Андрей Ваон - Чемпионат
— Что нашёл в твоём холостяцком жилище, то и брякнул. — Сергей вместо приветствия помахал грязной лопаточкой.
Потом они с наслаждением «отравились» редкостной пищей, и Ганжа заторопился по всякого рода делам. Закрывая дверь, он крикнул:
— И с Леркой прекращайте бузить!
Мобайльбус подкатил в десять утра, и видофон радостной физией водителя попросил Юру на выход. Он закинул сумку на плечо и, угрюмый, вышел из квартиры. Водитель Тенгиз встретил его дружелюбной улыбкой:
— Салам Алейкум!
— Салам, — ответил Юра, а сам подумал привычно: «Как же надоел ваш Чуркестан». В целом в Москве было не так уж немного неславянских товарищей, где-то пятьдесят на пятьдесят, но привычки к ним не было. Тенгиз питал непонятную симпатию к Боброву и с удовольствием изъяснялся на коверканном русском. А любить немолодую звезду ему было действительно не за что — ему приходилось индивидуально ездить за футболистом в далёкие края. Почти вся команда тяготела к западной части Москвы — и районы попрестижнее, и к базе, что в Одинцово, поближе. Да и тех, кто не пользовался личными мобайлями и кого, соответственно, собирал командный мобайльбус, было по пальцам пересчитать. А Юра ко всем прочим особенностям, жил в совсем не гламурном Измайлово.
Разговор «эй! Как дила?» продолжался всю дорогу — около получаса. За окном проплывала серая Москва. Ноябрьский сумрак не мог рассеяться унылым диском жёлтого солнца. Опять на полпланеты смрадила горевшая в Аравии нефть. Бобров привычно не узнавал центр родного города. Он давно перестал гулять по любимым некогда улочкам, и потому сейчас высившиеся заборы, узкие проезды и торчащие стеклобетонные сооружения непонятного назначения не вызывали в нём никакого трепета, а скорее, подпитывали перманентную угрюмость.
К моменту приезда Боброва на базу тренировка ещё и не думала начинаться. Привычное дело — разгильдяев после проигрыша выгнать на поле можно было только палкой, а точнее, рублём, а если ещё точнее, то долларсом. Юра переоделся и начал разминаться самостоятельно, когда увидал необычно суетливого начальника команды Иванова (его фамилия в нынешних условиях и в этой команде выглядела злобным сарказмом). Тот, увидав Юру, сказал, что нужно собраться в лекционной. «Вот и недобреньким запахло» — на теорию команду не собирали уже месяца два, и последний раз это было при назначении нового Главного.
Ребята подтягивались в аудиторию, беззаботно перебрасываясь шуточками. Многих Юра не понимал: знания трёх языков не хватало, чтобы объять этническое многообразие в команде.
И гром хоть и не грянул (команду пока не распускали), но перекрещиваться мужику Юре было от чего — тренера поменяли и теперь это будет теоретик по «электронке». Как и во всех «цивилизованных» командах.
Юра ощутил пустоту и понял, что планам их конец…
С появлением люденов футбольные тактики в корне изменились. Эти новоявленные киборги выполняли любую программу, которую транслировали через передатчики специальные помощники главных тренеров. И пока людены были немногочисленны — тренеры оставались в какой-то степени прежними, лишь иногда используя мощное оружие в специальных целях. Но три года назад «Османия» пошла на революционный шаг — выпустила на поле полный кибернетический состав, который выполнял задуманную сугубым теоретиком прошивку. И результат, поначалу не бог весть какой, был достигнут: «Османия» второй год безраздельно властвовала в Чемпионате. Остальные начали подтягиваться за ней. По всей видимости, пришла очередь и «Московии».
Нового тренера звали Пол Робинсон. Он с дальних позиций начал вещать о прогрессе и современном ритме. Бобров подивился тому, что и среди «теоретиков» есть невыносимые болваны. «Интересно, он еврей или англосакс?» — мозг лениво отказывался переваривать плохие новости и занимал себя всякой ерундой. А тренер всё вещал. Он говорил о том, что команду с новыми технологиями, которые будут управляться им и его мудрыми помощниками, ждут великие времена, что всем игрокам найдётся место («куда, интересно, будут втыкать программу мне или Ромке?» — резвился Юра), что жизнь их наладится и «победа будет за нами»!
Расходились бездумно. Пятёрка люденов осознала информацию и проявляла радостные эмоции — безмозглыми они до конца не были и радоваться могли — а здесь было чему порадоваться. Ромка же, казалось, не совсем понял революционных перемен в клубе — он был, как всегда, улыбчив и позитивен.
— Да чего-то хмуришься-то? Может, он тебя в помощники возьмёт! — обнадёживал он Юру.
— Ага, а ты-то чем будешь заниматься в его «dream-team»?
— Да я ж убегаю от этих костоломов! — презрительно пфыкнул Васильев. Что правда, то правда. Почему-то изобретатели упёрлись в потолок со скоростными и координационными показателями киборгов. К примеру, связки рвались при попытках бежать стометровку быстрее десяти секунд. А Ромка — этот румяный молодец — мог. Да ещё жонглируя мячом попутно. «В моём детстве он был бы звездой высшего калибра даже без игрового мышления», — думал Юрий. В общем, уникумов, типа Ромки, новые веяния пока должны были пощадить. До поры, до времени.
Тренировка была какой-то самостоятельной, и Юра бегал по кругу, периодически делая рывки. Вдруг из раздевалки вывалился колобком новый шеф (он был кругл и лыс) и заверещал, сгоняя на двусторонку. За ним вышли людены — похоже, что предстояла первая проба пера.
Играли на полполя, шесть на шесть. У одной команды был только вратарь естественник, остальные — киборги. А Юра капитанил в противоположном коллективе. За первые десять минут «враги» истоптали прессингом «человеческую» пятёрку, накидав шестому, вратарю, четыре мяча. Юра взмок от напряжения, несмотря на прохладную морось, но приметил однобокость «прошивки» — игроки были зациклены на отборе мяча в чужой зоне и создании численного там же преимущества. На забивание мячей, когда возле ворот стояло три нападающих и один защитник, у киборгов фантазии хватало и без нового тренера. «Дадим им мяч, а сами встанем стеной, карауля отскоки от их деревянных ног». Техника и пластичность не были сильными сторонами люденов, а способности на импровизации в них не было и вовсе. Получив добровольно мяч и увидев перед собой полностью защищающуюся команду, людены дали сбой: мяч не держался у них, а пасы они могли делать лишь откровенные и банальные. Бобров легко расщеплял их манёвры, командуя своими игроками, попутно готовя контратаку, в которую ракетой кидался Ромка. Пара бразильцев Ромула и Фергио дисциплинированно и технично помогали в избранной тактике, и счёт быстро сравнялся. Вторую двадцатиминутку, так и не изменив своим принципам жёсткого прессинга, людены «продули» вчистую — 4:8, и настроение у Боброва и Ко было соответствующим. Хотя физически Юра чувствовал себя хреновато, как всегда после тяжёлых игр.
Мельком, по пути в раздевалку, он заметил задумчивого Робинсона. «Чего-то на лихом коне ты не ворвался, да», — слегка позлорадствовал Юра. Хотя сам хмурые свои ожидания ни в коей мере не умалил. В предвкушении разговора с Ганжой он проследовал в раздевалку.
А на видофоне уже были записи. Точнее, одна. От Леры. Он вышел на улицу из раздевалки и включил автоответчик. Видофон быстренько соорудил прекрасный Лерин лик, который и произнёс всего два слова: «Надо увидеться». Мышцы размякли, а глаза затуманило тоской. Сердце ухнуло, как тогда, двадцать два года назад. «Как пацан, ей-богу», — укорил себя Бобров, а на лице сквозь угрюмую маску сквозило ликование.
* * *То «грехопадение» в их отношениях стало одновременно и точкой старта бурных изменений в стране. Сборная России благополучно была разгромлена в одной восьмой финала турками, что вызвало, понятное дело, возмущение публики. Её [публику], никто и не одёргивал — беспорядки шли один за другим, переходя в хроническую фазу. Власть так усиленно не противодействовала им, что возникало стойкое ощущение, что происходит грандиозное и управляемое шоу. Экстренное сборище ФИФА — и чемпионат сворачивают с вялой формулировкой «В связи с политической обстановкой оставшиеся матчи переносятся на неопределённый срок». В Москве вводится комендантский час, а всполохи людского буйства перекидываются на периферию.
Потакая погромам и мародёрству (комендантский час оказывается фикцией), власти тем временем закрутили гайки в других местах. Одним из этих мест оказалось «Возрождение». Борцов, как и полагалось ушлому руководителю, умыл руки и из воды вышел чистым, а вот Ганжа загремел в кутузку до осени. Боброва не тронули — его обеляли успешная учёба (футбольная принадлежность в то время скорее очерняла человека). А Лера…
А Леру умыкнул с собой Борцов. Сразу после того, как они вернулись в Москву, она глазами дала понять Юре, что произошедшее между ними — дань обстоятельствам и не более. Поэтому весть о том, что его любовь убывала в неизвестном направлении с другим, лишь небольшой ложкой дёгтя упала в бочку всё того же дёгтя. То лето стало первым сёрьёзным испытанием для Боброва.
