Галина Тер-Микаэлян - Грани миров
– Какой сирота, какой детдом, я его никому не отдам! – испугалась Наташа и встревожено посмотрела на Сергея: – Я сегодня же за ним поеду!
– Дело ваше, но думаю, пока не стоит. Физически он в порядке, но еще не отошел от шока – каждый день приходит на могилу матери и плачет. Сперва я полагал, что лучше отвезти его в Москву, но он наотрез отказался уезжать. Не волнуйтесь, в том селе живут хорошие люди, они заботятся о нем, как о собственном ребенке, и там он быстрей придет в себя. Я взял у него ваш адрес, чтобы привезти свидетельство о смерти – вам ведь придется оформлять на него пенсию.
– Ведь я же ничего не знала, жила себе, и еще радовалась, что можно кидать вещи, куда попало, а Лизы нет, и она не рассердится. А она-то, оказывается… – девочка вновь зарыдала. – Почему? Почему же они так? Почему ничего не сообщили?
Сергей беспомощно развел руками:
– Я не знаю, почему никто с вами не связался, не могу сказать, честно. В эти дни я абсолютно не слушал радио и лишь изредка читал газеты трех – или даже пятидневной давности – в том селе нет ни электричества, ни телефона, а единственный их автомобиль ездит в Тбилиси раз в неделю.
Наташа заплакала в голос.
– Давайте, выпьем, – поспешно сказала «Завьялова – два звонка», поднимая стопку. – Хорошая была женщина Лиза, всегда помогала, когда попросишь. Пусть земля ей будет пухом.
– Так это село, значит, в Грузии, раз Тбилиси? – одним глотком опорожнив свой стакан, спросил ее муж, одной рукой придерживая сынишку, а другой кладя огурец на бутерброд с колбасой, и в голосе его послышалась скромная гордость своим знанием географии.
– А ребенок? – нетерпеливо перебила его жена. – Что с тем грудным ребенком?
– Это Дагестан, но до Махачкалы добираться сложнее, до Тбилиси ближе, – пояснил Сергей, решив ответить всем сразу. – Я вообще не могу понять, как наш автобус туда заехал. Что касается ребенка, то с ним все в порядке, он вообще не пострадал. Одна из женщин кормит его своим молоком, он пока тоже остался в селении – куда его, грудного, тащить. Кажется, у его матери есть сестра – ей должны сообщить. Мужчина и женщина, которые спаслись вместе со мной, – Прокоп и Ирина – поедут в санаторий за своими вещами и все выяснят, а потом мне напишут.
Он видел, что девочка Наташа, слушая его, перестала плакать, и поэтому старался говорить много и обстоятельно, хотя после водки язык у него слегка заплетался.
– Так вы даже в санатории не были? – удивилась практичная Екатерина Марковна. – У вас там разве никаких вещей не осталось?
Сергей искоса взглянул Наташу и вновь начал объяснять:
– Прокоп с Ириной попросят отправить мои вещи ко мне в Ленинград. Если честно, мне тяжело было бы вновь там оказаться, да и что мне там делать? Спокойно продолжить отдых после всего я уже не смогу. К тому же, хотелось поскорее успокоить родных, хотя, как я теперь понимаю, им тоже никто ни о чем не сообщил. Короче, меня отвезли в Тбилиси и посадили на самолет до Москвы, а отсюда я уеду в Ленинград поездом.
– Спасибо, что обо всем сообщили, – тихо сказала Наташа. – Мне только неловко, что вы из-за меня задержались, я понимаю, в каком вы сейчас состоянии.
– Ничего страшного, у меня есть еще одно дело в Москве, хотя я еще не решил, буду ли его вообще делать.
– А… что за дело?
– Хотел повидать мать.
То ли водка так подействовала на Сергея, то ли просто возникло непреодолимое желание выговориться, но он вдруг неизвестно почему начал рассказывать этим совершенно незнакомым людям о своем отце, о матери, а потом даже вытащил из кармана брюк и продемонстрировал собеседникам измятое письмо Клавдии Муромцевой. Потом вновь помянули Лизу, Наташа от водки сильно закашлялась, и, отойдя, вдруг печально сказала:
– Мне сегодня на экзамен надо было с утра. Ладно, пусть выгоняют.
– Из-за одного экзамена не выгонят, – возразил Сергей.
– У нас очень строго. Да ладно, мне теперь все равно нужно будет из медицинского уходить и идти работать – кто же будет Юрку кормить.
– Глупости, сейчас мы с вами поедем к декану медицинского института, и я все ему объясню. Вы в каком – в первом «меде» или во втором?
– В первом. Но у нас декан строгий, он даже не разговаривает – сразу приказ.
– Как это «не разговаривает»? Я кандидат наук, имею публикации, мое имя известно в научных кругах. Брат у меня профессор. Могу даже позвонить ему в Ленинград, чтобы он оттуда все уладил – у него в первом медицинском есть знакомые.
Раскрасневшийся Сергей поднялся с воинственным видом, сам не понимая, отчего так расхорохорился и к чему приплел публикации, кандидата наук и брата-профессора. Соседи Наташи воззрились на него с огромным уважением, но сама она покачала головой:
– Спасибо, не надо никому звонить, – и снова разрыдалась.
– Звонить, может, и не надо, а поехать – пусть поедет, такие вопросы с начальством на месте решают, – возразила ей Екатерина Марковна. – Раз ученый человек, то пусть поговорит. Только я вам обоим листочков дам пожевать, чтобы водкой не пахло.
По дороге в институт Сергей немного протрезвел и разговаривал с деканом уже без прежней лихости. Упомянул, правда, робко свою фамилию, но его собеседник лишь вежливо кивнул, и сразу стало очевидно, что ни одну из статей подающего надежды ученого-микробиолога С. Э. Муромцева ему читать не приходилось. Однако человеком он оказался отзывчивым и задумчиво сказал:
– Надо будет мне позвонить в профком насчет материальной помощи. Хотя, конечно, профорг начнет возмущаться, и могут возникнуть осложнения – у нас есть еще несколько ребят из остронуждающихся семей, а Лузгиной этой зимой, как сироте, уже выделяли матпомощь и талоны на питание. Но случай, конечно же, исключительный.
– Дело не в матпомощи, Наталья Лузгина боится, что ее отчислят из-за пропущенного сегодня экзамена.
– Да кто же станет ее отчислять? – изумился декан. – Девочка хорошая, зачеты у нее все проставлены, два экзамена уже сдала досрочно, этот последний. Мы ей его перенесем на конец сессии – пусть немного оправится.
Сергей вышел к ожидавшей его за дверью деканата Наташе. Ее обступили подруги, но при виде него сразу же замолчали и почтительно расступились. Несколько пар девичьих глаз дружно уставились на красивого и элегантного молодого мужчину, и во взглядах их читался неприкрытый восторг.
– Я все уладил, – сказал он Наташе, беря ее под руку. – Пойдемте – я возьму такси и отвезу вас домой.
По девичьей толпе пронесся легкий вздох восхищения, и Сергей с Наташей вышли на улицу, спиной ощущая пристальное внимание студенток-медичек. Когда они свернули за угол, Наташа тихо проговорила:
– Я не хочу домой. Можно, я провожу вас к вашей матери? Вы ведь к ней сейчас пойдете?
– Что? – от удивления он остановился. – Не знаю, нет, наверное. Я прежде собирался, но теперь как-то…
– А почему нет? Ведь адрес у вас есть, а я вас провожу, если вам страшно – я понимаю, вы ведь ее совсем не помните.
– Не в этом дело, – голос Сергея прозвучал недовольно – хмель уже вылетел из его головы, и ему было неловко из-за своих недавних откровений за столом, – просто не хочется. К тому же, у меня старый адрес, он, возможно, давно изменился.
– Здесь рядом справочная, мы за полчаса все узнаем. Нет, правда, давайте, – она потянула его за рукав, а ему неловко было высвободить руку или обидеть эту заплаканную девочку резкой фразой вроде «Я сам решу, когда мне это сделать, вас это совершенно не касается».
Через полчаса пожилая женщина выдала им две справки. Согласно первой, Муромцева Клавдия Ивановна тысяча девятьсот тринадцатого года рождения в Москве не проживала. Во второй справке был указан адрес Муромцевой Людмилы Эрнестовны одна тысяча девятьсот тридцать шестого года рождения.
– Адрес не тот, – нерешительно сказал Сергей, повертев в руке белую бумажку.
– Да за эти годы столько людей в Москве переехало! – возразила Наташа и печально добавила: – Пока мама была жива, мы тоже на очереди стояли, – она проглотила вставший в горле ком и деловито спросила: – Так мы поедем по адресу? Тут в справке метро указано – можно до «Кировской» доехать, а можно до «Лермонтовской».
Дверь им открыл высокий красивый парень лет двадцати пяти с пышными пепельными волосами и приветливым взглядом. На вопрос о Людмиле он улыбнулся, бросив мимолетный взгляд на Наташу, и вежливо переспросил:
– Людмилу? Простите, а вы от кого?
Вопрос был, мягко говоря, странный – можно в лоб спросить визитера, кто он такой или зачем явился, но от кого… Может еще, пароль сказать? Однако, решив, что попал в очередную коммуналку, Сергей не стал удивляться, а коротко ответил:
– Из Ленинграда.
– Да? – красавец немного помедлил. – Хорошо, зайдите и подождите в комнате – Люда ушла в магазин, скоро уже должна вернуться. Антошка, ты где? Пойдем на кухню.
Из комнаты, распахнув настежь дверь, вышел крохотный мальчуган в одних трусиках и уцепился за его палец.
