Вероника Рот - Инсургент

Я перевожу взгляд с Марлен на Гектора. Гектор, который так боялся меня, потому что его мать сказала ему бояться. Линн, наверно, еще у постели Шоны, надеясь, что Шона сможет двигать ногами, когда она проснется вновь. Линн не может потерять Гектора.

Я делаю шаг вперед, чтобы получить это сообщение.

— Это не переговоры. Это предупреждение. — говорит Марлен через моделирование, шевеля губами, вибрируя связками. — Каждые два дня, пока один из вас не придет к штабу Эрудитов, это случится снова.

Это.

Марлен отступает, и я бросаюсь вперед, но не на нее. Не на Марлен, которая когда-то позволила Юраю сбить булочку с её головы на спор. Которая собрала стопку одежды для меня. Которая всегда, всегда встречала меня с улыбкой. Нет, не на Марлен.

Когда Марлен и другая Бесстрашная девушка шагают с края крыши, я прыгаю на Гектора.

Я хватаю руками все, что могу найти. Руки. Горсть рубашки. Грубые царапины покрывают колени, когда его вес тянет меня вперед. Я не достаточно сильна, чтобы поднять его. Я шепчу:

— Помогите, — потому что я не могу говорить громче.

Кристина уже держит мое плечо. Она помогает мне втащить обмякшее тело Гектора на крышу. Его руки раскинуты в сторону, безжизненные. Через несколько метров на крыше на спине лежит девочка.

Тогда моделирование заканчивается. Гектор открывает глаза, и они больше не пусты.

— О, — говорит он. — Что происходит?

Маленькая девочка всхлипывает, и Кристина подходит к ней, бормоча что-то обнадеживающее.

Я стою, мое тело дрожит. Я подхожу к краю крыши и смотрю на землю. Улица не очень хорошо освещена, но я вижу слабые очертания Марлен на тротуаре.

Дыхание, кто заботится о дыхании?

Я отхожу, мое сердце бьется у меня в ушах. У Кристины движется рот. Я игнорирую ее, и иду к двери, вниз по лестнице, по коридору, к лифту.

Двери закрываются, и я бросаюсь на землю, так же, как сделала Марлен после того, как я решила не спасать ее, я кричу, руками рву свою одежду. Мое горло срывается через несколько секунд, и царапины покрывают руки, где я пропустила ткань, но я продолжаю кричать.

Лифт останавливается со звоном. Двери открываются.

Я выпрямляю рубашку, разглаживаю волосы и выхожу.

У меня есть сообщение для Дивергентов.

Я Дивергент.

Это не переговоры.

Нет.

Это предупреждение.

Я понимаю.

Каждые два дня, пока один из вас не предоставит себя штаб-квартире Эрудиции…

Я сделаю это.

…это никогда не повторится.

Это никогда не повторится.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Перевод: Маренич Екатерина, Дольская Алина, Екатерина Забродина, Laney, Инна Константинова

Редактура: Юлия Исаева, allacrimo, Любовь Макарова, Индиль, 4010

Я сливаюсь с толпой рядом с пропастью. В Яме шумно и не потому, что рядом плещется река. Я хочу найти тихое место, так что бегу по коридору, который ведет к общежитиям. Я не хочу слышать речь Тори от имени Марлен или находиться поблизости во время провозглашения тостов и криков, когда Бесстрашные будут прославлять ее жизнь и храбрость

Этим утром Лорен сообщила, что мы не заметили несколько камер в общежитии инициированных, где спали Кристина, Зик, Лорен, Марлен, Гектор и Ки, девушка с зелеными волосами. Вот как Джанин выяснила, кто из моделированных был под контролем. Я не сомневаюсь, что Джанин выбрала именно молодых Бесстрашных, потому что знала: их смерть повлияет на нас сильнее всего.

Я останавливаюсь в незнакомом коридоре и опираюсь лбом о стену. Камень кажется грубым и прохладным. Я могу слышать позади себя крики Бесстрашных, из-за каменных стен их голоса звучат приглушенно.

Слышу, как кто-то приближается, и смотрю в сторону, откуда исходит звук. Кристина, по-прежнему одетая в ту же одежду, которую носила прошлым вечером, стоит в нескольких шагах от меня.

— Эй, — зовет она.

— Я действительно не в настроении, чтобы чувствовать вину прямо сейчас. Так что уходи, пожалуйста.

— Я просто хочу кое-что сказать и сделаю это.

Ее глаза опухшие, ее голос звучит немного сонно, и это либо из-за истощения, либо небольшого количества алкоголя, либо по двум причинам сразу. Но ее взгляд — прямой и открытый, она понимает, о чем собирается сказать. Я отрываюсь от стены.

— Я никогда раньше не видела такого моделирования. Знаешь, со стороны. Но вчера… — она качает головой. — Ты была права. Они не могут слышать и видеть тебя. Точно так же, как Уилл…

Она задыхается, когда произносит его имя. Останавливается, тяжело глотает. Моргает несколько раз. Потом снова смотрит на меня.

— Ты сказала мне, что должна была сделать это, или он застрелил бы тебя, и я тебе не верила. Но теперь я верю тебе, и… я постараюсь простить тебя. Это… все что я хотела сказать.

Какая-то часть меня чувствует облегчение. Она верит мне, она попытается простить меня, даже если это будет нелегко. Но большая часть меня чувствует гнев. Что она думала до этого? Что я хотела выстрелить в Уилла, в одного из моих лучших друзей? Она должна была доверять мне с самого начала, должна была знать, что я не сделала бы этого, если бы был другой выбор.

— Какое счастье для меня, что ты, наконец, получила доказательства того, что я не хладнокровная убийца. Знаешь, кроме моих слов. Я имею ввиду, что должно было случиться, чтобы заставить тебя поверить? — я выдавливаю из себя смех, пытаясь оставаться беспечной. Она открывает рот, но я продолжаю говорить, не в силах остановиться. — Тебе лучше поторопиться простить меня, потому что не так много времени осталось.

Мой голос надрывается, и я не могу больше держать себя в руках. Я прислоняюсь к стене для поддержки и чувствую, как слабеют ноги и я сползаю вниз.

Мои глаза слишком затуманены, чтобы видеть ее, но я чувствую, когда она обнимает меня и сильно сжимает, почти до боли. Она пахнет, как кокосовое масло, и она чувствует себя сильной, такой же, какой она была во время посвящения в Бесстрашные, повиснув над пропастью на кончиках пальцев. В то время, что было так недавно, она заставила меня чувствовать себя слабой, но теперь ее сила и мне придает уверенности и сил.

Мы вместе стоим на коленях на каменном полу, и я хватаюсь за нее также сильно, как и она за меня.

— Я уже, — говорит она. — Вот, что я хотела сказать. Я уже простила тебя.

Все Бесстрашные идут тихо, когда я вхожу в столовую в ту ночь. Я не виню их. У меня, как у Дивергента, появилось право позволить Джанин убить одного из них. Большинство из них, вероятно, хотят, чтобы я пожертвовала собой, или боятся, что я не стану этого делать.

Если бы это происходило в Отречении, то ни один Дивергент не сидел бы здесь сейчас.

На мгновения я не знаю, куда мне идти, тогда Зик с мрачным видом машет из-за своего стола, я иду в том направлении. Но прежде, чем я дохожу до места, ко мне подходит Линн.

Она отличается от той Линн, которую я всегда знала. В её глазах нет жестокости. Вместо этого она бледна и кусает губы, пытаясь скрыть замешательство.

— Эм… — начинает она, смотрит то вправо, то влево, лишь бы не на меня. — Я действительно…Я скучаю по Марлен. Я знаю ее довольно долго и я… — она качает головой. — Дело в том, не думай, что мои слова о ней ничего не значат, — говорит она так, будто пытается меня упрекнуть. — Но спасибо, что спасла Гека…

Линн переминается с ноги на ногу, взгляд скользит по комнате. Потом она обнимает меня одной рукой, другой хватая за рубашку. Боль бежит через мое плечо, но я молчу.

Она отклоняется, фыркает и идет к своему столу, как будто ничего не произошло. Я несколько секунд смотрю, как она уходит, затем сажусь.

Зик и Юрай сидят бок о бок за пустым столом. Лицо Юрая осунулось, будто он не совсем проснулся. Перед ним стоит темно-коричневая бутылка, и он пьет из нее каждые несколько секунд.

Я должна быть осторожнее рядом с ним. Я спасла Гека и не смогла сохранить жизнь Марлен. Но Юрай не смотрит на меня. Я вытаскиваю кресло напротив него и сажусь с краю.

— Где Шона? — интересуюсь я. — Ещё в больнице?

— Нет, она там, — говорит Зик, кивая на стол, к которому вернулась Линн. Я вижу ее сидящей в инвалидной коляске и бледную до прозрачности. — Шоны не должно было быть, но Линн очень перепугалась, теперь держит её в поле зрения.

— Но, если тебе интересно, почему они обе там… Шона узнала, что я — Дивергент, — вяло признается Юрай. — И она не хочет, чтобы меня схватили.

— О.

— Со мной она тоже странная, — говорит Зик, вздыхая. — «Как узнать, что твой брат не борется против нас? Ты присматривался к нему?» Я бы многое отдал за то, чтобы ударить того, кто отравил её разум.

— Тебе даже отдавать ничего не надо, — говорит Юрай. — Ее мать сидит тут же. Иди и ударь ее.

Я слежу за его взглядом: он направлен на женщину средних лет с голубыми полосками на голове и серьгами по всей мочке уха. Она красива, как и Линн.