Игорь Гор - Проект «Повелитель»
Руслан вышел из-за дерева навстречу Лису.
— Прощай друг, — сказал он, протягивая руку, — Я навсегда ухожу. Нет мне места в общине.
— Я так и думал, — оскалился Лис, — вот гостинец тебе прихватил.
И он достал из-за пазухи тонкую рукопись в зеленой как листья обложке. Рус ахнул.
— Да, ты! Ты понимаешь, что натворил?! Теперь меня вором считать будут! Меня?!
И без размаха, съездил Лису в ухо, тот рухнул как подкошенный. Правда, тут же вскочил, держась за ухо.
— Почему тебя? Я же спер?
— Да потому, — скрипнул зубами Рус, — что я ушел, и книжица пропала. Ежу понятно, кто украл! Ты вернешься, а я нет. Значит, на меня думать будут!
— А кто тебе сказал, что я вернусь?
— Ты дурака не валяй, через год имя получишь и женишься. Заживешь как все.
— На ком? На Наське? И даром не нать. Я все обдумал Рус, мне шансов нет, с тобой иду.
— Ты это серьезно?
— А ты? Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что невеста у нас одна. И пока её староста не сбагрит кому-нибудь, других не предвидится. А остальные девки малы ещё.
Их ждать до седой бороды можно.
Руслан почесал короткую бородку. Такая очевидная мысль не приходила ему в голову.
А значит, его женитьба на Насте была предрешена старостой заранее, и он сам дал ему повод. Отсюда следует, что кража рукописи не воровство, а наказание подлого старосты.
Такой расклад Руслану понравился. Он повеселел и, хотел в порыве чувств, хлопнуть Лиса по плечу, но тот ожидал другого, поэтому отпрыгнул метра на два.
— Ты чего?
— Правильно, все правильно ты сказал и сделал. Надо было старосту наказать! Давай сюда книжицу, почитаю на досуге.
От перемены в друге Лис опешил и, не вполне доверяя, опасливо протянул рукопись.
— Ты серьезно?
— А когда я шутил?
— И то верно, шутник из тебя как из ежика птица.
— А разве ежи не летают?
— Ну, это если пнешь… — рассмеялся Лис, — Куда подадимся то?
— Людей искать, давай прямо до старой дороги. Она куда-нибудь да выведет.
Лис выразительно покрутил у виска.
— Кто на неё ступал, назад не возвращался.
— Так мы назад и не собираемся, — усмехнулся Руслан, — А что с людьми на ней происходит. Там видно будет. Может и ничего страшно. Как знать.
— Может, — пожал плечами Лис.
— Да, вот ещё … чуть не забыл, — сказал он, доставая хрустящий тонкий мешок, — это для книжицы. Он воду не пропускает.
— Знаю.
Руслан сунул рукопись в мешочек и, завернув, отправил за пазуху. И друзья неторопливо, но, постепенно наращивая ход, двинулись по лесу. Привычка двигаться почти бегом приобреталась с детства. Зверье от поселения людей уходило все дальше. И нужно было успеть дичь добыть и засветло вернуться. Редко, кто из охотников отваживался ночевать не в своем доме. Спать привязанным к дереву не у всех получалось, и не всегда спасало.
Не спасало это ни от топтыгина, ни от рыси. А большой змей так подкрадывался во тьме, что, проснувшись в его объятиях, и вскрикнуть, не успевали. Он сдавливал, ломал кости, поломанные ребра протыкали легкие, и вместо крика человек пускал только кровавые пузыри.
* * *Шустрый держал в руках то, что осталось от моего ботинка. Кожа лопнула по швам и лепестками держалась на подошве, тоже в между прочим, лопнувшей. Хаймович откашлялся.
— Печально я гляжу на наше поколение, его грядущее или пусто, иль темно… Что теперь с тобой босоногим делать? — Спросил он у меня.
Ввиду отсутствия ответа, я пожал плечами. Ногам было зябко, и они подмерзали. Сбитый ноготь на большом правом пальце кровил, теперь там у меня билось сердце. Другой обувки не было, и не предвиделась. Расклад выходил грустный, как теперь шлепать по грязи? Не скажу, что ноги мои нежные и холеные. Об пятки впору было ножик править. Однако к холоду они не привычные.
— Ну, вот что, предлагаю пошарить по дачным домикам. Дачники народ запасливый. Какие-никакие сапоги найти можно.
Не теряя времени, мы и двинули по ближайшим подворьям. Обуви оказалось валом. Дырявые кроссовки, резиновые шлепанцы, которые Хаймович именовал сланцы, были и простые тапочки со стоптанными пятками. Я, было присмотрел себе пару таких тесноватых и спадающих с ног, но если дырки проделать и на шнурки взять, продержаться можно. Как вдруг Косой издал окающий возглас и извлек на свет божий некие говнодавы необъятных размеров. Говнодавы были тоже целиком резиновые, черные и поднимались выше колена.
— Замечательная обувка рыбака и охотника! — Обрадовался старый. — Ну, — ка, Максим примерь на ногу!
— Чего мерить и так видно, что большие.
— Это и хорошо, в другой раз может, не порвутся…
— Другого раза не будет.
— Ой! Не зарекайся! Эта твоя способность очень для выживания полезная. Ты же теперь с Мухой почти наравне… Тоже можешь крылья отрастить.
— Дед, ты же помню, говорил, что не было у Мухи никаких присосок, и летать он не мог?
— Каждому знанию, своё время, — вздохнул дед, — скажи я тебе тогда, что он на самом деле мог, разве поверил бы? А если и поверил, то опять таки, начал бы ненужные вопросы задавать?
— Ненужных вопросов не бывает, — ответил за меня Федор, — лучше знать раньше, чем поздно.
Но его выпад старый проигнорировал и продолжил:
— А теперь Максим, давай поучу я тебя портянки мотать. Вот и обрывки твоих штанов пригодятся.
Пока дед пеленал мне ногу как младенца. Закололо в висках. Быстро и пронзительно, словно Розина швейная машинка иголкой застучала. Я зажмурил глаза и увидел красные точки, приближающиеся со всех сторон.
— Они возвращаются…
Все разом оглянулись. Ещё одной встречи нам не пережить.
— Быстро в дом! — скомандовал Хаймович.
Мы и без его команды влетели в домик, в котором Косой нашел болотные сапоги. Вторую ногу я наспех сунул в сапог и мельком глянул на дом. Домик был добротный из серого силикатного кирпича, крытый железной черепицей. Не было бы в нем окон, цены б ему не было. Но вот, мы уже в домике и переворачиваем кровать. Матрац падает на пол, мыши разбегаются с него с писком и возмущением. Два пинка и спинки отлетают, панцирной сеткой к окну. Древний кухонный стол подпирает сооружение. Остается ещё одно окно и кровать поменьше. Но, немного подумав, решили её не трогать. Правда, есть веранда с длинным стеклянным окном, там нам не продержаться. Поэтому отступили мы сразу во вторую комнату. Нас шестеро, а комнатка явно на двоих. Тесно. Мы бестолково топчемся.
Ревет Максим младший. Вот досталось пацану с детства. Никакого покоя. Луиза затравленно оглядывается в поисках безопасного места. Я сметаю половик с пола. Нога задевает за большое металлическое кольцо. Крышку на себя. Так и есть! Погреб. Черная яма дохнула на нас застарелым гнильем и мышиным пометом. Покрытые белой плесенью, мохнатые ступеньки.
— Роза, Луиза, давайте вниз!
— Шустрый! Ты с ними. — махнул головой Федор.
Сережка не успел взъерепениться, как я схватил его за плечи и, шепнув на ухо: «Ты последний защитник. Если, что …». Отправил его следом. Обеденный стол перевернули и прикрыли крышку погреба. Вот и готовы. Хаймович притулился спиной к панцирной сетке, прикрывающей оконный проем. В его руках появилась тонкая сигаретка, которую он покрутил в пальцах, и наконец прикурил.
— Ну пожалуй и всё хлопцы… Зря вы меня послушали дурака старого. В пригороде может ещё прожили бы…
— Чему быть, того не миновать, — мрачно сказал Косой, под завязку набивая магазин.
— Всё обойдется, — заявил я, сам ещё не веря своим словам и предчувствиям. Но все же следуя примеру Федора, давил патроны один за другим.
— Может это не они? Ты не обознался?
— Они. Но я думаю, обойдется. Вы здесь посидите,… я сам к ним выйду.
— Максим, даже Мишкой косолапым, ты не справишься с ними один.
— Кем?
— Медведем, как ты давеча превращался.
Вот оно, что! А они скрывали, мямлили что-то? Себя то со стороны я не видел.
Проблеск гордости и некоего самоуважения мелькнули в сознании. Неплохо. Этим собакам стоило меня уважать и бояться. Хотя не собаки они, прав Косой, не собаки.
— Попробую договориться. Только вы не… Словом. Если шума не будет. Не стреляйте.
— Максим, — испытующе посмотрел на меня Хаймович, — Ты зря не геройствуй. Это тебе не рой с коллективным разумом, а дикие собаки.
— Попытка не пытка, — сказал я и, чтобы больше не оттягивать неизбежное, с бьющимся сердцем переступил порог комнаты, прикрывая за собой дверь. Так же тихо и нежно открыл входную дверь и, выйдя на крыльцо, присел на корточки. Так удобней им в глаза смотреть. Пятеро псов сидели полукругом передо мной. Десять глаз тяжело, не моргая, уставились на меня. Они ловили каждое моё движение. И хоть сидели они вполне свободно, хвосты были вытянуты по струнке. Я знал, что набросятся они мгновенно, если что…
