Карел Чапек - Война с саламандрами (сборник)
Продолжим. Известно ли британскому лорду адмиралтейства, что Германия лихорадочно сооружает транспортные суда, каждое из которых сможет брать на борт одновременно целую бригаду военных саламандр? Известно ли ему о строительстве сотен и сотен малых подводных лодок с радиусом действия от трех до пяти тысяч километров, экипаж которых будет состоять исключительно из балтийских саламандр? Известно ли ему, что Германия в разных частях океана сооружает гигантские подводные резервуары для горючего? Итак, спросим еще раз: может ли британский подданный быть уверенным в том, что его великая страна действительно хорошо готова к любым неожиданностям?
Нетрудно себе представить, – продолжал маркиз де Сад, – какую важную роль в будущей войне будут играть саламандры, вооруженные подводными „бертами“, минометами и торпедами для блокады побережий; и, клянусь всем святым, впервые в мировой истории островному положению Англии никто не будет завидовать. Однако продолжим наши вопросы: известно ли британскому адмиралтейству также о том, что балтийские саламандры снабжены инструментом, который сейчас они используют, в общем-то, в мирных целях, а именно пневматическим сверлом? Это сверхсовременное сверло в течение часа врезается на глубину десяти метров и в самый твердый шведский гранит, а в английский известняк – на глубину от пятидесяти до шестидесяти метров (это доказали пробные буровые работы, которые немецкая техническая разведка секретно провела ночью 11, 12 и 13 числа прошлого месяца на побережье Англии между Хайтом и Фолкстоном, то есть прямо под носом у дуврской крепости). Мы рекомендуем своим друзьям на островах, чтобы они сами подсчитали, за сколько недель графство Кент или Эссекс могут быть просверлены под водой так, чтобы превратиться в подобие куска сыра. До сих пор житель Британских островов с тревогой смотрел на небо – единственное место, откуда, как он считал, могла грозить опасность его цветущим городам, его Банку Англии и мирным коттеджам, столь уютно обвитым вечнозеленым плющом. Теперь же ему следовало бы приложить ухо к земле, на которой играют его дети: не услышит ли он под ней уже сегодня или завтра, как скрипит, шаг за шагом все глубже вгрызаясь в нее, неустанный и страшный бурав саламандрового сверла, прорубающего дорогу для невиданных доселе взрывчатых веществ? Нет, не война в воздухе, война под водой и под землей – вот последнее слово нашего века. Мы слышали горделивые слова с капитанского мостика надменного Альбиона; да, сейчас это мощный ковчег, который вздымается на волнах и властвует над ними; однако однажды эти волны могут сомкнуться над судном, разбитым и идущим ко дну. Не лучше ли заблаговременно начать бороться с этой опасностью? Спустя три года уже будет слишком поздно!»
Это предостережение блестящего французского публициста вызвало в Англии необычайное возбуждение; несмотря на все уверения властей, люди в разных частях Англии слышали подземный скрип саламандровых сверл. Немецкие официальные круги, конечно, решительно отвергли и опровергли все сказанное в вышеприведенной статье, назвав ее от начала и до конца злобной клеветой и вражеской пропагандой; при этом, однако, на Балтийском море шли большие комбинированные маневры германского военного флота, сухопутных сил и военных саламандр. В ходе этих маневров саперные роты саламандр на глазах у зарубежных военных атташе взорвали предварительно просверленный снизу участок песчаных дюн вблизи Рюгенвальде площадью в шесть квадратных километров. Говорят, это было потрясающее зрелище: земля, «словно ломающаяся льдина», приподнялась с грозным гулом – и превратилась в огромную стену из дыма, песка и камней; сделалось темно, почти как ночью, поднятый взрывом песок сыпался на землю в радиусе почти ста километров, и даже – спустя несколько дней – в виде песчаного дождя выпал над Варшавой. В атмосфере после этого великолепного взрыва осталось столько свободно парящего мелкого песка и пыли, что до самого конца того года закаты солнца по всей Европе были необычайно красивыми, кроваво-красными и огненными, какими не бывали никогда раньше.
Море, которое залило взорванный участок побережья, было названо морем Шейхцера и сделалось местом бесчисленных школьных экскурсий и походов немецкого юношества, которое пело популярный гимн саламандр:
1 Таких успехов достигают лишь немецкие саламандры (нем.).
Глава 5
Вольф Мейнерт пишет свой труд
Возможно, именно вышеупомянутые прекрасные и трагические закаты вдохновили философа-отшельника из Кёнигсберга Вольфа Мейнерта на создание монументального труда «Untergang der Menschheit»[46]. Мы и сейчас видим его перед глазами как живого – бредущего по берегу моря, с непокрытой головой, в развевающемся плаще, и глядящего восторженными глазами на лавину огня и крови, заливающую больше половины небосвода. «Да, – шепчет он в благоговении, – да, пора уже писать послесловие к истории человеческого рода!» И он написал его.
«На сцене – пятый акт трагедии человечества, – так начал свой труд Вольф Мейнерт. – Не будем обманываться его лихорадочной предприимчивостью и технической вооруженностью; это лишь предсмертный румянец на лице организма, уже отмеченного печатью гибели. Никогда еще человечество не переживало столь благоприятной конъюнктуры для его существования; однако же – покажите мне хоть одного человека, который был бы счастлив, хоть один класс, который был бы доволен своим положением, или нацию, которая не ощущала бы угрозы для себя. Мы окружены всеми дарами цивилизации, поистине крезовым богатством духовных и материальных ценностей, – однако нас все больше и больше охватывает неотвратимое чувство неуверенности, беспокойства и надвигающейся беды». Немилосердно исследовал Вольф Мейнерт душевное состояние современного мира, с присущей ему смесью страха и ненависти, недоверия и гигантомании, цинизма и робости, после чего поставил короткий диагноз: отчаяние. Типичные признаки конца. Моральная агония.
Но вот в чем вопрос: способен ли вообще человек сейчас быть счастливым? И был ли он на это способен в прошлом? Человек – безусловно, как и любое живое существо; а вот человечество – нет, никогда. Несчастье человека состоит в том, что он был вынужден превратиться в человечество, а может быть, в том, что стал им слишком поздно – когда людской род был уже непоправимо разделен на нации, расы, религии, сословия и классы, на богатых и бедных, образованных и необразованных, эксплуататоров и эксплуатируемых. Попробуйте-ка согнать в одно стадо лошадей, волков, овец и кошек, лисиц и оленей, медведей и коз, заприте их в одном загоне и заставьте жить этим неестественным коллективом, назвав его Общественным Порядком, и соблюдать общие для всех правила жизни. Все, чего вы добьетесь, – несчастного, недовольного и фатально разобщенного стада, в котором ни одна божья тварь не будет чувствовать себя на своем месте. А ведь это – точный портрет огромного, разнородного стада, которое называют человечеством и которое безнадежно. Нации, сословия, классы не могут вечно жить вместе, не притесняя друг друга и не мешая друг другу существовать, вплоть до полной невыносимости; они могут жить или в вечной изоляции друг от друга – но это было возможно только до тех пор, пока наш мир не стал слишком мал для этого, – или же в борьбе друг с другом не на жизнь, а на смерть. Для биологических человеческих групп, таких как раса, нация или класс, существует единственный путь для достижения однородного, ничем не нарушаемого счастья: расчистить пространство исключительно для себя и истребить всех остальных. Но именно это человечество вовремя и не успело сделать. А сегодня уже поздно. Мы уже обзавелись слишком большим количеством доктрин и обязательств, которыми оберегаем «других», вместо того чтобы избавиться от них. Мы придумали нравственный закон, права человека, договоры, законы, равенство, братство, гуманность и т. д. и т. п., – короче говоря, мы придумали «человечество», которое якобы объединяет нас и «других» в некоем воображаемом «высшем единстве». Какая роковая ошибка! Мы поставили этот «нравственный закон» выше законов биологии. Мы нарушили главную существующую в природе предпосылку для существования всякой общности: только однородное общество может быть счастливым! Это вполне достижимое благо мы принесли в жертву великой, но неосуществимой мечте: создать единое человечество и установить единый порядок для всех людей, наций, классов и уровней. Это была благородная глупость. В некотором смысле это была единственная заслуживавшая уважения попытка человека подняться выше себя самого. И теперь род людской расплачивается за этот свой безграничный идеализм распадом, остановить который невозможно.
Процесс, посредством которого человек пытается каким-то образом сотворить из самого себя человечество, так же стар, как и сама цивилизация, как первые законы и первые общины; если же в итоге, после стольких тысячелетий, результатом этого процесса стало лишь то, что пропасти между расами, нациями, классами и различными мировоззрениями стали такими широкими и бездонными, как мы это наблюдаем сегодня, то не стоит закрывать глаза и надо наконец честно признать, что злополучная историческая попытка создать из всех людей некое человечество потерпела окончательный и трагический крах. Мы, в конце концов, уже начинаем это осознавать: отсюда и все попытки и планы объединить человеческое общество на другой основе, так, чтобы радикально освободить место только для одной нации, одного класса или религии. Кто, однако, может быть уверенным в том, что бациллы неизлечимой болезни дифференцирования не проникли в наш организм слишком глубоко? Рано или поздно любое якобы однородное единство неизбежно распадется снова, превратившись в бесформенный клубок разнообразных групп по интересам, партий, сословий и так далее, которые будут или подавлять друг друга, или страдать от своего «мирного» сосуществования. Выхода нет. Мы движемся по заколдованному кругу; однако развитие не может вечно кружиться на одном месте. Поэтому сама природа позаботилась о том, чтобы создать на свете место для саламандр.
