться нельзя. Мы старые боевые товарищи. Мы просто обсуждали разные неприятные вещи.
- Расскажешь?
- Может быть. Но точно - не сегодня. Надо договорить и надо еще обдумать. Ты не обижайся, ладно?
Она не обижалась. Виктор был старше ее на огромные, неподъемные и непонятные "больше двадцати". То есть, строго говоря, она могла быть его дочерью. А так получилось, что вовсе и не дочь. И ей хорошо с ним. С таким вот седым, иногда упертым и разговаривающим суконным армейским языком, а иногда невозможно нежным и отчаянно веселым. Она сама себе его выбрала, когда он еще в больнице лежал, и гордилась этим. Мать всегда говорила, что никому она не нужна, такая страшная - покрашенная в черное, одетая в черное, в черных армейских ботинках... Ага, как же, не нужна. Еще как нужна! Вот, Виктору нужна.
- Ужинать пойдем?
- Знаешь, давай лучше дома поедим. Не хочу я сегодня стоять в очереди, потом сидеть в этой столовой с народом... Сбегай, а?
"Дома"... Это не дом, конечно. Комната в общежитии. Система коридорная. Сидорчук поймал себя на мысли, что старается не коснуться только что закончившегося разговора. О чем угодно готов думать. Хоть о графике выходов, хоть о связи с блокпостами, хоть об аэропорте... Вон, о Дашке готов думать. Дашка - она же чудо. С ней тепло.
А Витька все-таки сволочь. Если так, как он, думать все время, то крыша отъедет на сторону очень просто. Он же к чему подводит теперь? Он спрашивает, гад, мы, вояки, для чего здесь? Для исполнения приказов или для спасения жизни населения? Это он мне, значит, командиру своему. И что я ему скажу? Вот есть присяга. Есть приказ. "Приказ начальника - закон для подчиненного. Приказ должен быть выполнен беспрекословно, точно и в срок". Так в уставе. Это пацаны-первогодки наизусть заучивают, потом сдают зачет. Ну, и что тут еще думать и обсуждать? Есть приказ, я его выполняю. Чем он преступен, ну, чем, скажи? Я разведчик, я спецназовец. Я коммунист, наконец. И мне дали приказ: разведка, контроль местности, связь с местным населением, другими воинскими частями. И что я тут не должен исполнять? И почему?
