Константин Шеметов - Магазин потерянной любви

Он подошёл к окну, но увидев там лишь киоск и рекламу на растяжке, позвонил Нефёдовой.

— Как ты? — спросил он.

— Я в девятом троллейбусе, — пошутила она.

II

По роману Джони Фарагута, Тайка и должна была находиться там. Вместе с бразильским музыкантом Паулиньо Гарсией она ехала в клуб Bilingua — послушать музыку, посмотреть кино да и просто время убить. В который раз уже, перечитывая этот фрагмент, Митя всё больше убеждался, что Джони прав: нет смысла ехать из Бразилии в Москву — всё равно замёрзнешь. Замёрзнешь до полусмерти, а в награду получишь всего ничего — редкие аплодисменты да чашку отвратительного кофе. Иначе говоря, жизнь приличного человека не стоит и ломаного гроша.

Паулиньо Гарсия ехал в нетопленном троллейбусе, чтобы преподать мастер-класс посетителям Bilingua. Тем временем люди прибывали. Иные из них пришли задолго до начала: приближался час культурного разнообразия. «Словно кролик в сарае, — пишет Джони, — они не знали, зачем живут и что за дверью».

— Скажите, а сегодня будет концерт? — спрашивал то один кролик, то другой.

— Не знаю, — разводил руками сторож.

Да и откуда ему было знать. Вся его жизнь была ожиданием концерта. Теперь же, когда представление близилось к концу, он лишь просовывал в сарай сухой травы и уходил.

— Кар, — вторила ему ворона с крыши.

Несмотря на сильный мороз, птичье сердце не знало ни холода, ни безразличия. Сторож в её понимании был большой вороной с подбитыми крыльями, и она помогала ему как могла.

Троллейбус с Гарсией едва продвигался.

Он уже приближался к Садовому кольцу, когда у вывески «Инженер» вдруг встал. Его мотор затих, а свет в салоне сделался бледно-жёлтым. «Наверное, кончилось электричество», — подумал Паулиньо и не ошибся: электричество и вправду закончилось. Окно у сиденья Гарсии покрылось изморозью. «Хуй, тебе, Путин» (надпись по инею) да неизвестный номер телефона — это и всё, что мог увидеть там бразильский музыкант. Он соскрёб было изморозь со стекла, но выглянув в окно, застал лишь метель. Снег валил расчудесной пеной, не переставая ни на миг. «Будто Иисус чистит зубы», — вот метафора, которая могла бы прийти художнику, и пришла.

Было ли это откровение? — автор словно полемизирует сам с собой и тут же отвечает: «Конечно же, нет». Паулиньо не понаслышке был знаком с чарующей жестокостью Господа нашего Иисуса Христа, но теперь у него и зуб на зуб не попадал.

— Синьор Гарсия, да у вас зуб на зуб не попадает, — обратилась к нему бабушка спереди. У неё был костыль и добрейшие глаза Фани Ефимовны Каплан, стрелявшей в Ленина, вечная ей память.

Всё это время Тайка Нефёдова наблюдала за Паулиньо и размышляла о соотношении цены и качества. Сугубо животное устройство потребительского рынка делало это соотношение до смешного примитивным. Всегда существует некоторый минимальный уровень качества, приемлемый для большинства. По сути, на этом уровне можно задирать любую цену. Так же и с приличным человеком. Как правило, его искусство не соответствует требованиям обывателя. В результате цена ему — грош. Замёрзнет до полусмерти, а в награду получит всего ничего — редкие аплодисменты да чашку отвратительного кофе.

«Надпись по инею, — заключает Тайка. — К ночи троллейбус засыплет снегом, и умная ворона сможет честно признаться любому кролику: «Никакого концерта не будет»».

Между тем зима подходила к концу. Митя уволился из «Прекрасного мира» и теперь полностью сосредоточился на своём проекте. Последний роман Джони Фарагута явно придал ему сил. Одна особенность, правда, настораживала: роман так и напрашивался на прочтение «между строк». Именно поэтому он требовал не только вдумчивости, но и воображения. Безусловно, роман был сложен для восприятия. Тем более он был сложен, если учесть ещё и высочайший темп повествования. Иначе говоря, у читателя не было иной возможности вникнуть в текст, кроме как или притормозить или оставить всё как есть и довериться чувственному восприятию. Короче, кому как повезёт, думал Митя. Что же касается его самого, у него словно открылось второе дыхание. К тому же пришли новости от Элис. Её сайт мало-помалу приобретал новых клиентов, наметился рост прибыли, да и вообще дела обстояли как нельзя лучше. Тайка подыскала нескольких издателей для Джониной книжки, вела переговоры о наиболее выгодном контракте и всё опасалась — как бы «Ардис» не опередил её. Впрочем, зря опасалась. Американское издательство отвергло рукопись. Джони вернулся в Европу и большую часть времени проводил с Эмили, взявшись за новый цикл рассказов.

III

Новый цикл рассказов замысливался в виде собрания сюжетов, где в главных ролях были уже не люди, а животные. Со временем животные вообще приобрели в его творчестве довольно значительный смысл. Разнообразные представители фауны вызывали у Джони нежный трепет. Большей частью они вели себя как вполне приличные граждане, с которыми было о чём поговорить. Он находил их не менее умными, чем люди. При этом чем ближе животные находились к концу пищевой цепи, тем в большей степени Джони сочувствовал им. К слову сказать, его последний роман прекрасно иллюстрирует эти чувства. Взять, к примеру, эпизод с Наташей Рёнэ и котиками, сбежавшими из цирка на проспекте Вернадского.

Митя хорошо запомнил этот фрагмент. Наташа Рёнэ и её друг из Осло по имени Кристофер Гамсун (солдат ООН и миротворец) пришли в Дарвиновский музей и застали там морских котиков, плескавшихся в фонтане. Стоял жаркий день, выставка оказалась скучной. «Надо же, — пишет Джони, — доисторические экспонаты музея явно проигрывали действию, развернувшемуся на улице». Вслед за котиками Наташа и Кристофер прыгнули в фонтан и вместе с животными наслаждались прохладой. По правде говоря, котики выглядели куда более жизнерадостными, чем люди: если посетители прохлаждались, то беглецы из цирка наслаждались свободой.

Куда ни кинь, горел лес, а в воздухе стоял дым.

«И отчего так тепло?» — спрашивал себя Гамсун, позабыв о дожде и вдыхая лесной пожар. Ответ напрашивался сам собой: лето как лето — лесной пожар на выборы не ходит. «Условия жизни существенно изменились», — думала Наташа Рёнэ, кидаясь в фонтан у Дарвиновского музея. «Эти перемены, — вторил ей Кристофер, будто мог слышать Наташины мысли, — неизбежны. Человек производит всё больше тепла, небо нагревается — вот дождевые капли и не прилетают к нему».

Неожиданно у них над головами показался аэроплан. Сперва он просто кружил над ними, но впоследствии повёл себя словно настоящая боевая машина. В каком-то яростном порыве аэроплан то налетал на них, то вновь поднимался ввысь. Временами создавалось впечатление, что он намеренно устрашал животных. Вместе с Рёнэ в фонтан кидались собаки, всевозможные птицы и насекомые. Оказавшись в воде, они радостно плескались. Казалось, и быть не могло никакого аэроплана. Он если и был, то не нападал на них, а летел себе в чистом небе, готовый к счастью и показывая окружающему миру свой деревянный пропеллер. Пропеллер этот и в самом деле был хорош: животные радовались прохладе, и кто с кем хотел, тот с тем и играл. Впрочем, требования к радости минимальны. Радость ни к чему не обязывает и оставляет за сторонами любую возможность.

«Как видим, — продолжает Джони, — наши друзья думали об одном и том же, что странно: всё это время Рёнэ придерживалась принципа достаточной отдалённости, а Гамсун — стоило приблизиться к ней, сразу же отдалялся. Иными словами, их аэроплан ездил туда-сюда и не взлетал. По одну сторону от него располагался ангар, по другую — океан и череда пустынных пляжей. Так что эта способность одинаково мыслить была лишь случайным совпадением. Это не было ни приобретённым свойством, ни тем более утратой целостности. Они оба были и свободны, и нет одновременно».

К фонтану между тем прискакали морские котики из цирка. Там у них, правда, был свой фонтан, но тесный и полный принудительного труда. Один за другим млекопитающие прыгали в воду и кричали от радости, а Гамсун всё слушал шум падающей воды, смотрел, как крутится пропеллер, и читал Наташины мысли. «Напрасно Кристофер не купается», — думала она. «Может и так», — мысленно отвечал ей Кристофер.

Время от времени котики заныривали на глубину и подолгу сидели там, задерживая дыхание. В сущности, они прятались от суровой действительности. Ведь одно дело развлекаться в цирке, а другое — работать там. Глядя на них, никому и в голову не придёт стать котиком.

Звери и плакали, и смеялись одновременно.

Тут-то и случилось непредвиденное. Внезапно двери Дарвиновского музея распахнулись и оттуда высунулись с десяток набивных чучел. Это были доисторические чучела. Они кивали своими мордами и оставляли тягостное впечатление. За ними бежала экскурсовод. Она отчаянно хотела вернуть экспонаты, но те не давались. Чучела один за другим кидались в фонтан. Экскурсовод то и дело кидалась за ними. В какой-то момент в фонтан кинулся и Наташин друг, но тут же вылез и отряхнулся — за котиками приехал полицейский автобус.