Беркем Атоми - Мародер
– Пацаны, стой. Бетмен, ты там первый идешь? Ф-ф-фу, бля, щас, дыхалка пробздится… Послушай, че скажу. Щас подымешься. Нас у ствола кто ждет? Ох, ну налепили пацану погоняло! И че, отзывается? Короче, скажешь ему: «Максимыча сюда! Одного!» – и скажешь, чтоб он отвалил на метров сто. Или во, пусть в проходной сидит, до команды. Понял? Пошли!
Все удалось – через пять минут Максимыч, перегнувшись в провал ствола, уже выслушал Ахмета. Помолчал, уставившись слезящимися от мороза глазами куда-то в тихую морозную мглу. Подозвал мявшегося неподалеку Завулона:
– Сырцев, слушай приказ. Подьячева, Кичатова, Устинова и Третьякова ко мне. Бегом.
Гоблин мотнул заиндевевшей башкой и захрустел в лес. Олег, все еще сидящий в обнимку с Слеймором, пробормотал про себя что-то типа «не зря мне эти суки…», затем подал голос:
– Геннадий Максимыч! Вы что, верите этому ебанутому?! Это ж бред! Пацаны! – повернул голову к бывшим подчиненным: – А вы-то че? Тоже повелись на эту лажу?! Про своего командира?
– Ты это, видел я, как ты мину нес. Аж доворачивал на нас. Че, «командир», одному-то неохота?
У Фоменки глаза вмиг утратили прозрачность, наполнившись злобой и страхом. У Ахмета на экране внутреннего радара, чующего присутствие посторонних, пропала метка цели – только что рядом исчез человек. Осталось нечто с горящими ненавистью глазами. Это нечто пробормотало:
– А почему ж один-то, и вовсе не один… – и, зажмурившись, ухватило и рвануло торчащий из корпуса Клеймора капсюль-детонатор.
…Ну, может, так и лучше будет… – пронеслось в голове. – Хотя дежурная расценка за КД-8 в руке – пара пальцев и глаз. Ладно, принимаю… Ахмет отдал себе команду: «Подрыв!» Тело думало само и предприняло все необходимые приготовления. Кисть спряталась за щепкой, подальше от взрывателя с капсюлем, оставив погибать кончики пальцев. Палец, давно ждавший команды, вывернул чеку и попытался отдернуться подальше, пока летит боек и приходит в действие КД-8. Тело изогнулось, инстинктивно уменьшая площадь поражения, одновременно подставляя взрыву крупные мышечные массы и пряча уязвимые места. Ахмет успел заметить, как то же самое пытаются проделать тела спецназовцев. Грохнуло. Тетрил развернул трубку капсюля на несколько бритвенно-острых фрагментов, один из которых аккуратно отделил от Ахметовых пальцев, среднего и безымянного, по одной фаланге.
Повернулся первым, ожидая увидеть поднимающийся ствол. Олег остался сидеть, свесив голову на грудь. С лица что-то тянулось, как масло на морозе, капало, рука с размозженной кистью лежала неподвижно и оплывала дымящейся кровью. Бушлат на правом плече изорван и тлеет. …Хорошо, что я ему два оборота ДШВ на плечо повесил. Сзади и сбоку донесся лязг затвора. …А восьмерка-то как удачно сработала, смотри-ка… Кто-то из гоблинов ткнул бывшего командира стволом, тот мягко повалился на бок, демонстрируя темные ямы на месте глаз.
– Целы, пацаны? – выпустив наконец размочаленную щепку, спросил Ахмет.
– Да вроде нормально… – протянул Бетмен. – Э, Федь, потрогай пульс у к… у этого. Че он там, жив, нет.
Сверху перегнулся Максимыч, посмотрел, ничего не сказал, вновь исчез. Издалека, как через вату, Ахмет слышал, как Максимыч орет кому-то про санинструктора и пакеты.
– Хы, я так и знал… – нервно взлаял Ахмет дурным голосом. – Хы-хы… – ржал каким-то не своим смехом, разглядывая обрубки среднего и безымянного пальцев. – Я думаю, че он Сумкинс, хы, а он, хы, – Фе-е-едя! – и снова закашлялся сухим икающим смехом.
– Э, сапер, ты это… че с тобой? У, смотри, у тебя по полпальца снесло… Да кончай ты ржать, борода!
– Да хуйня, – не обиделся Сумкинс. – Это отходняк у него. Я на боевых сто раз видел. Щас, поржет мальца, отойдет. Пакет есть? Дай ему. – Склонился над Олегом, пытаясь определить пульс. Подержал руку на шее, взял безжизнено висящую руку, бросил. – Все, похоже, отбегался капитан Фоменко… Э, сапер, он че сделал-то?
– Щ-щаф-ф, – промычал пришедший в себя Ахмет, затягивая зубами узел на забинтованном обрубке. – Погофь, замофаюфь…
Но давать объяснения ему не пришлось. На краю провала снова появился Максимыч, площадку сотрясло приземление двоих незнакомых гоблинов. Началась суета, и Ахмет немного отключился, превратившись в мешающую всем чурку с глазами. Пришел в себя только у костра в знакомой комнатенке проходной. Так же, как и полдня (полвека?) назад, воняло горелым ДСП, только на стенах появились красные мазки рассвета и жутко саднила раненая рука. Чего-то не хватало. Ахмет вспомнил об Алике, спросил, подняли его или нет. Оказалось, нет. Максимыч распорядился, и назначенные гоблины заскрипели по промороженному насту в сторону ствола.
– Скажи честно, ты знал? – глядя в красные от недосыпа глаза Максимыча, спросил Ахмет.
– Информация была кое-какая, – съехал с ответа Максимыч.
– Зачем тогда сам на вилы полез? Зачем меня потащил – не спрашиваю. Мне непонятно – зачем сам полез. Ты же настоящий безопасник у Коня?
– Полковника Конева, салага. И не у него, а у временной администрации города. Признаю, промашку дал, они еще не собирались… Впрочем, забудь. А как ты-то допер… Ладно, вернемся – расскажешь. Пока запомни временную версию случившегося. Этот, – Максимыч ткнул в лежащий у стены труп Фоменки, – попал при разминировании, без уточнений. От шока у него инфаркт случился или что-то типа него, – короче, мотор схватило. Это, кстати, правда. Все уточняющие вопросы отсылаешь ко мне лично или к моим людям. Запомнил их?
– Да. Эти четверо – все твои на взвод?
– Нет. Но тебя, сам понимаешь…
– Понимаю. Не мое дело. А как Сумкинс с Бетменом? Жирик еще?
– С теми, кто был внизу, мои работают.
– Жалко, этот уже стынет… Я бы напросился послушать, как он на ТАПе визжит…
– А с чего ты взял, что стынет? Живой он. Мы с ним еще пообщаемся, как отойдет. Главное, донести. На, кстати, тебе от него наследство. Или трофей, – невесело усмехнулся Максимыч, протягивая кобуру с АПБ.
Привели продрогшего до синевы Алика. Едва отогревшись, бедолага рухнул где сидел.
– Сколько спать можно, Максимыч? Когда назад? – наивно спросил Ахмет, и впрямь подзабывший армейский разговорник. Заслуженно нарвался:
– Спи сколько хочешь, а к сумеркам выходим.
Удивительно, но вырубающемуся на ходу Ахмету еще хватило сил сообразить, что спать у костра возле сумки с азидом[71] довольно легкомысленно. Еле переставляя ноги, он заставил себя отнести к ящикам капсюли-детонаторы и аккуратно разложить по пеналам.
Солнце садилось, к лесу протянулись три свежие расходящиеся лыжни. …Опа, вовремя я встал. Разведка с охранением уже выдвинулись. Хоть соберусь при свете да без аврала, с одной-то рукой… Краем глаза, залепленного снегом при умывании, Ахмет отметил красный снег на соснах и лимонно-желтое небо. Собирая в ящики из-под потраченной инженерки свои богатства, получивший боевое крещение взрывник расстроенно хмурился – ушло неожиданно много детонационного шнура. …Сука, ну идиот, нет?! На хера потащил ДШВ, скажи-ка, лось ефремовский?! Три с половиной бухты теперь в остатке! А сраного белого хоть жопой жри! Не, ты баран, Ахметзянов, бара-а-ан…
– Готовность доложить! Старшие, не слышу! Все, пошли!
Над лесом гулял верховой ветер, осыпая лыжников сбитым снегом. Идти, несмотря на одну палку, было легко – туда шли в гору, да с грузом. Сейчас же он непринужденно скатывался налегке с невысоких холмиков и даже находил в марше некоторое удовольствие. У моста ждали те же самые «Уралы». Ахмет внагляк залез во второй, к Максимычу, картинно помахав перемотанной рукой. Расчет на посидеть и повымуживать еще что-нибудь не оправдался: Максимыч был здорово напряжен, а перед Пыштымом вообще выгнал из машины, посадив с собой одного из своих. …Видимо, разведка докладывает неутешительные вещи. Интересно, че еще на нашу голову там валится… – гадал, трясясь в кузове, Ахмет. – С пыштымскими что-то не ладится, наверно. Туда пропустили, а обратно, поди, хотят поделиться заставить. Иди докажи, что порожняком возвращаемся. Когда во время очередной остановки в головную забрали пулеметчиков, напрягся уже не он один. Спецура прекратила базары и сидела подобравшись, со стволами на локте, и начала расслабляться только у самого дома, перед первым постом.
Пришедшие «Уралы» никто не встречал, но некоторая суета во внутреннем дворе Пентагона все же образовалась. Понимая, что его, самое большее, через час-полтора посадят на допрос, Ахмет предпринял некоторые шаги. Недешево договорившись с водилой, он организовал перемещение избранных ящиков в кузов «Урала» и отправился проведать жену.
Выделенные охранники оказались нормальными парнями и, перекидав прибывшую поклажу, все вместе отправились обратно. Ахмет опрометчиво пообещал жене скоро быть и хлопнул дверцей «Урала».
