Кэтрин Фишер - Инкарцерон
– Они захотят увидеть невесту, – пробормотал Джаред.
– Её здесь пока нет.
Наступила пауза.
– Мастер, я боюсь, – призналась Клодия и, почувствовав его удивление, прибавила: – Правда, боюсь. Меня пугает это место. Дома я знала, кто я, и что мне делать. Я дочь Смотрителя, всё просто и предсказуемо. Но здесь… кругом опасности и волчьи ямы. Всю свою жизнь я знала, что меня ждёт, но теперь не уверена, что смогу встретиться с этим лицом к лицу. Они постараются превратить меня в одну из них, а я не хочу меняться, нет! Я хочу остаться собой!
Он вздохнул и, не глядя на неё, тихо промолвил:
– Клодия, ты самый храбрый человек, из всех, кого я знаю.
– Вовсе нет, я…
– Да. И никто не в силах тебя изменить. И пусть тебе придётся нелегко, но ты возьмёшь всё в свои руки. Королева могущественна, и она будет завидовать тебе, поскольку ты моложе и займёшь её место. Твоя власть так же велика, как и её.
– Но если тебя отошлют…
Он взглянул на неё.
– Я не уеду. Признаю, я не очень смел. Необходимость оказывать сопротивление лишает меня равновесия. Один неодобрительный взгляд твоего отца – и меня мороз пробирает до костей, неважно, сапиент я или нет. Но никто не заставит меня бросить тебя, Клодия. – Он расправил плечи. – Уже много лет я смотрю смерти в лицо, и это, похоже, придало мне немного безрассудства.
– Давай не будем говорить об этом.
Он пожал плечами.
– Рано или поздно это случится. Но нам не следует думать только о себе. Нужно понять, можем ли мы помочь Финну. Дай мне Ключ и позволь с ним немного поработать. Это чрезвычайно сложное устройство и необходимо в нём основательно разобраться. Пока же я могу только гадать.
Карету тряхнуло. Клодия достала из потайного кармана Ключ и отдала его учителю. В этот момент погружённый в кристалл орёл взмахнул крыльями и как будто снялся с места. Джаред торопливо отодвинул шторку, солнечные лучи блеснули на искристых гранях.
Птица летела.
Она парила над тёмной, обожжённой долиной. Далеко внизу в земле зияла глубокая расселина. Орёл резко спикировал и боком нырнул в узкую щель. У Клодии от испуга перехватило дыхание.
Ключ потемнел, лишь одинокий красный огонёк пульсировал в его сердцевине.
Но тут карета резко остановилась, в последний раз ударили о землю копытами запыхавшиеся лошади, и дверца распахнулась. Тень Смотрителя легла на порожек.
– Идём, дорогая, – сказал он тихо. – Все ждут.
Не глядя на Джареда, выбросив из головы все мысли, Клодия выступила из кареты, вздёрнула подбородок и расправила плечи.
Отец и дочь рука об руку стояли под величественно бьющимися на ветру знамёнами, перед двумя рядами аплодирующих придворных, у подножия грандиозной лестницы, ведущей к трону.
На нём, в ослепительном серебристом платье с широченным плоёным воротником, восседала королева. Даже с такого расстояния было видно, как красны её волосы и губы, как сверкают бриллианты на её шее. За плечом её маячил набычившийся Каспар.
– Улыбнись, – спокойно скомандовал Смотритель.
И Клодия подчинилась. Натянула ясную, уверенную улыбку, столь же фальшивую, как всё в её жизни, надела личину, скрывавшую неприязнь.
Отец и дочь начали своё восхождение по лестнице.
***
Финн сразу узнал этот насмешливый взгляд из своих кошмаров и прохрипел:
– Ты?!
– Бей его! Бей, Финн! – выдохнул Гильдас.
Око вращалось, в зрачке его завивалась багряной спиралью галактика. А вокруг вздымалась и билась в конвульсиях чернота – тело Зверя, усыпанное вросшими в шкуру драгоценными камнями, костями, лоскутьями, обломками оружия. С леденящим душу треском поднялся кусок скалы, оказавшийся головой, и навис над Финном. Протянулись похожие на клешни металлические выросты, бороздя сотрясающийся пол Пещеры.
Финн застыл в облаке пыли и зловонных испарений.
– Бей же! – Гильдас схватил его за руку.
– Бесполезно! Ты что, не видишь?..
Гильдас бешено взревел, выхватил у Финна меч и треснул наотмашь по запёкшейся шкуре Зверя. Тут же отскочил в сторону, словно ожидая фонтана крови. И застыл, разглядев, наконец, то, что было очевидно для Финна.
Никакой раны. Шкура слегка раздвинулась и втянула в себя, растворила меч, сомкнувшись вокруг него. Зверь состоял из мелькающих, как в калейдоскопе, осколков металла и камня, перемолотых останков мириад существ: летучих мышей, жуков, ос. Когда чудовище вытянулось под потолком пещеры, Финн и Гильдас обнаружили, что оно вобрало в себя весь вековой ужас и страх Города, что все жертвы, посланные для его умиротворения, поглощены, сожраны им, но породили лишь ещё больший голод. Где-то внутри него жили атомы мёртвых детей, которых тащили сюда по приговору Судей. Это была гипнотизирующая глыба из плоти и металла. С извивающегося хвоста осыпались ногти, зубы и когти.
Здоровенная башка повисела над Финном и улеглась напротив, вперив в него огромное красное Око. В исходившем от него алом свечении дрожащие руки Финна были словно залиты кровью.
– Финн, – пропел Зверь голосом хриплым и слащавым, полным удовлетворения. – Наконец-то.
Финн отшатнулся и врезался в Гильдаса. Сапиент схватил его за локоть.
– Откуда ты знаешь моё имя?
– Это я дал тебе имя. – В тёмной каверне пасти мелькнул язык. – Давным-давно, когда ты зародился в моих клетках. Когда ты стал моим сыном.
Финна трясло, как в лихорадке. Ему хотелось кричать, отрицать всё, но слова застряли в горле.
Чудище слегка повернуло голову, рассматривая его. Вытянутая морда на мгновение рассыпалась, превратившись в рой стрекоз, затем снова собралась воедино.
– Я знал, что ты придёшь, – сказал Зверь. – Я постоянно наблюдал за тобой, потому что ты особенный. Среди миллионов существ, чьи останки составляют моё тело и струятся по моим венам, нет никого, похожего на тебя.
Голова придвинулась ближе, мелькнуло и исчезло некое подобие улыбки.
– Ты правда думаешь, что можешь убежать от меня? Разве ты забыл, что я могу тебя убить, отключить свет, перекрыть кислород, испепелить в считанные секунды?
– Я помню, – выдавил из себя Финн.
– А большинство людей забывают. Большинство довольно жизнью в тюрьме и думает, что она и есть весь мир. Но не ты, Финн. Ты помнишь обо мне. Ты заглядывал в мои Очи, наблюдающие за тобой, ты обращался ко мне в ночном мраке, и я слышал тебя.
– Ты не ответил на мой вопрос, – прошептал Финн.
– Но ты знал, что я есть. Ты – Видящий Звёзды. Надо же, как интересно!
Гильдас пролез вперёд. Он был бледен, растрёпанные волосы увлажнились от пота.
– Кто ты? – прорычал он.
– Я Инкарцерон, старик. Тебе бы следовало знать. Меня же создали вы, сапиенты. Я – ваше великое, грандиозное, бесконечное фиаско, перехитрившее вас. Ваша Немезида. – Зверь подтянулся поближе, распахнул пасть, и они увидели свисающие с зубов лохмотья, учуяли странный, маслянистый и сладковатый запах. – Ох уж эта гордыня Мудрейших! И теперь ты настолько осмелел, что пытаешься найти выход из собственной идиотской затеи.
Чудище скользнуло назад, Око сузилось в щёлку.
– Заплати мне, Финн. Как заплатил Сапфик. Отдай мне свою плоть, свою кровь. Или пожертвуй этим стариком и его убийственными желаниями. Тогда, возможно, твой Ключ откроет двери, о которых ты и не мечтаешь.
У Финна пересохло во рту.
– Это не игра.
– Да ну? – Зверь засмеялся, лукаво и мягко. – А вы, значит, не пешки на доске?
– Люди! – выкрикнул Финн, чувствуя, как закипает гневом. – Люди страдают. Ты терзаешь их!
Чудовище снова рассыпалось на тучи насекомых. И мгновенно собралось обратно, в новое лицо – морду горгульи, хитрющее рыло змеи.
– Боюсь, это не так. Они сами терзают друг друга. И никакие законы и правила не в силах остановить их, оградить от зла, потому что люди несут зло в себе, даже дети. Они не поддаются исправлению, и моя задача – лишь удерживать их. Я вбираю их в себя, проглатываю целиком.
Вытянулось щупальце, обхватило запястье Финна.
– Плати, Финн.
Тот отпрянул, бросив взгляд на Гильдаса. Сапиент, съёжившийся, поникший, словно весь ужас происходящего обрушился на него разом, сказал:
– Отдай ему меня, мальчик. Для меня больше ничего не осталось в этом мире.
– Нет! – Финн обратился к змеиной улыбающейся морде Зверя. – Я уже отдал тебе одну жизнь.
– А, эта женщина. – Улыбка стала шире. – Надо же, её смерть так изводит тебя. У тебя есть стыд и совесть. Это большая редкость. Ужасно интересно.
Что-то мелькнуло в самодовольной ухмылке, от чего у Финна перехватило дыхание. Ощутив болезненный укол надежды, он выдохнул:
