Марина Дяченко - Пандем
Отец Георгий задумался. Опустил глаза, сосредоточился; беззвучно зашептал, обращаясь к Богу, Ким расслышал только «помилуй» и «соблазн»…
– Оно… он… Ким, а вам не приходило в голову – если Пандем человек… Так новый человек, всемирный… Тогда может быть не только «он», но и «она»… Он мужчина в той же степени, что и женщина… психологически, я имею в виду. Если… Простите, я сейчас слишком волнуюсь, могу сболтнуть лишнее…
– Н-нет, – выговорил Ким. – Продолжайте. Пожалуйста.
Шестнадцатый год Пандема
Пролог
Питер закончил вторую школьную ступень на полгода раньше основной группы; к тому времени у него было чёткое представление о том, кем он хочет быть (морским экологом) и чего на избранном пути желает достичь (вычистить от остатков токсичной дряни те впадины морского дна, куда предшественники-экологи ещё не добрались). Идея большого «выпускного» путешествия принадлежала не Питеру даже – Пандему; зато Питер сам выбрал маршрут. Ему хотелось социальной экзотики.
Он прекрасно знал, что вовсе не все люди на Земле живут так, как его друзья, родственники и те будущие коллеги, с которыми он каждый день общается по сети. Ему хотелось увидеть не столько экзотические экосистемы (плавали, видели, знаем), сколько экзотическое общество; по наивности своей он думал, что так называемые традиционные общины доживают последние годы, потому что люди ведь по сути своей одинаковы, и значит, с Пандемовой помощью установят вскоре по всей Земле одинаковый, удобный для жизни уклад…
Город, куда Питер прибыл на маленьком туристическом новолёте, казался призрачным не только из-за странной архитектуры, не только из-за изумрудных вьющихся растений, заполонивших все улицы (гибрид лианы и фикуса?), не только из-за неестественно-синего неба и сахарного цвета мостовой; сверху палило солнце, а в городе работал климат-контроль, и потому воздух дрожал. Из марева вырастали шпили, акварельно-размытые у основания, с вершинами, будто нарисованными тушью. Питер был полон благоговения и слегка растерян.
Пандем очень подробно объяснил ему, как себя следует вести, что надо делать и чего не следует делать ни в коем случае. В прохладной комнатке, похожей на ячейку пчелиных сот, Питер скинул комбинезон и переоделся в местное; вскоре оказалось, что город ведёт себя так, будто никаких туристов нет и в помине. Питер ожидал базара с яркими коврами, с оружием, со старинной посудой; Питер ожидал развлечений и этнографических зрелищ, верблюдов, коз, открытого огня под открытым небом, музыкальных инструментов, боёв и плясок; ничего подобного. Странные растения вились по резным столбам, по ступеням и стенам. Красные и белые язычки цветов сворачивались в трубочку, когда на них налипала присевшая было муха. Наблюдая за цветочной охотой, Питер понял, почему в городе так мало надоедливых насекомых.
Весь день Питер бродил один, слушая нескучные лекции Пандема по истории и этнографии, местные страшилки и анекдоты. К вечеру он значительно поумнел, а народу на улицах стало побольше; в основном это были мужчины в чёрных и цветных одеяниях, увешанные золотыми и серебряными знаками различия, и Питер ни за что не разобрался бы в родовой, клановой, цеховой принадлежности каждого, если бы не Пандем.
Женщины не ходили поодиночке – только группами; впервые увидев такую группу, Питер едва удержался, чтобы не разинуть рот.
«Пан, они в масках?!»
«Можно сказать и так…»
Одинаковые лица женщин были похожи на белые лубки с прорезями для глаз. Они шли, сбившись в плотную стайку. Питеру сделалось страшно.
«Пан… Почему они молчат?»
«Они болтают, не умолкая. Через меня».
«Почему они не поворачивают голову?..»
«У них микрокамеры установлены на лбу, висках и на затылке… Круговой обзор».
– А зачем… – сказал Питер вслух и тут же прикусил язык.
Стемнело. Марево над землёй рассеялось; теперь город казался реальным, а шпили, подсвеченные зеленоватым светом, наоборот, призрачными. Расположение домов и улиц неуловимым образом изменилось; на каждом шагу ждали распахнутые двери, за которыми галдели и смеялись, и непривычно пахло, и мерцали огни…
Протрубил, будто хриплый слон, музыкальный инструмент. В небе над огромной площадью зажёгся огромный экран; строчки и строчки, графики, имена – Питер и без Пандема понял, что перед ним колоссальный рейтинговый список. На площади варилась, как в котле, толпа – она не была единой, она дробилась на группки и островки, и каждый, похоже, находил того, кого искал – благодаря Пандему…
– Это соревнование? – спросил Питер вслух, не боясь быть услышанным в таком гаме.
«Ты хотел бы?.. В дверь направо – можно выбрать поединок на холодном оружии или просто драку. Два квартала вперёд, налево – соревнование в остроумии. А ещё есть измерение силы воли – кто дольше выдержит боль… Или кто дольше других сумеет не думать об обезьяне», – Питеру показалось, что Пандем удерживает смешок.
– А где эти… женщины?
«Войди в сеть…».
В маленькой комнате, похожей на ячейку пчелиных сот, Питер вытащил из ниши в стене маленький местный компьютер. Войти в местную сеть без помощи Пандема он не стал бы и пытаться; доступ был зашифрован, засекречен (от кого?!), затруднён…
«Давай-давай. Не ленись.»
…Ощущение было такое, будто сдёрнули с глаз пыльную занавеску. Будто чёрно-белый экранчик вдруг сделался цветным; Питер смотрел и слушал, разинув рот.
Они выходили все под одинаковым ником – «Гюрза»…
Они были такие разные! Яркие, весёлые, остроумные, они играли на органах и на домрах, танцевали на виртуальных барабанах, пели, рисовали, сочиняли стихи на многих языках, Пандем синхронно переводил – но главное, подсказывал Питеру, как себя вести и удерживал от того, чтобы сказать глупость.
– Пан! Я не хочу уходить!
«У тебя есть ещё время».
– А можно мне приходить сюда прямо из дома? Или из школы? Потом?
«Хочешь хороший совет?»
– Пан…
«Чувство меры – замечательная вещь. Подружись с ними – и расстанься прежде, чем поймёшь, до какой же степени вы разные…»
Глава пятнадцатая
Виталий Кимович Каманин, пятнадцати с небольшим лет, вышел из дома на рассвете, никем, кроме Пандема, не замеченный.
Нельзя сказать, чтобы он поссорился с родителями. Нельзя сказать, чтобы ему надоел брат. Ему просто захотелось одиночества, дороги, кого-нибудь встретить, познакомиться с кем-нибудь новым, или никого не встречать, а идти по обочине и смотреть, как вокруг меняется мир.
Позавчера Витальку срезали на отборочных в пилотскую школу. Никакой неожиданности: Пандем предупреждал, что он плохо подготовлен. В совокупности Виталька недобрал тридцать процентов – и по физике, и по физкультуре, и по психологической устойчивости; шестеро его одноклассников прошли, а Виталька – и ещё десять человек – остались за бортом.
Виталька проехал до городской черты на «червяке», который его мама иногда неправильно называла «электричкой». На полустанке было тихо, чисто и почти безлюдно; Виталька сошёл с перрона и побрёл под автострадой – по тропинке узкой, как лезвие, обрамлённой высокими ромашками и приземистыми листьями подорожника. Он шёл, слушая собственные шаги и ни о чём не думая.
Над головой проносились будто порывы ветра – автострада не спала ни днём, ни ночью, ни утром; отец рассказывал, что раньше машины были тяжёлые и вонючие. Когда-то Виталька видел такую машину у кого-то из старых соседей…
– Почему кто-то может, а кто-то нет? Мы что, не равноправные?
«Не равноправные. Они ведь не умеют рисовать как ты».
– А если я не хочу рисовать? Кто это определяет – кому чем заниматься? Кому летать, а кому сидеть носом в коленки?
«Природа».
– Ну не надо, Пан! Ну не надо! Какая-такая природа? Если ты видишь, что человек чуть-чуть на тест не дотягивает – почему ты не выправишь ему, например, вестибулярный аппарат? Чтобы стал как надо?
«У разных людей разные вестибулярные аппараты».
– Почему? Что от тебя отвалилось бы, если бы я сдал тест?
«От меня бы ничего не отвалилось. От тебя бы отвалилось, и очень сильно».
– Что?
«Воля. Способность к соревнованию».
– Ладно… Есть человек, который выбрал себе работу. И работу, которая тебе, между прочим, нужна! Почему этого человека надо ссадить с трапа? Ты же знаешь, я бы выучился!
«Ладно так ладно. Ты предлагаешь, чтобы я подкрутил винтики в твоей голове, сделав из тебя первоклассного пилота, в перспективе космонавта… А если я подкручу другие винтики? Чтобы ты захотел быть иллюстратором детских книг? Так и так ты будешь счастлив. Во втором случае – гораздо счастливее, потому что природу никто не отменял».
Солнце поднималось выше. Виталька шёл и шёл; справа и слева был уже лес, настоящий, не городской, и на опушке паслись, мирно опустив морды в зелень, пятнистые коровы, которых никто никогда не зарежет.
