Андрей Ваон - Чемпионат
С порога улыбался небритый и помятый Ганжа.
— У тебя уже глаза квадратные от виртуальных гуляний этих, — проходя в грязных ботах, вместо приветствия буркнул он.
— Серёга, ты хоть бы помылся для приличия прежде, чем в гости заявляться, — в ответ попрекнул его Бобров, радуясь появлению друга.
— Вот сейчас этим и займусь, — по-хозяйски Ганжа прошкандыбал в ванную. Зашумела вода, и послышалось его противное пение. Юра поплёлся на кухню приготовить чайный напиток.
* * *С Сергеем Ганжой они познакомились в институте, на одной из игр студенческого чемпионата. Сергей как-то пришёл глотнуть пивка и поболеть за своих. Он был на третьем курсе, а Бобров на первом, но футбольная звезда Юры уже светила на весь университет, и заочно все знали этого яркого, но нелюдимого парня. Ганжа сидел вместе с Лерой Шереметьевой, подружкой из группы. Эта пара привлекала внимание своей эклектичностью и полной дисгармонией. Он — небрежно одетый парень, взъерошенный воробьём — ни дать, ни взять оборванец из подворотни. Она — Одри Хепбёрн двадцать первого века, стильная, одухотворённая и красивая до невозможности. Но они дружили! Она любила изредка жахнуть пивка на лавке и полузгать семечки, он — надеть костюм и сходит на концерт Чайковского. Но что по-настоящему их объединяло — так это патологическая жажда справедливости и неуёмная общественная деятельность. Благо (хотя, какое уж тут благо…) ситуация в стране в те годы способствовала. И студенческий кружок если не был революционным, то, по крайней мере, нонконформистским и бузотёрским. Вот и сейчас на стадионе они оказались не только ради наблюдения за дурацким, на их взгляд, зрелищем. Приближался Чемпионат Мира по футболу 2018 и жители Москвы, и других крупных городов страны начинали ощущать все «прелести» предстоящего «праздника футбола», а кто был подальновиднее, заглядывал в будущее и удручённо поникал взором. Сергей и Лера молодыми стержнями не сгибались под губительными предсказаниями с одной стороны, и, с другой, пытались образумливать молодых людей, из числа «болеем за наших!». Их цель была — проведение матчей без зрителей с помощью бойкотирования сомнительных зрелищ. И сагитировать на участие в этом действии популярного студента и, к тому же, футболиста было напрашивавшейся идеей.
ТУ обыграл лидера чемпионата — полностью негритянская команда Университета Дружбы Народов со счётом 2:1 (имя Патриса Лумубы удалилось из названия два года назад, как ненадёжное). Бобров забил два мяча и не раз срывал бурные аплодисменты и прочие восторги у довольно многочисленной публики на стадионе.
На выходе из раздевалки Лера и Ганжа, оттеснив пацанов — любителей автографов, взяли студенческую звезду в оборот. Юра, даром что был местной знаменитостью, сохранил свою детскую скромность и даже робость. А красота Леры и вовсе вогнала его в краску, как будто не было «толп» поклонниц с его потока (по правде сказать, «толпы» были довольно редкие ввиду небольшого процента женского населения в техническом вузе).
Трое ребят, не спеша, потянулись к остаткам Коломенского заповедника. Узенькие дорожки утягивали в лабиринт между высоких заборов частных особняков, напоминающих замки. Куцый яблоневый сад, не собирающийся цвести и в этом году, обрывался к реке Москве, что мутным потоком поблёскивала из-под неухоженных берегов общедоступного парка.
— Юра, почему ты не стал профессиональным футболистом? — друзья знали биографию своего «подопечного» и поэтому, не без оснований, полагали, что он откликнется на их предложение «побузить».
— Так это… ученье свет! — попытался отшутиться несостоявшийся профессионал ножного мяча.
— Все мы стремимся познать мир и людей, — согласилась Лера и попробовала невзначай отпустить комплимент, — но ты со своими талантами всё бы успел, а в футболе ещё и миллионы, и слава, девушки опять же.
Загорелое лицо Боброва потемнело краской смущения, но насмешливые интонации никуда не делись:
— Девушки — это весомый аргумент! Точно будут? А то меня на карандаше клубы профессиональные клубы до сих пор держат. Вот только сегодня подходили — «Торпедо» звало. Может, согласиться? А то тут и сессия на носу хвостами машет. — Тут Юра слукавил, ибо успевал по всем предметам с завидной лёгкостью.
— Смотри-ка, ершиста наша звезда и задориста, как необъезженный конь, — подал свой голос Сергей. — Лерка, давай, чары свои распускай, а то ускользнёт наша рыба золотая.
— Да я и так уже обольщён и лишён воли, так что готов на любую пьянку, кроме голодовки — кушать-то я люблю.
«Заговорщики» изложили Боброву свои мировоззренческие концепции, попутно найдя в нём родственную душу, и перешли к частностям и деталям. Ему отводилась роль засланного казачка. Пусть и в армии мелковатого студенческого футбола. Надписи на нательной майке типа «Болеешь за футбол — продаёшь страну» (их надо было демонстрировать, задирая при праздновании гола клубную футболку), выступления на студенческих сборищах, более активная жизнь в Свиттере. Юра, конечно, имел свою страницу в этом электронном журнальчике и иногда выкидывал острые суждения о футболе, жизни и географии. Особенно, ему удавались тексты про возрождение футбола. Его страница была посещаема и популярна. Но теперь предстояла ежедневная агитаторская работа. В Юриной жизни замерцал ярким маяком очередной жизненный виток. Он со всей своей кипучей энергией окунулся в новые заботы и обязанности. К тому же, его увлечение Возрождением (именно так, с большой буквы они именовал свою концепцию про новый футбол в Интернете) пересекалось с деятельностью его новых друзей. И хмурая действительность отступила перед неуёмной жаждой деятельности и перемен в жизни своей и своего окружения. Лишь одно «но» скрипучей царапиной рвало Юрину душу…
Тогда на стадионе он, ещё будучи на поле, в пучине игровых страстей, почувствовал присутствие этой девушки. Его взгляд выудил её лицо ещё из сотен других в болеющей толпе и с тех пор этот светлый образ поселился в его юной и непорочной душе. Он влюбился с треском, безвозвратно и навсегда.
Несмотря на популярность среди девочек ещё со школы, он не только ни разу не влюблялся, но даже и не погуливал с ними, как многие его, гораздо менее видные, сверстники. Его опыт общения с юными очаровательницами ограничивался лишь танцами (спасибо маме — танцевальные курсы он посещал без любви, но исправно) и дружеской помощью по математике и физике. Он не был замкнут и чрезмерно робок, но дистанцию держал чёткую. И этот выстроенный редут не могли преодолеть ни первая красавица класса, ни благообразная (на первый взгляд) дочка друзей родителей, ни смазливые поклонницы уже в Университете. Поэтому обрушившаяся на него страсть брала ознобом, лишала аппетита и наполняла мозг неприступными в своей безнадёжности фантазиями. Ведь Лера, чётко обозначив дружескую симпатию, начертала ясные границы перспектив их отношений. Она была приветлива и открыта, с лёгкой иронией смотрела ему в глаза и радостно смеялась его шуткам. Но любовный водоворот, бушевавший в Юриной душе, засасывал лишь его одного. Позже он узнал, что она влюблена в их неформального босса и лидера.
Сергей Борцов был из модного класса креативщиков. Старше Юры на двенадцать, а Леры на десять лет, занимался выбиванием денег для их движения, координировал работу и крутился в политических кругах. Птица невысокого полёта, он покорил юную девушку своим напором и бесстрастностью в борьбе за идею. Боброву же он сразу не понравился, и дело было не только в пресловутой ревности. Юра всегда хорошо чувствовал людей и, например, Ганжа вызвал в нём сразу сильнейшую симпатию, а Борцов своей демократичностью к «подчинённым» и властностью в принятии решений, раздражение и неприязнь. Но он, осознавая свою необъективность, глушил свои неприятные ощущения на корню. Лера всё понимала и награждала его ласковой, но абсолютно дружеской улыбкой….
* * *Ганжа вылез из душа посвежевший и даже помолодевший, но его потрёпанность, которая была его отличительной чертой никуда не делась: бородёнка торчала клочками, бритая лысина блестела, а взгляд источал острые колючки сарказма. Юра ждал на кухне в расслабляющем кресле и прихлёбывал чай.
— Запустил ты себя без Лерки совсем, — потянул привычную за последние полгода песню Серж. — Глаза дикие, стылые и пустые. Встряхнись!
— Да в порядке я! Проиграли просто опять… — уныло попытался оправдаться Бобров.
— Давай, давай! Расскажи мне сказку, как ты переживаешь за его Величество Футбол, как ты несёшь в серые массы костоломов истинное искусство Возрождения… Прям надоел, ей-богу. Знаю, что всё по ней сохнешь. А может, всё же телеграфируешь ей?
— Серж, ну что ты пристал? Всё ж ясно тут, как белый день — она и дальше готова быть женой декабриста, но как я могу на это смотреть равнодушно? Меня ж выворачивает уже, когда это небесное создание касается всей этой грязи второй десяток лет.
