Михаил Тырин - Жёлтая линия
— До сих пор же не угробили!
— До сих пор ты стережешь объекты от мелких вредителей, от партизан-одиночек, подростков и старух с кремневыми ружьями. А знаешь, что такое профессиональный ивенкский маршевый отряд? Знаешь, что такое дуплексный огонь с земли и воздуха? — Он перевел дыхание и заговорил спокойнее:
— Я уж не говорю о том, что штурмовая служба требует высокого холо и специальной подготовки. Так что успокойся, гроза туземцев.
Прав был Щербатин, со всех сторон прав. Совершенно незачем мне подставляться под ножи и пули, нет на то убедительных причин. Но разве мог я это открыто признать перед ним? Разве мог я сказать: да, друг мой, конечно, выгоднее, безопаснее и теплее нам будет на кухне, а не на передовой. И пусть другие утверждают великие ценности, нам-то что до них?
Нет, я ничего не сказал. Потому что Щербатин решил бы, что смог согнуть меня на свой манер. А я не хотел, чтоб меня гнули.
Тут к нам подошел один из участников застолья. Судя по его танцующей походке, напиток из бутылочек не только веселил, но и в определенных количествах валил с ног.
Гость приблизился и облокотился на стол, смахнув на пол часть угощения. Потом начал совать свою бутылку имениннику в нос, и тот еле увернулся.
— Чокнись с ним, — тихо попросил Щербатин. — Ему очень понравилось чокаться, хоть он и не понял, зачем это и какой в этом смысл. Да я и сам не знаю.
— Это же древняя традиция, — ответил я. — Кубки должны столкнуться, чтобы вино перелилось из одного в другой.
— Зачем переливать вино? — удивился наш нежданный собутыльник. — Вина, что ли, не хватает?
— Чтобы ты убедился, что я не пытаюсь тебя отравить.
— А зачем тебе надо меня травить?
— Мне не надо, просто такая традиция…
— Традиция травить?
— Ладно, иди отсюда, иди. — Щербатин оттолкнул назойливого собутыльника и хмуро поглядел на меня. — Видишь, с кем приходится работать? А ничего не поделаешь. Девять из десяти вопросов решается через это дело. — Он щелкнул себя пальцем по горлу. — Старинный метод общения. Я внедрил его под названием “Русский вариант”.
— Щербатин, но ты же помощник коменданта! Ты, наверно, и без допинга все можешь.
— Не-а, — с сожалением проронил он. — Сплошная фикция и профанация. Вот, к примеру, приходит ко мне такой же пехотинец Беня и говорит: в таком-то секторе сломалась секция забора. Я говорю — возьми новую и поставь. Он: а-а, понятно. А где взять? Отвечаю: на складе возьми. А людей? А людей — в комендантской части.
И все, он уходит очень довольный, что я помог.
— А звание?
— Альт-мастер. Это примерно пол-ефрейтора. В этой чертовой Цивилизации и карьеры нормально не сделаешь, все через уцимы, все через математику.
— Может, ты все-таки сможешь кое-что для меня узнать?
— Говори.
— Мне нужно достать где-то магнитофон.
— Чего-о?!!
— Мне очень нужно, — терпеливо повторил я, — какое-нибудь устройство для записи звука. Очень нужно.
— Господи, да зачем?
Ну как объяснить ему, что я хочу всего лишь записать песню, которая зацепила меня в лагере пленных? Как ему доказать, что мне необходимо сохранить ее, чтобы стимулировать чувства, эмоции, вдохновение?
Поднимет на смех, как пить дать.
— Щербатин, — тихо сказал я, — просто очень нужно. Можешь просто поверить?
— Что-то, Беня, ты недоброе задумал, — пробормотал Щербатин. — Ничего себе — “просто поверить”! Если бы ты попросил бюст Дзержинского, я бы меньше удивился. Ладно, выясним…
Он поманил кого-то из-за стола, и к нам подошел человек с опущенными плечами и грустными невыразительными глазами. На нем мешком болталась серая форма — стало быть, тыловик-хозяйственник.
— Познакомься, Беня, это Пипе, ответственный за линии автоматической сигнализации.
— Автоматизированные сигнальные линии, — равнодушно поправил его грустный Пипе, глядя в пол.
— Так точно. Я подозреваю, что он наш земляк, кажется, из Прибалтики или Финляндии. Но он скрывает, верно, Пипе?
— Не знаю, — пожал плечами тыловик. — Восьмое удаление, третий нижний сектор.
— Вот-вот. — Щербатин отчего-то засмеялся. — А теперь скажи нам, Пипе, можно здесь достать звукозаписывающее устройство?
— Компактное, — уточнил я. Пипе удивленно посмотрел сначала на Щербатина, потом на меня. Затем глаза его потухли, и он опять опустил их в пол.
— Все можно, — сказал он. — Но это специальная техника, редкость.
— Давай, дружок, без лирики, — поморщился Щербатин. — Говори, что надо?
— Надо обоснование. Не знаю, как рядовой пехотинец обоснует, что ему нужен такой прибор.
— А ты подумай, Пипе!
— Ну… — Он помялся, поерзал плечами. — Не знаю. Не могу придумать. Если б офицер — тогда да. Но пехотинец… А зачем это?
— Э-э, видишь ли… — Щербатин укоризненно глянул на меня. — Видишь ли, Пипе, пехотинец Беня желает восстановить навыки в своей старой профессии. У себя в отдаленных мирах он занимался собиранием звуков, а теперь хочет применить это на благо Цивилизации.
— Собиратель звуков… — Пипе озадаченно заморгал. — Как это странно.
— Да, странно, — вздохнул Щербатин и снова выразительно покосился на меня.
— Но гражданин Цивилизации волен выбирать любую профессию, так?
— Да, так. Значит, это будет предметом личного пользования?
— Личного, — кивнул я. — Только личного.
— Не знаю… Личные предметы запрещены до первого холо.
— Да ладно тебе, — пристыдил его Щербатин. — Знаем мы, как тут эти запреты соблюдают. И, кроме того, у него скоро будет холо.
— Ну, если так… В принципе личные предметы можно получать в гражданском и офицерском секторе. Но за это, конечно, с социального номера будет снято какое-то количество уцим.
— Большое количество? — поинтересовался я.
— Если вещь хорошая — большое. А вообще, надо уточнить — редкую технику просите.
— Я думаю, уцим у него хватит, — сказал Щербатин. — У него их скоро много будет. И одежонкой обеспечим, чтобы в сектор пройти. Узнай, Пипе, подробнее, ладно?
Пипе ушел, а я тут же насел на Щербатина.
— Откуда ты знаешь, сколько у меня уцим? Тоже по блату разнюхал?
— Да, Беня, по блату. — У него стал какой-то странный голос. — Придется, Беня, открыть тебе один веселый секрет. Знаешь, откуда на тебя свалилось нежданное холо?
— Наверно, ты лучше знаешь?
— Я-то знаю… В этой операции были большие потери, особенно у штурмовых групп. По правилам, если нет каких-то особых условий, весь их виртуальный капитал можно разделить среди выживших. Зачем это сделали, я пока не знаю. Но ты, Беня, получаешь хорошее наследство.
— А ты?
— А я в той операции не участвовал. Я, Беня, на этот раз здорово просчитался. — Он коротко вздохнул и взял новую бутылочку. — В общем, можешь теперь собой гордиться.
Щербатин не обманул — уже через пару дней у меня появился собственный звукозаписывающий прибор. Это была металлическая коробочка с обрывком резинового кабеля и множеством ненужных выступов и отверстий. На специальную технику требовалось слишком много уцим, и мне досталась деталь от старого антротанка — устройство для протоколирования радиопереговоров.
У этой штуки имелся один серьезный недостаток — чтобы шла запись, необходимо было постоянно подкручивать пальцами маленький ребристый вал. В танке он приводился в движение каким-то смежным механизмом, у меня же из всех механизмов имелись только пальцы. Зато и товар достался почти даром.
Я таскал магнитофон в ранце, скрывая от офицеров и соратников, и все мечтал о моменте, когда отправлюсь в лагерь пленных и займусь собиранием фольклорного материала. Но момент не подворачивался, нам что ни день придумывали новую работу. То мы перекапывали какие-то электрические столбики на периметре, то охраняли неизвестно от кого переходы между секторами.
Между тем “Крысолов” пополнялся новобранцами — такими же пугливыми и на все согласными солдатиками, каким был недавно и я. С особым интересом я отнесся к четырем весьма бледным и худосочным парням, которые всегда щурились, будто дневной свет резал им глаза. Этих бедолаг доставил телепорт
— вытащил из-подо льда, как и меня в свое время.
Однажды утром нас, как обычно, выстроили перед дверями. В “Крысолове” было уже около Двух десятков бойцов — почти полный комплект. Я с неудовольствием думал о том дне, когда нас признают боеготовным подразделением и вернут к привычной работе на болотах и дальних постах. Однако сегодня нас ждало нечто иное.
Каждому выдали непривычный инструмент — метровую палку с толстой резиновой рукоятью и выходящим из нее мощным кабелем. К палке прилагалась уже знакомая мне электрическая батарея. Наш командир Отон-Лид долго и терпеливо показывал, как вставлять штекер в батарею и как затем регулировать мощность поворотами рукоятки. Потом предупредил — прежде чем пробовать, отойдите друг от друга подальше. Зацепишь контактами товарища, и товарищ улетит метров на десять.
