Сергей Гончаров - Против часовой стрелки (СИ)
— Насколько знаю, этот сон сделан как раз на заказ этой самой «Сон в руку», — добавила Кристина.
— Только сервисного центра возле «Парка Культуры» у них нету, — Дима пытался понять мельтешение экрана, вникнуть в чью-то жизнь. — Я там недавно работал. Крышу ложили… Послушай, а ведь невозможно смотреть такой сон постоянно. Башку срывает. Об этом же постоянно говорят. Да и на упаковке шлема написано…
— Да, нельзя, — согласилась Кристина. — Мы недавно и в институте это проходили. Там всё очень тяжело и неоднозначно. Даже до конца ещё не изучен сам механизм. Но то, что у людей, проводящих много времени во сне ухудшается умственная деятельность — неоспоримый факт. Зачастую изменения настолько глубоко въедаются в подкорку, что человек перестаёт принимать сон за сон. Он становится для него реальностью. И выбравшись в реальную жизнь, её-то он за сон и воспринимает. В общем, происходит серьёзная подмена понятий. Как правило, вернуть всё обратно уже не получается, ведь человек думает, что находится в Мире Грёз.
Дима поморщился. Такие длинные и заумные речи его всегда раздражали. Да и вообще он недолюбливал людей, которые нахватались из книжек умных слов, и думают, что знают больше других. Кристина не заметила его мимики.
— Но тут, как понимаешь, — продолжила она. — Людям уже всё равно, что произойдёт с их умственной деятельностью. Никто из них ей пользоваться уже не будет. А вот с ума из-за болей точно сойдут. Поэтому… — развела медсестра руками. Это Анастасия Александровна могла вкусно и красочно рассказать о методике работы хосписа, об инновационном решении, о мозге у которого происходит подмена реальностей. Да и знала врач с третьего этажа о физиологии младшего брата смерти в разы больше.
Сон прервался на технический перерыв. По экрану расползалась чернота.
— Ладно, пошли отсюда.
Дима ещё раз посмотрел на Красавчика. Естественно, что этого актёра он никогда не видел. Но даже если бы и слышал о нём, то не узнал бы сейчас. А Кристина не стала и упоминать. Зачем? Человек умирает. А для общества он уже умер. Лучше, когда человека запоминают по его лучшим делам и поступкам — каждый хочет, чтобы его след был белым.
— Пойдём, — согласилась медсестра.
По ковролину хосписа ступали бесшумно. Дима, словно ненароком, отстал и шагал чуть позади. Кристина знала, что он на неё откровенно пялится. Давала ему это делать. Она чувствовала близость с этим человеком. Очень надеялась, что чувство взаимно.
Только они присели возле вахты на стулья, как загорелась лампа сто десятой палаты.
— Опять?! — посмотрел на подругу Дима.
— Опять, — задумчиво кивнула медсестра. В том, что сработала ложная тревога, она ни капли не сомневалась. Но оставить сигнал без внимания не могла — это претило её понятиям и представлениям о работе. — Я схожу, ты посиди.
— Нет, — с особенным рвением поднялся Дима. — Я с тобой, — он чувствовал, что сблизился с этой девушкой. Даже её недавнее умничанье не показалось ему настолько же отвратным, как от других людей.
— Пошли, — мило улыбнулась Кристина.
— А кто в сто десятой? — поинтересовался по дороге Дима, который снова шёл чуть позади.
— Старик с бумажными фотографиями.
Кристина заглянула через окошко палаты. Внутри всё так, как и должно быть — спокойно. Только на экране, в последнем кадре, она заметила танк. А затем у пациента наступил технический перерыв сна. На дисплее повисла чёрная картинка. Медсестра нажала ручку двери. Тихо щёлкнул замок. В палате странно пахло. Диме, вошедшему следом за подругой, почудился запах пороха.
Приборы находились полностью в исправном состоянии. Показывали корректные данные — Кристина перепроверила всё по два раза. «Утка» пуста. В чём тогда проблема?
— Глянь, как у него напряжены скулы, — прошептал Дима. — Он словно драться собрался.
Медсестра посмотрела на пациента хосписа. Действительно, черты лица его заострились, глаза с силою зажмурены, брови сведены, кисти на белоснежной простыне сжаты в кулаки.
— Я никогда его таким не видела… — прошептала в ответ Кристина. — Он всегда спокойный…
Танк не давал ей покоя. Как и красная машина. Но если последняя могла появиться во сне хосписа, как воспоминание мозга из прошлой жизни, то откуда там взяться танку?
— Оттуда, что он полковник ВДВ, — пробормотала медсестра.
— Чего-чего? — повернулся к ней Дима.
— У него постоянно срабатывает тревога, — сказала Кристина. — Только сегодня я уже раз в четвёртый прибегаю. На прошлой смене всю ночь бегала… Что-то у него со шлемом не то. А может и с мозгом.
— Ты же говорила, что у него рак! — поднял брови гость хосписа. — Последней стадии! Какая она там? Пятая? Естественно, у него что-то не то с мозгом!
— Я не то имела ввиду, — Кристина не обратила на его ехидство внимания. — Видела я уже рак мозга. Там всё было не так. У этого старика явно что-то не то происходит. Я оставляла заявку технику, он сказал, что шлем исправен. Почему тогда постоянно срабатывает тревога? Несколько раз, уже подбегая, я видела странные изображения на экране.
— Всё просто, — Дима пожал плечами, как специалист с полувековым стажем. — Мозг сильно болен, работает фигово. Поэтому получаемую картинку видит неправильно. Ничего другого невозможно.
— Может и так, — легко согласилась на словах Кристина. В этот раз она решила не высказывать своё мнение. При этом совсем не исключено, что Дима не прав. На первый взгляд всё выглядело так, как он и сказал. Да только медсестра чувствовала странности. И внешний вид старика это подтверждал. — Ему действительно остались, насколько я знаю, считанные дни. А может и часы. Вполне возможно, что там уже огромная опухоль, из-за которой мозг не может нормально функционировать, да ещё и сознание изменено…
Она подошла к тумбочке и взяла рамку с фотографией. Оттуда на медсестру смотрели молодые, полные жизненной энергии лица. Ей даже не верилось, что рядом, на койке, лежит тот же человек, который изображён на бумажном снимке. Однако сходство угадывалось невооружённым взглядом. Просто разница была около пятидесяти лет. За это время придумали шлемы, а «цифра» окончательно и бесповоротно вытеснила остальные, атавистические, форматы. Кристине неожиданно захотелось всплакнуть из-за быстротечности жизни. Вот перед её глазами был один и тот же человек. Только на снимке он молодой, гуляет с супругой по ВДНХ, а в реальности он живой труп. А ведь когда-то все люди в том или ином смысле окажутся на его месте. Всем придётся умирать. Каждое поколение надеется, что вот-вот изобретут эликсир молодости или бессмертия. Не изобретут. А если изобретут, то будут держать в строжайшем секрете. Рабы должны вкалывать, а потом умирать, даже не догадываясь, что могут освободить себя от гнёта и жить долго и счастливо.
— О чём задумалась? — внимательно посмотрел на подругу Дима.
— Да так… — выступили слёзы у медсестры. — Пошли отсюда, — поставила рамку со снимком на прикроватную тумбу. — Не могу я долго здесь находиться. Не могу смотреть на них молодых…
— Так опусти! — не понял проблемы Дима. Он подошёл и положил рамку с фотографией лицом вниз. — Как говорил… — задумался на миг. — Кто-то, в общем, говорил: нет человека — нет проблем.
— Не надо, — подняла Кристина рамку. — Он же её любил… А вдруг проснётся…
— Так он же её любил! А не эту доисторическую фотку! Да и проснувшись, он будет думать, что спит. И тут жены нет.
— А ты уверен, что у него во сне нет жены, если он её настолько любил? — посмотрела Кристина на гостя хосписа.
— Так это ж невозможно! — вытянулось его лицо. — Ты же сама говорила, что у них одинаковые настройки, одинаковый видеоряд…
Медсестре захотелось демонстративно хлопнуть себя по лицу. Вместо этого она молча вышла из палаты.
— А ещё я тебе говорила, что у него какие-то странные образы! Выходи, давай! — последние слова она произнесла командным тоном. По взгляду Димы поняла, что ему такое поведение женщины, как ногой по яйцам.
Он, однако, смолчал. Вышел и медленно направился к вахте. Кристина закрыла дверь и вскоре его догнала. Дима молча присел на стул. Уставился в окно. Будто он чего-то не видел во внутреннем дворике. Медсестра беззастенчиво наблюдала за ним. Таких молодых людей у неё ещё не было. Прямо цирк на гастролях, а не отношения. Интересно, что скажет мама? А Марина? А вообще, это нормально держать женщин за рабынь? Как с ним, интересно, жить, если он на конфетно-букетном этапе ведёт себя, как феодал доморощенный?
Небо просветлело. Летнее солнце быстро ползло вверх по небосклону. Кристина в душе смеялась. Вся ситуация казалась ей настолько же нелепой, как и президент-бомж. Но внешне она оставалась спокойна.
Минут двадцать просидели в тишине. Потом зажглась сигнализация сто четырнадцатой. Кристина демонстративно поднялась. Пару мгновений постояла, ожидая, что Дима отправится вместе с ней. Но парень по-прежнему пялился в окно с такой внимательностью, будто там решалась судьба всего человечества.
