Гоар Маркосян-Каспер - Забудь о прошлом
Коттедж, естественно, продолжал пустовать, даже свернутые матрацы, которые они в свое время снесли из соседних домов, лежали так же, как их оставили перед отлетом. Дан постоял посреди комнаты, ему вспомнилось, как он стерег Миут, сжавшуюся в комочек на кровати в соседней спальне. Поэт походил, потом сел на стул у пустого стола.
— Удивительно, — сказал он немного спустя. — Дан, Маран ничего тебе не говорил по поводу… Это окно! Странная форма…
— Эллипс.
— Да. Точно такое было в доме Мастера, в той комнате, где умерла Сита. Точно такое. Наверняка единственное в Бакне. Да и в целом… Такие же голые стены, и цвет тот же. Она задыхалась, и из комнаты вынесли все, на чем могла собраться пыль — книги, занавески, лишнюю мебель. Остались стол и стулья, совсем как здесь, только стол был накрыт клеенкой, светло-зеленой клеенкой. Я помню каждое чернильное пятно на ней, ведь там вечно лежали наши рукописи, и Мастер без устали, сотни раз, объяснял и объяснял. Когда он волновался, он слишком глубоко макал ручку в чернильницу, тогда еще были чернильницы, и чернила капали на клеенку… А особенно мне напомнила тот день кровать. Пришли какие-то женщины, Ситу вынесли, чтобы приготовить к погребению, а матрацы свернули… вот как сейчас. — Поэт закрыл глаза. — Мастер сидел тут, где сижу я, положив руки на стол и глядя в стену, а Маран рядом с ним, на втором стуле. Я же стоял там, где стоишь ты, и смотрел в ту же сторону, на дверь, через которую унесли Ситу. Все молчали, а потом Мастер сказал дрогнувшим голосом: «Моей бедной девочке даже не довелось познать мужчину». И я посмотрел на Марана, Маран на меня, потом он показал глазами на Мастера, что означало: «Расскажи ему».
За три дня до того, накануне этого последнего приступа, мы, я и Сита… Ну понимаешь… Я, конечно, все выболтал Марану, тогда я еще не знал, что мужчине о таких делах болтать не положено, да и какой я был мужчина — мальчишка, восемнадцать лет, она была моей первой женщиной, и я ему сказал… Собственно говоря, от него я вообще никогда ничего не скрывал, ни тогда, ни позднее… А точнее, мы друг от друга… Но рассказать Мастеру я, естественно, не мог, и в ужасе стал делать Марану знаки, мне пришла в голову совершенно бредовая мысль, что он меня выдаст. Мастер заметил, что я дергаюсь, и спросил: «Что с тобой?» Я чуть не потерял сознание от смущения, но, к счастью, в окно постучали, пришел…
Раздался тихий стук в окно, и Поэт вскочил, как ужаленный. Дан повернулся к окну, ничего не увидел и кинулся на улицу.
В десяти шагах от коттеджа, на лужайке, стоял палевианин. В обычной одежде, без всяких повязок. Он не стал дожидаться, пока Дан подойдет к нему, повернулся спиной и побрел прочь, лениво, неспешно, а пройдя несколько метров, оглянулся через плечо, словно приглашая Дана следовать за собой. Дан и нагнавший его Поэт прошли за палевианином до одного из ближних коттеджей. Палевианин стукнул в окно, через минуту на пороге появились еще двое, вся тройка передислоцировалась вглубь сада и остановилась в ожидании под ветвистым деревом. Дан понял, почему они выбрали этот пункт, от улицы их отделяло несколько кустов, а дерево прикрывало сверху. Своеобразное потайное местечко.
— Ты жил там, — сказал первый палевианин, ткнув сначала Дана пальцем в грудь, а затем указав в сторону бывшего лагеря землян. — Голоса. Пожалуйста, еще голоса.
Он сделал руками странное волнообразное движение и выжидательно посмотрел на Дана. Тот молчал, пытаясь понять, чего от него хотят.
— Музыка, — сообразил вместо него Поэт. — Они просят еще музыки. — Он повернулся к палевианам и напел одну мелодию, вторую, третью. Те взволнованно закивали. — Эти парни, видимо, из твоей аудитории.
Дан подумал.
— Голоса это можно, — сказал он. — Но здесь у меня нет голосов. Они там, — он показал рукой в сторону пустыря, до которого было не так уж далеко. — На корабле. Пойдемте туда.
Женщина — Дан уже понял, что одна из троих женщина, отшатнулась и замахала руками, но первый палевианин остановил ее.
— Мы придем после, — сказал он. — Когда будет темно. Не видно. — Он прикрыл глаза руками и повторил: — Темно.
— Хорошо, — согласился Дан. — Когда будет темно.
И палевиане торопливо ускользнули в коттедж.
— Интересная штука, — сказал Поэт, глядя им вслед. — Знаешь, какое чувство они испытывали?
— Страх, — буркнул Дан.
— Верно. Но это лишь деталь. Компонент.
— То есть?
— Главное в их эмоциональном состоянии — душевный покой. Довольство. И на его фоне — страх. Страх лишиться этого довольства и покоя. Ну и плюс желание… наверно, это касается музыки…
— Откуда ты знаешь?.. Погоди, погоди… Маран ведь говорил мне… Ну и болван же я! Совершенно вылетело из головы! Эмпатия! Но по его словам, ты воспринимаешь только очень сильные чувства.
— Да.
— Неужели у этих вялых существ такие интенсивные эмоции?
Поэт развел руками.
— Не знаю. Во всяком случае, я их улавливаю.
Дан задумался.
— Это может пригодиться, — сказал он наконец. — Пошли домой.
«Стройплощадка» пустовала, Дан удивился было, но вспомнил, что «работы» приостановлены до завершения переговоров. Орбитолет тоже словно вымер, только в пультовой сидел перед экраном дежурный.
Патрик лежал в каюте на диване, увидев Дана с Поэтом, он сел и спросил:
— Нагулялись?
— Где шеф? — осведомился Дан.
— У себя. Если у тебя нет серьезного дела, лучше не суйся. Он зол, как… Как сто тысяч чертей.
— На меня? — удивился Дан.
— На себя!
— Почему?
— Ну как! Провалил переговоры…
— Ну уж и провалил. По-моему, они были вполне успешными. Никто не мог бы добиться большего.
Патрик демонстративно огляделся.
— А где Маран? — спросил он. — Что-то я его не вижу. Где вы его спрятали?
— Ты что, с ума сошел?
— Переговоры, Дан, можно было бы считать успешными, если б Маран сидел сейчас здесь.
— Экие вы максималисты, — проворчал Дан.
— Мы в той ситуации, когда минимализму не место и не время.
— Все равно я пойду к шефу.
— Что-то существенное? Пошли тогда все.
Железный Тигран выслушал отчет Дана и с досадой сказал:
— Какие мы все бестолковые! Вы, я… — и потом Поэту, — завтра пойдешь со мной… Душевный покой, говоришь? Чует мое сердце, придется нам пересмотреть всю нашу концепцию. Ладно, идите. А музыку, Даниель, ты им раздобудь. Поищи здесь, если найдешь у кого-то личный плейер, конфискуй безжалостно. От моего имени. Не найдешь, свяжись с астролетом, пусть пришлют. Все, уходите!
Плейер Дан нашел у связиста, конфисковывать не понадобилось, тот с готовностью предложил крошечный аппаратик и кристаллы к нему сам, и Дан без зазрения совести забрал у него всю фонотеку.
— Душевный покой, говорите, — бормотал он, перебирая кристаллы, потом заложил в плейер Баха и спрятал прибор в карман.
Обедать никто не пожелал, и Дан поел в одиночестве, удивляясь собственному аппетиту, затем в порядке любезности отнес шефу в каюту очередной термос с кофе — Тигран неподвижно сидел в кресле, даже свет у него был притушен. Вернувшись к себе, Дан обнаружил, что Патрик лежит на диване, закрыв глаза, и даже Поэт о чем-то сосредоточенно думал. Мыслители. Школа киников. Дан махнул на них рукой и пошел наружу. Смеркалось. Он машинально посмотрел на часы, отметил, что прошло уже сорок два, больше половины, и стал бродить по площадке. Какое-то время он старался «пересмотреть концепцию», но ничего не выходило, голова не работала, и тогда он стал думать, что их попытка спасти Марана может и вовсе стоить тому жизни… Хотя до этого, наверно, не дойдет, если ничего не удастся сделать, шеф, скорее всего, решит улететь до того, как трое суток истекут, и в этом случае… В этом случае… Дан не смог заставить себя додумать фразу, перескочил через ее окончание и попытался вообразить будущее, в котором… Нет, невозможно!.. Он напомнил себе, что всего лишь несколько лет назад он никакого Марана не знал и жил себе спокойно, никогда ему не казалось, что его жизнь пуста. Но теперь он никак не мог представить, чем и как займется без Марана. Вот его пошлют на Перицену, он приедет в Лах, пойдет к Лахицину, и кехс, конечно, первым делом спросит про Марана. И он, Дан, скажет… Нет, лучше не надо. Но что тогда? Бакния? Одна мысль о том, что он бросит тут Марана и ступит на землю Бакнии, выглядела кощунством. Еще один вариант: вообще уйти из Разведки, вернуться к своей профессии астрофизика и тихо сидеть на базе, любуясь пульсарами и квазарами… Немыслимо!.. Он опустился на какой-то забытый брус и включил плейер.
Еще не вполне стемнело, когда из орбитолета вышел Поэт и молча сел рядом. Впрочем, мрак сгустился быстро, ночь выпала безлунная, и вскоре в непроглядной темноте слабо светились лишь окна отдаленных коттеджей, да в открытый люк орбитолета падали отсветы из коридора.
