Энергия души - Алексей В. Мошков
— Ну, и что дальше? — спросил Симур шепотом.
— Давай разбудим! — предложил Лима.
— А если шум поднимет? Отведаем тогда плетки.
Толстяк поежился. Плетки отведать ему не хотелось, а отступать было обидно.
— Чего ему шум поднимать? — пробормотал он. — Мы же снаружи, а он там.
— Тогда буди!
Лима повздыхал, помялся, но все-таки просунул веточку сквозь решетку и пощекотал спящего по лицу. Тот завозился, попытался отмахнуться от ветки, как от мухли, и проснулся. Это произошло так стремительно, что приятели едва не сорвались с корней, за которые держались. Мгновение назад чужак еще лежал на подстилке из сухих листьев (спальный кокон узнику не полагался) — и вот он уже у решетки, всматривается узкими зрачками в послезакатную тьму, втягивая плоскими ноздрями сырой лесной воздух.
— Кто здес-с-сь? — прошипел он, шевелясь, словно живая лиана.
Симур и Лима с удовольствием удрали бы, но обоих охватило странное оцепенение, словно чужак околдовал их. А может, и околдовал. Кто знает?..
— Я вижу вас-с-с, — снова подал голос чужак. — Вы почки. Нерас-с-спустившиеся почки.
— Мы не почки! — обиженно пискнул Лима.
— А кто же вы? Лис-с-стья? Цветы?
— Мы древолюды! — гордо произнес Симур. — Древолюды из племени Города!
— И эту трухлявую колоду вы именуете городом? — насмешливо спросил чужак.
Приятели промолчали. Как бы мало они ни ценили свое местообитание, не чужаку рассуждать о нем. А тот между тем продолжал, уже почему-то не растягивая шипящие:
— Есть другие селения древолюдов в Лесу. Их много, и обитают в них тысячи таких же нераспустившихся почек, которые ничего не знают о настоящем мире.
— Неправда! — откликнулся Лима, который считал себя самым осведомленным в Городе. — Мы знаем! Мы учимся у нашего Ведуна.
— У этого пенька, который страдает умственным запором? — рассмеялся чужак и вдруг заговорил голосом старого учителя: — Мир, глупыши, это огромный Лес. Верхние Кроны его подпирают небесный свод, а Корни погружены в вечную тьму. Между Кронами и Корнями покоится Город. В нем отпочковываются, зреют и падают к Корням древолюды. Покуда они исполняют все указы Совета Старейшин, неукоснительно соблюдают табу, Город живет. Однако нынешнее поколение не чтит обычаев, нарушает табу, осмеливается противоречить установлениям Старейшин. Грехи древолюдов расшатывают незыблемость Города. Ослушание, словно гниль, подтачивает основы, выедая его изнутри. И настанет час, когда Лес уже не сможет удерживать Город у Средних Крон. Изъеденный грехами древолюдов, он развалится и рухнет к Корням. И тогда придут пауки-людоеды…
— И унесут всех младенцев, а остальных грешников сделают пищей для своих детенышей, — заученно продолжили приятели, хотя никто их об этом не просил.
— И это все, о чем талдычит ваш Ведун, — сказал чужак уже своим голосом. — Тысячи солнц повторяет он одно и то же. И его бесполезно спрашивать о чем-либо другом. Верно, почки?
«Почки» вынуждены были согласиться, что верно. Чужак был прав. Да и спорить с ним уже не хотелось. Наоборот, хотелось, чтобы он рассказывал дальше.
— Вы почки, — повторил тот. — Нераспустившиеся почки. Но любознательные. И сюда вы проникли, чтобы узнать от меня правду. Ну что ж, постараюсь утолить вашу жажду. Лес, в котором вы живете, не единственный на свете. Их множество произрастает в этом жалком мирке. Они покрывают эту… — Чужак произнес незнакомое приятелям слово, — по всей ее окружности, но растут не сплошняком. Между Лесами высятся… — опять незнакомое слово, — и плещутся… — и опять. — Однако это еще не все. Кое-где в этом мире растут отдельные деревья. Они больше вашего Леса. Они сами как Лес. В этих деревьях обитают великаны, и каждый из них выше вашего Города. Великаны эти хранят в своих деревьях несметные сокровища, которые вы, почки, и представить себе не можете. Впрочем, зачем я вам об этом рассказываю, юнцы? Вы же никогда не покинете своего трухлявого обиталища. Не увидите даже других селений древолюдов, не то что деревьев, где обитают великаны. Ступайте прочь, почки! Вы меня утомили. Мне хочется спать.
Он резко отпрянул от решетки и вернулся на свою подстилку, где немедля свернулся калачиком и засопел. Будто и не просыпался. Потрясенные услышанным, не имея сил переварить сказанное чужаком, приятели еще долго висели на корнях у решетки, прежде чем прошло охватившее их оцепенение. Почувствовав, что руки и ноги снова им подчиняются, Симур и Лима принялись карабкаться на верхнюю часть городского ствола, где был открыт для проветривания один из смотровых лазов. Возвращаясь, приятели не обменялись ни словом. И не потому, что не о чем было говорить…
Проникнув внутрь Города, они так же молча разошлись по своим спальным коконам. Утомленный работой и послезакатной вылазкой, толстяк Лима отключился сразу. А Симур, несмотря на то что руки и ноги у него гудели не меньше, чем у приятеля, еще долго не мог заснуть. В голове его вертелись слова чужака. Особенно ему запал в душу рассказ о великанах, живущих на деревьях, которые больше Леса. Симур понял, что теперь у него появилась цель в жизни. Он должен увидеть такое дерево, а еще лучше — и самого великана. Хотя бы издалека.
Когда Симур все-таки уснул, ему приснился великан, который легко одной рукой поднимал Город и сбрасывал его к Корням. На великана бросались Сигнальщики с плетками. Они стегали его по исполинским ступням, но гигант только смеялся. Ему было щекотно. Потом на великана накинулся Ведун. Он грозно размахивал своим посохом и призывал на его голову самые страшные проклятия. Великан не мог расслышать его слов и потому одним мизинцем подхватил старика за набедренную повязку и поднял его на огромную высоту — выше Верхних Крон, — прямиком к своему уху, широкому и просторному, как дупло. Ведун с перепугу обделался, и это было настолько смешно, что Симур проснулся от собственного хихиканья.
Мать теребила его за плечо и спрашивала:
— Что с тобой, Симур? Проснись!
Он открыл глаза и понял, что уже рассвело. Мертвое мерцание гнилушек померкло в ярких лучах восходящего солнца, которые проникали через открытые смотровые лазы. Мир был по-прежнему прост и обыкновенен. Город оставался Городом. Лес — Лесом. Не было никаких других Лесов и других древолюдов, кроме тех, что обитали в Городе, единственном на всем свете. И уж тем более не существовало деревьев, которые были больше Леса, и великанов, на них обитающих. Правда, не мешало бы все-таки убедиться в этом,
