Павел Виноградов - Жестокий маскарад (сборник)
Большое здание библиотеки с тихим достоинством разваливалось перед вырубленным сквером. Я лет сто не бывал в подобных заведениях, и вряд ли буду ещё сто. Но запах старых книг напомнил мне детство. И тут было прохладно.
Я ввалился на абонемент, не совсем твёрдо представляя, кого буду спрашивать.
Передо мной шепелявый небритый хмырь в треснувших очках пытался что-то объяснить библиотекарше. Просто идеальной библиотекарше, как их представляют в народе: серенькой, в затрапезной блузке, квадратных очках и полуседым пучком на голове. А читатель как будто приплёлся из прошлого: легче всего его было представить стоящим в летний зной в очереди за квасом или бредущего с грязным рюкзаком за картошкой на колхозный рынок. В стране, которой уже давно нет.
— Мне книжечку… такую… — канючил он.
— Какую? — судя по всему, уже не первый раз устало вопрошала библиотекарша.
Я подумал, что теперь сюда только такие клиенты и ходят, и что сотрудникам сего заведения каждого убогого надо беречь и холить.
— Такую… Чёрненькую.
— Как называется?
— Не знаю… Чёрненькая книжечка, про смерть. Её ещё в прошлый раз ваша сотрудница читала.
— Какая сотрудница?
— Да такая, вся в чёрном и с косой…
Я чуть на пол не сел, удержавшись за стеллаж и беззвучно хохоча. Библиотекарша сидела, потому только опустила вмиг побагровевшую от сдерживаемого смеха физиономию.
И тут вошла она.
Я сразу понял, что это та самая — чёрная и с косой. Коса, что говорить, была роскошная — толстая, чёрная и длиной ниже задницы. Но какая была задница! Я в жизни таких задниц не видел — форма, размеры, грация, с которой она ею вращала!.. Совершенная, идеальная задница!
Ноги, сиськи и всё прочее были на том же уровне, благо, что «всё чёрное» заключалось в маленьком платье от сосков до нижней границы трусиков. Если они на ней были. В чём я сомневался.
Мрачно взглянув на хмыря чёрными глазищами, она протянула ему искомую книжку.
— Борис Акунишвили, «Творцы и суицид», — прокомментировала она.
Судя по всему, хмыря больше интересовала сотрудница, чем зачем-то налагающие на себя руки творцы. Глазки его залоснились, очки запотели, судя по всему, он возносил молитвы, чтобы книгу оформляли как можно дольше.
Если это не акакиева тёлка, то я Филипп Киркоров!
— Простите, девушка, можно с вами поговорить? — встрял я, показывая красную корочку ОППППС.
Он поглядела на меня ещё более мрачно, чем на хмыря.
— В чём дело?
Какой сексуальный голос!
— Жалоба от читателя.
Она пожала плечами.
— Что за хрень?
Хорошенькие словечки для библиотекарши! Впрочем, от жизни я отстал прочно, может, сейчас это нормально. Тем более что её коллега нисколько не была шокирована.
— Где мы можем поговорить? — настойчиво гнул я.
— Ну, пошли.
Она мотнула головой, и я поплёлся за ней по скрипучей лестнице наверх. В небольшом зелёном зале с репродукциями старых картин мы сели за длинным столом друг напротив друга.
— Какой это мудак на нас жалуется? — сразу взяла она быка за рога. — Он хоть знает, что с ним за это будет? И какое до этого дело городским козлам?
— Цыпа, — я тоже решил отбросить политес и резко подался к ней, — не вешай мне лапшу, ладно? Ты ведь сама городская, если я правильно понимаю жизнь, а я её понимаю.
Ого! Прямо в лоб мне приветливо глянул чёрный глазок пистолета. Когда она его успела вытащить? И, главное, откуда?..
— Руки вверх!
Голос её был лишён эмоций и поэтому страшен. Действительно, «чёрная и с косой».
— Не могу, — улыбнулся я ей всеми своими недавно вставленными зубами. Кажется, это её слегка проняло.
— Почему?
Однако она не собиралась опускать свою маленькую смертельную игрушку.
— Потому что моя «беретта» сейчас под столом глядит тебе прямо в… ну, чуть повыше того места, куда мне хотелось бы поместить вовсе не пулю.
Хм, какая возбуждающая ситуация… Я смотрел на неё, как кот на жирного голубя и ощущал тесноту в брюках.
Умничка, она сразу поняла расклад и спокойно опустила пушку на стол. «Беретта» вновь скользнула мне за пояс. Но в брюках свободнее не стало.
Девица взглянула на меня свысока, но в глазах её на мгновение — нет, я не ошибся — мелькнуло что-то вроде интереса.
— Что тебе надо на самом деле? — произнесли эти кровавые губки, которым я уже в мечтах своих нашёл множество сладостных применений, — Твоя ксива — липа. Ты мент?
— Ксива не липа, но работаю я сейчас частным детективом, — голос мой был хрипловат, и не удивительно, — Мне нужно всё, что ты знаешь об Акакии Габрелидзе.
На лице её ничего не дрогнуло, но глаза указали мне на раму большой картины над шкафом, забитым книгами. На картине старинный чёлн со щитами на бортах плыл по реке. Интересно, её оригинал до сих пор в музее или уже того… изъят в пользу общества? Господи, как давно я не был в музее!
— Пошёл на х…
Деловитый голос прекрасной библиотекарши прервал начинающийся приступ ностальгии.
Однако… Вот это девка!
— Ладно, ухожу.
Положив на стол визитку, я встал.
— Могу я хотя бы узнать, как тебя зовут?
— Маруся.
Эмоций в её голосе не было по-прежнему. Зато они бурлили во мне.
Млять! Млять! Млять!
* * *Она пришла под вечер, когда я, многократно прокляв свою душную контору, почти управился с многочисленными делами, а уровень жидкости в дежурной бутылке значительно понизился.
Парило невыносимо. Небо опять хотело жидко опорожниться на этот город, но садистски медлило. Короткий решительный стук в дверь совпал с первым отдалённым пуком грома. Я только успел промычать разрешение, как она скользнула за порог.
Очень такая нуждается в чьём бы то ни было разрешении куда-то зайти!
Теперь на ней был лёгкий сарафанчик, открывавший ещё больше, чем давешнее платье, хотя казалось, что такое невозможно. Носик успела припудрить, но глаза лихорадочно блестели — от жары или ещё по какой причине.
Я показал ей на стул, но она проигнорировала его и с размаху уселась на кожаный диван. Я только охнул, пытаясь разглядеть, что там под подолом, но роскошные колени ехидно сдвинулись, оставив на обозрение только матовую белизну упругой кожи.
Я предложил ей на выбор воды из графина или водки, или водки с водой из графина — других напитков у меня не было. Она трижды кивнула. С графином, бутылкой, стаканом и стопкой я сделал к её дивану две ходки. Стоять над ней было чертовски томительно, но приятно. Она жадно выпила стакан воды, затем стопку водки и ещё полстакана воды.
Закурила. Я тоже.
— В библиотеке стоят «жучки», — сообщила она то, что я и так понял. — Зачем тебе Акакий?
— Он нанял меня ловить Дубровского. Хочу знать, что их связывает.
Я напустил на себя тупой вид, что, впрочем, было легко: вместо того, чтобы анализировать, откровенно пялился на её колени, которые она постаралась задрать повыше.
Она засмеялась и смеялась несколько минут, откинув головку, чтобы я имел возможность наладиться созерцанием конвульсий белоснежного горла. Я и насладился.
— Не ржала так с тех пор, как потеряла девственность, — сообщила она, отсмеявшись. — Значит, Дубровского поймать хочешь?
— Угу.
— Ню-ню…
Она закурила ещё и задумалась. Ироническая улыбка угасла, и лицо её сделалось довольно злым.
— Почему ты не спросишь у самого Акакия, раз уж он твой клиент? — выстрелила она следующий вопрос. Вполне резонный, надо признать.
Я пожал плечами.
— Если бы он хотел, сам бы сказал. Но он не сказал. А мне это нужно.
— Ты не сильно его любишь? — чёрные глаза обвиняюще глянули на меня на манер двустволки.
Я опять пожал плечами — дурак дураком.
— Не очень ему доверяю.
— Ты прав, — выпалила она. — Он тебя подставил.
Не великая сенсация. Но мне-то она почему это рассказывает?
— Ты же с ним…
— Что с ним? — мрачный взгляд чёрных глаз над муаровыми коленями — потрясающее впечатление. — Трахаюсь? Ага. Я под него легла, когда его чичи собирались входить на фирму моего папки. Он обещал папку не трогать. Но они всё равно вломились. Папка потерял всё, напился и снёс себе башку из ружья. Архангел пел, что, мол, партнёры давили, пришлось делать рейд. А мне по фигу — всё равно надо было пристраиваться, не с этим мудаком, так с другим.
На миг она как-то поскучнела — всё-таки, какие-то чувства в ней теплились. Я решил пока перевести стрелки на другое.
— На какой теме он сейчас сидит? Чёрный «эм энд эй», вроде, сдулся.
После договора в Городах всё было давно схвачено и поделено, а за Чертой никакой рейдерский захват был невозможен, если фирму крышевал Сходняк. А если не крышевал, то и фирмы такой не было.
— Посредник.
Всё понятно: несмотря на договор, жадность брала своё. Городские боссы хотели иметь с борделей и казино спальников, а паханы — от промышленности и нефтяных скважин, контролируемых правительством. Контакты поддерживали такие вот акакии. Скажем, в Городе открывался псевдоподпольный наркосалон, снабжаемый дурью из-за Черты, а пара паханов получала по толстому пакету акций какого-нибудь глинозёмного комбината. Самый простой вариант, конечно. А посредник имел процент с обеих сторон. При этом, конечно, его задница должна быть очень надёжно прикрыта на всех уровнях. Фигура, короче.
